Описание: Дерек знает, что Стилински влюблен в него, но Хейлу нравятся девушки. Конечно, он благодарен парню в красной худи за помощь, настоящему члену стаи, он его защищает, но не любит. И Стайлз это знает, каждый раз чувствуя вину за свою любовь к Хейлу.
Закат медленно пожирает остаток дня. Темно-синие тучи с пигментом вермильтона огромным клубом растекаются по небу подобно синяку, от которого тянутся фиолетовые вены - обрывки разорвано-дождевых облаков прошедшего дня. Вены разбегаются, сеткой-мозаикой застилая небо и пряча за собой проблески солнечных лучей. Ветер тянется по земле, подхватывая случайные сухие листья, унося за собой в неистовом желании присвоить пойманную добычу. Но силы оставляют его, и вскоре на землю опускается блаженная темнота, стирающая буйство красок, границы и предостережения, шорох и шепот. Только редкий сухой шелест листьев, приглушенный скрип вывески мотеля на краю города да сдавленный и далекий собачий лай оживляли мирно засыпающий Бикон-Хиллз.
Не спала только Луна, рассеивающая свет из-за тонких слоистых облаков, которые медленно тянулись в угоду прихоти жадного, но теплого вечернего ветра. Еще одна ночь - и она предстанет во всей красе на темном полотне бесконечно глубокого неба. Она оживит следующую ночь, пробудит Тьму в сердцах ее Детей и поглотит их ярость, жажду крови, опутав их сознание и выпустив на волю Животных.
Еще одна ночь - и Бикон-Хиллз пробудится от спокойного сна.
Дети Луны чувствовали это. Приближался «расцвет».
* * *
Дерек беспокойно озирается по сторонам, чувствуя незримую угрозу, что таит в себе ночь перед «расцветом» силы. Дети Луны, каждый из них, со страхом и благоговением ожидает каждый приход Луны. Хейл-младший не исключение. Кажется, по изгибам спины, по влажному отблеску напрягающихся под кожей мышц пробегает холод, заставляющий нервно передернуть плечами и еще раз глубоко вдохнуть, поймав взглядом новую точку, блеклую звезду на темном ночном небе Бикон-Хиллз. Запахи наполняют этот невзрачный с первого взгляда город, расцветая в ночи вместе с приходом Луны. Но сегодняшней ночью было что-то не так.
Альфа на несколько секунд закрывает глаза, только кожей чувствуя прикосновения света Луны, их Матери, через толщу стекол пустого неосвещенного лофта. Он медленно снимает влажную от пота майку через голову, отбрасывая ее куда-то в сторону. Свет струит по абрису его мышц, по следам шрамов, оставшихся на память после неравного боя с Альфами. Эти следы не затянулись до сих пор.
Дерек ждет полнолуния, расцвета Луны, чтобы она излечила его. Регенерация медленно исцеляла обезображенное сражением тело, но до сих пор не произошло полного выздоровления. Тянущая тупая боль еще раскатывалась по напряженным мышцам, напоминая о продолжающемся мучении. И не только физического.
В последние дни что-то изменилось.
Мир неумолимо двигался вперед, называя прогрессом даже повторное изобретение пресловутого колеса. Он вновь и вновь открывает заветный Ящик Пандоры, собственноручно создавая проблемы и незамедлительно их разрешая. Невротический круг из неадекватно выбранного средства достижения желаемого объекта, который в большинстве случаев был лишь внешней привлекательной картинкой, ото дня в день становился все крепче и прочнее.
Мир менялся. Менялись и люди.
Но в Бикон-Хиллз было слишком тихо.
Рано праздновать победу, ибо это валтасаров пир. Что-то приближалось. И Дерек чувствовал это.
Луна накрывает себя воздушными перистыми облаками, пряча свой свет в тени. Ее желто-красный лик, словно воспаленное око, недвижимо следило за тысячами шорохов, разлетающихся в ночи по Бикон-Хиллз. Луна предвещала боль и внушала страх, пробуждая внутри сердец Детей своих потаенное возбуждение и жадность, которая возвращала им их истинную проклятую сущность на одну ночь. Одну волшебную и пугающую ночь.
Дерек развернулся спиной к виду из окна лишенного света лофта. Его пальцы мелко подрагивали от таившегося внутри горького возбуждения, подавленного гортанного звериного рокота.
Приближается «расцвет». Что-то приближается…
* * *
Густая комкообразная жижа разрывает глотку и с влажным, бурлящим звуком выплескивается на тротуар. Он бредет вперед, еле переставляя ноги, цепляясь дрожащими, бессильными руками за кирпичные стены. Ногти царапают по кирпичу, бетону, ломаются от давления. В горле клокочет смесь рвоты и крови, которая потоками вырываются наружу. Ноги ведут его в темный закоулок, заставленный мешками с мусором и переполненными железными баками.
Горячая слюна скатывается по губам, смешиваясь с соленым привкусом слез и горечи желчи. Беззвучный крик коверкает черты совсем юного лица, превращая его в отвратительную маску боли и агонии. Внутри все горит, каждая клеточка, кажется, лопается, оставляя на своем месте зияющую кровоточащую рану. Его тело разбивает судорога, от которой оно беспомощно заваливается на влажную от неисправного конденсата стену с глухим стуком, сползает и падает на мешки с мусором, опрокидывая железный бак. Крысы с громким истошным визгом бросаются врассыпную, к открытому люку, сточной канаве, чтобы спастись.
Он лежит не в силах даже вскрикнуть: диафрагму сдавило настолько, что невозможно поднять рук. Тело не подчинялось. Оно лежало на мокрых мешках мусора, изрыгало изо рта темную густую жижу, пачкая одежду, кожу, пропитывая воздух затхлого закоулка, изъедая его тело изнутри. Рана на руке, она ныла и обжигающе пульсировала. Отупляющая боль возвращала его в сознание всякий раз, когда новый поток рвоты с кровью и слюной подкатывал к горлу. Он не мог даже вдохнуть – лишь иногда, когда он проваливался в забытье, тело на секунды расслаблялось, позволяя легким сделать вдох, расправиться грудной клетке.
Он чувствовал, как медленно умирал. Здесь, в этой грязи, в этом мусоре, захлебываясь собственной кровью и болью, раздирающей глотку. Смесь отвращения и жалости к себе подогревали мысль задержать дыхание навсегда, но новые и новые волны боли заставляли тело жить – по-настоящему жить, чувствуя каждую воспаленную, умирающую клетку его тела.
Взгляд расфокусирован, а зрачки расширены. В последние секунды вдох, кажется, выжирает дыру, открытую рану в легких, когда рассеянный затуманенный взор сталкивается с парой ярко-голубых глаз в темноте затхлого закоулка. Острый запах мочи, разлагающихся трупов крыс или мелких животных, тлеющего в теплоте и влажности переулка… Даже здесь, понимая, что земля давно ушла из-под его ног, а тело – из-под волевого контроля, влекомое лишь сознанием выживания, он чувствовал Его присутствие.
- …йлз? Стайлз? – Чья-то рука мягко ложится на плечо, и Стилински-младший крупно вздрагивает всем телом. – Я тебя разбудил, слава богу. Рад, что я тебя обнаружил первым, а то медсестры наверняка не церемонились бы… Тебе нельзя так много времени проводить здесь. Тебе нужно нормально спать и питаться. Когда ты вообще нормально ел?
Скотт слабо улыбается, похлопывая Стайлза по плечу. Стилински-младший потягивается, чувствуя боль в затекших плечах, медленно поднимает голову со сложенных на кровати отца рук.
- Похоже, я опять заснул, - сонно бормочет себе под нос Стайлз, пытаясь проморгаться и отереть глаза затекшими руками.
- Похоже на то, - подтверждает гипотезу МакКолл, доставая из рюкзака полупрозрачный пакет с чем-то съедобным в плотно закрытом контейнере. – Итак, когда ты ел в последний раз?
Стилински пожимает плечами, бурча себе под нос что-то невразумительное, сглатывая ком в горле, который мешал говорить. Скотт молча ставит пакет на стол и садится рядом со Стайлзом.
- Без изменений?
Стилински безмолвно кивает головой, глядя на мониторы.
- Врачи сказали, что все в порядке. Он скоро очнется. Это просто последствия травмы головы и операции. Они говорили что-то про волновую активность, но я не запомнил…
- И даже не прогуглил? – с горьким смешком спросил МакКолл, переглянувшись со Стайлзом.
Скотт долго молчит, просто глядя в окно палаты, выходящее на общий коридор отделения.
- Ты хорошо держишься.
Стайлз вновь безмолвно кивает и поджимает губы.
- Спасибо, Скотт.
Стилински мягко обнимает друга за плечи. МакКолл крепко хватается руками за спину такого слабого человека, чувствуя это бесконечное напряжение каждой клетки его тела. Они молча сидят, просто цепляясь друг за друга. Они не видели никого и ничего в эти минуты – просто жили в настоящем, упиваясь горечью друг друга.
Стайлз отпускает плечи Скотта, ослабляет хватку и молча разворачивается к мониторам отца.
- Я могу забрать его боль, - начинает МакКолл, вставая со своего стула, но вдруг Стилински резко перехватывает его руку и нечеловечески сильно сжимает запястье, тут же ослабляя захват. Скотт почувствовал, как в эту секунду его радужка едва не окрасилась алым, допустив трансформацию.
- Не нужно, – коротко заключает Стайлз, не глядя другу в глаза. – Ему не больно. Ему уже не больно.
МакКолл обеспокоенно кивает и садится на свое место, замирая и принюхиваясь к незнакомому аромату в комнате.
- Здесь кто-то был, – тихо начинает он. – Это Дерек?
Стилински молчит и, кажется, едва дышит.
Скотт не решается задавать вопросы дальше, но смутное беспокойство поселяется в его груди.
- Прости, что я чуть не …
- Ничего, - перебивает Стайлз. – Сегодня полнолуние.
МакКолл рассеянно кивает, и что-то в его голове встает на свои места.
- Ты прав, полнолуние. Стайлз, если тебе нужна моя помощь… Ты знаешь, что всегда можешь на меня положиться.
- Знаю, - со слабой улыбкой отвечает Стилински. – Обещаю спать и есть не только энергетические батончики из автомата больницы.
- Пообещай мне переночевать сегодня не у кровати отца, - тихо просит Скотт, плотно сжимая губы.
- Я не могу этого сделать.
МакКолл встает со своего места, переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда деть беспокойные руки, монотонно теребящие лямку рюкзака.
- Ты можешь остаться у нас. Мама будет рада, она может попросить дежурную медсестру передавать данные об изменениях показателей…
- Спасибо, Скотт, - сухо благодарит Стайлз, устало глядя в глаза друга. – Не нужно, правда. Я просто не могу, не могу уйти. Я сижу тут даже не сколько для отца, я сижу тут для себя…
Стилински давится словами, едва выговаривая их окончания от участившегося сбитого дыхания.
- Ты не поверишь, как легко можно увидеть себя в другом человеке. Скотт, сейчас в этой палате, на этой кровати, жертвой несчастного случая я вижу себя. Черты моего отца рассыпаются, и в его лице я вижу свое усталое бледное лицо с синяками под глазами и еще не до конца выцвевшими старыми кровоподтеками. Он справится. Мы справимся. Но я…
- Я тоже, - тихо шепчет МакКолл. – Я тоже вижу тебя. Я тоже вижу тебя, Стайлз.
Чей-то мир распадается на осколки, кто-то распадается сам. Кто-то спит ночью, укутавшись в теплое одеяло и одиночество, кто-то с открытыми глазами смотрит в сознательно одинокое будущее. Кто-то убивает болью, а кого-то боль воскрешает. Кто-то находит спасение в каждом, а чье-то спасение гибнет из-за решения одного.
И все-таки почему в этой постели я вижу себя? Почему я вижу себя погибающим, жертвой собственного выбора? А ни этого ли я всегда хотел? Может, не злая судьба меня загнала в тупик, а я сам?
Порой из осколков можно собрать что-то новое, пускай не такое целостное, но не менее прекрасное. Порой пустая постель может стать полем для размышления, а может и полем для любви. И боль не минует никого, кто ищет спасение не только в других, но и в себе.
Только после этого осознания собственные черты на месте другого человека начинают распадаться, а пелена слетает с глаз. И ты видишь, что ты всегда был собой, потому что на самом деле никогда не будешь на месте другого – у того, «другого», есть та сила, которую ты должен взрастить в себе. Не ошибись, не оступись, помни, что короткий путь может привести к неминуемому финалу гораздо быстрее, чем ты сможешь собрать себя по кусочкам.
Будь собой. Это единственное, что ты сейчас можешь.
Или ты навсегда потеряешь себя…
- Я потерялся, Скотт, - с бледной горькой улыбкой произносит Стилински. Его плечи мелко вздрагивают от накатывающей волны непонятных, пугающих чувств. – Я потерялся. Я уже не смогу вернуться назад.
* * *
Облака пеленой застилают небо, скрывая красавицу Луну и ее «расцвет» сегодняшней ночью. Стоит только ее свету упасть на землю, прикоснуться к своему жаждущему материнской любви Дитя, как она высвободит его таяющуюся внутри, проклятую страсть на одну ночь. Этой ночью сила Детей ее расцветет с новой силой.
Дерек прерывисто дышит, чувствуя, как сдавливает грудь от внутреннего, растущего с каждой секундой давления. Сегодня его тянет к родовому гнезду, сгоревшему особняку Хейлов, с новой силой. Остроты этому чувству придает томление гнетущего ожидания и необъяснимое волнение, смешанное с общим возбуждением. Сила переполняет человеческое тело, напрягает каждую мышцу до возможного предела человеческих возможностей. И он повинуется этому зову, приближаясь с все нарастающей скоростью к своему старому, но давно утраченному дому.
Уже в нескольких ярдах от знакомого поворота, где кончается асфальтная кладка дороги, Хейл чувствует острый запах присутствия чужака на его территории. Тень мелькает на расстоянии нескольких метров, не отставая следуя за Дереком от самого поворота. Хейл срезает путь у высохшего ручья и спрыгивает с насыпи на виляющую тропику, нападая на преследующую тень со спины, но ход предугадывают, и силуэт вовремя останавливается, разворачиваясь и уносясь в обратную сторону.
Дерека трясет от резкого выброса адреналина и ощущения собственной силы. Как же давно он себя не чувствовал настолько живым… Тело повинуется каждому желанию. Он ускоряет бег, предчувствуя «расцвет» Луны и сегодняшней ночи.
Тень опережает его и юркает в сгоревший дом Хейлов.
Дерек передергивает плечами и до хруста наклоняет голову назад, прикрыв глаза и втянув воздух.
- Доброй ночи, племянничек.
Хейл-младший открывает глаза и останавливается у ступенек крыльца, на котором стоит Питер, опираясь плечом на дряхлую обгорелую балку.
- Я ждал тебя гораздо раньше. Ты сегодня припозднился. Я уже отчаялся, что мой подарок для меня самого не будет сюрпризом и для тебя.
- Я не понимаю о чем ты.
- Как всегда прямолинейно, - с безумным оскалом ухмыляется Хейл-старший и отступает в сторону, пропуская Дерека к двери дома. – Проходи, чувствуй себя как дома. Это, конечно, не твой лофт, но атмосфера такая же угнетающая.
Дерек безмолвно проходит мимо дяди, но стоит ему только сделать пару шагов, как его прошибает холодный пот, а по спине пробегает дрожь.
- Питер, - нескрываемый гортанный рокот прорывается в голосе Хейла-младшего. – Что происходит? Кто здесь?
- Одну минуту, мой дорогой племянник. Всего одну минуту твоего драгоценного времени, и я тебе все объясню…
- Я понимаю, что Альфу злить грешно, но скоро все закончится. Скоро все закончится, мой дорогой Дерек, Законный Альфа…
Дерек переминается на месте, чувствуя, как перистые тучи на небе рассеиваются, как приближается лунный луч к земле и как незримо сейчас он прикоснется к истинной сущности своего Дитя… Радужка Питера окрашивается голубым, как только первый пучок лунного света касается земли. Хейл-младший низко зазывно и громогласно рокочет, оповещая Бикон-Хиллз о пробуждении Альфы. Питер отступает назад, но не скрывает акульей ухмылки, которая очерчивает его тонкие губы.
Два голоса, Альфы и Беты, сливаются в единый рокот, пробуждающий их сущности, но в последнюю секунду к ним примешивается истошный болезненный крик, лязг цепей и звук выламывающихся суставов.
Дерек чувствует, как тело наполняется энергией, чувствует мощь Альфы, но чутье его не подводит, как только хруст костей повторяется, а ему вторит беспомощный крик.
Он срывается с места и в считанные секунды пересекает коридор и спускается в подвал.
Толстые цепи, прикованные к стене, из-за своей длины и тяжести прибивают хрупкий силуэт к полу, глухо позвякивая при каждом резком движении, которое, кажется, ломает тело жертвы на грязном полу, залитом кровью и густой жижей. Тело безвольно висит в этом капкане, крупно вздрагивая и оглушая болезненным криком.
Инстинкты Альфы обострены настолько, что боль чужака отдается в собственных ранах. Клыки давят на губы, когти врезаются в ладони, а рык щекочет горло. Жертва, «чужак», прижимает холку к полу, пытаясь отползти назад, но судороги разбивают его тело.
- Питер…
Тяжело дыша зовет Дерек, но Хейл-старший стоит в стороне и наслаждается картиной, что разворачивается перед ним.
- Что это?
- Разве ты не видишь? – Хейл-старший едва не смеется, разминая спину до хруста. – Это мой подарок мне. И сюрприз для тебя. Зачем ты задаешь мне странные вопросы, ты ведь давно почувствовал кто это, верно, Альфа?
Становится все тяжелее дышать. Луна в своем расцвете скоро достигнет апогея, и каждое ее Дитя постигнет проклятие – безумие и празднество животных страстей.
- Давай же, Дерек, ну скажи хоть слово, скорее. Дай мне услышать твои слова… Ты же почувствовал, что этот «чужак»-бета, верно? Ты ведь почувствовал, что это моя «бета»?
- Это невозможно. Я забрал твои силы.
Сиплый голос Дерека с низким рокотом раскатывается по подвалу, оживающем при каждом надрывном крике или всхлипе «беты», обращенной к своему новому миру в день «расцвета».
- Помнишь, в детстве я читал тебе старую сказку, о которой нас всегда предостерегала Талия. О том дне раз в сотню лет, когда бета, совершившая старый и запрещенный ритуал, может вернуть себе величие Альфы, если обречет чистое сердце человека в дни «расцвета» Матери-Луны на вечное проклятие – судьбу оборотня? Помнишь, что я тебе говорил, что сказок не бывает?
Питера разбирает от смеха так, что он складывается пополам, давясь хриплым животным рокотом и собственными частными вдохами.
- Через несколько минут, как его тела коснется лик Луны-Матери, я перестану быть бетой, понимаешь, Дерек? – Хейл-старший растягивает тонкие губы в безобразной полуулыбке. – Я заберу у тебя все. Скоро все закончится, Альфа. Скоро все закончится… Дерек.
Перистые облака, влекомые жарким дыханием ночного ветра, распадаются на обрывки, которые уносит к горизонту. Луна, бледно-желтый диск с темными пятнами, сегодня висит так низко, что кажется, еще секунда – и это огромное блюдо рухнет на землю, разлетится на миллионы кусочков, и мир поглотит Тьма раз и навсегда. Лучи Луны-Матери ласкают ночь холодными прикосновениями… И Дети ее просыпаются.
Дерека прошибает болезненная судорога – он видит, как Питер падает на колени и его тело трансформируется, как его ярко-голубая радужка мутнеет и превращается в багрово-красную… Секунда - и Хейл-младший поворачивается к резко зазвеневшим и затрещавшим цепям – в его глаза смотрел не человек, зверь с яркой янтарной радужкой.
- Стайлз…
Ответом ему был лишь истошный крик, утопающий в грозном зверином рыке.
сегодня на работе печатала нужности всякие и вспомнила, что в "Scrubs" джордан говорила фразу "Или в моем офисе сломался кондиционер или я снова замечталась о Джордже Клуни…", а Карла еще ее поддержала. Задумалась, реально ли замечтаться о ком-то... Задумалась о Тайлере Хеклине и его новой фотосессии - выпала из реальности на 5 минут
Вообще, впечатление о самой серии амбивалентное: то ли я хочу выколоть себе глаза, то ли мой мозг настолько болит (если я все-таки продолжаю смотреть это, хоть после каждой серии кляну себя последними словами), что мне уже все равно от того, что покажут. Несколько слов о серии: 1) связанный Лиам в ванне; Скотт никогда не был для меня образцом интеллекта, но это было уже слишком. Я хохотал, потому что даже представить не могу как бы я поступил на его месте. Но это явно было слишком Союз Скотта и Стайлза по решению проблем напоминает старый и любимый велосипед-тандем из детства. Когда я был мал, я не умел кататься, поэтому для меня он был незаменимой вещью, вызывающей священное благоговение, подобно алтарю. На нем меня катали, это было круто, я был рад, но я стал старше, велосипед "повзрослел" и утратил какое-то особое очарование... А смысл сказки (высказывания) в том, что когда одна из половинок (т.е. второе сидение и руль у велика-тандема) не работает или переставляется местами, (что очень нелепо и с точки зрения моих кривых рук неосуществимо) то становится как-то грустно. Скотт по логике (моей) как бы вступает в новую роль, роль наставника, даже слова Дерека цитирует про укус, но смысл роли он как-будто игнорирует и не "включает". Он не ведет себя как альфа! Учитывая, что его поступок (укус невинного) подразумевает овладение ролью "сенсея" или проще говоря альфы для несмышленого новичка-беты, то в тандеме со Стайлзом он уже не смотрится. Он уже (хочет или нет) в новом статусе, а значит глупости из прошлого, которые они творили со Стайлзом будучи обычными школьниками-лошками, не катируются. Короче, напряг мои стальные яйца этот непродуманный момент.
2) Парочка Хейл-Стилински (шериф который) Хм, это меня расстраивает . Дерек с кем угодно, но не со Стайлзом. Не то чтобы мне так этого хотелось, но скучаетцо же! Этот тандем даже на Пинки/Брейн не тянет. Грусть и боль. Хотя, если шипперить их... Не, я не настолько голоден, чтобы бездумно шипперить все подряд И с каких это пор Дерек стал консультантом шерифа? У них поди-ка роман... Нет-нет, фантазия, что ты делаешь? Прекрати! Я не хочу писать горячий драббл про ...
3) Питер В этой серии он меня убил. Во-первых, оэтотторсбожемойпойдусменютрусы. Во-вторых, о эти кадры: Питер на полу и Дерек тянет к нему руку...
Сцена с горелкой - выше всех похвал. Обожаю взаимодействие Хейлов! Но Питер и расстроил безосновательным и нелогичным для него поведением: убийством безротого. Мало того, что сцена эта вообще не предполагала участия Хейла-старшего, пока Малдер и Скалли (Дерек и шериф) шастали по школе ночью (до сих пор не понимаю, почему школу, в которой случилась куева туча происшествий за последние 3 сезона ДО СИХ ПОР НЕ ОХРАНЯЕТСЯ НОЧЬЮ), так он еще безпонтово накидывается и тупо раздирает чувака. В моем представлении, если бы Питер хотел отомстить, он бы или подстроил побег безротого, а потом задрал его, как живую добычу, насладившись охотой, или подговорил "медведей" из тюрьмы анально покарать чувака
4) Скира Момент с лопатой вынес. Я смеялся не от того, что это смешно, а от глупости ситуации. А вот момент с поцелуем и "красными глазами" - очень-очень мило По-отдельности Скотта (парень-с-выражением-лица-хочу-срать) и Киру(секси-азиатка-в-цветных-лосинах-и-нелепой-катаной) я не воспринимаю, но тут они были милы :з Моя реакция:
5) Сталия
Я не ненавижу Сталию, просто не понимаю их взаимоотношений. Сцена в подвале дома бабушки Лидии как-то не зашла. Стайлз вроде бы как ее контролю учит, но тут же сам себе противоречит тем, что "контроль переоценивают". Он учит ее контролю через чувства вины и сострадание к тем, кто ей близок и кого она ранила, что в этот момент просто взрывает мой мозг: у нее эмоциональный интеллект, как у огурца! Зеленого и пупырчатого! Чувак, Стайлз, ты меня расстраиваешь, она ж была с 7 лет животным, а животное, коим позиционируют Малию по характеру, чтобы добавить ей изюминки, не испытывает чувство вины, если оно убивает того же зайчика. Честно, ждала после момента, как он отстегнул замок на ее руке, что она обгладает его лицо, но по законам жанра победила любовь. Не хочу признавать, но жаль. Итог, где Стилински захлебывается кровью, а Малия лакает ее из лужицы, образовавшейся под шеей Стайлза, меня устроил бы больше. И был бы логичен, исходя из характеристики персонажа Малии.
вступительно-оправдательное слово от автора: мое непоседство - моя жопная боль. но, когда я увидел эту заявку, мне очень захотелось ее исполнить, так как дарк и психология - а дайте два! тем более, если дело касается моей любви и предмета восхищения - Лидии Мартин - держите меня семеро! и пусть простит меня автор заявки, потому что я мудак тот еще, от души повеселюсь, а остальным удовольствие испорчу своей поганой писаниной. ибо моя амбиция на измене, а лень - второе имя мое вдохновение заключается в этом
Описание: Автор заявки: Daffrificbook.net/authors/Daffri Лидия сходит с ума и пытается вернуть Эллисон (и ведет себя более, чем странно), Скотт и Стайлз сперва пытались остановить ее, но, они настолько опустошены, что у них уже нет сил ее уговаривать. Не хочу сильно ограничивать автора, но не думаю, что фанф должен быть больше мини-миди.Так же очень хочу, чтобы все было очень дарково. То, есть очень мрачно. Можно намекнуть на фемслэш, хотя лично я больше хотела бы видеть между ними броманс. За "психологию" и "философию" в жанрах расцелую всех.Если отношения Лидии и Элли будут показаны во флэшбеках, я буду только рада. Рейтинг и сюжет на усмотрение автора, главное не отбиваться от основного смысла.
«Эта борьба не закончится никогда. Мы начали ее вместе, но ты отсупилась первой. Я не виню тебя. Я никогда не буду винить тебя, Эллисон».
Лидия нервно нажимает на иконки изящного серебристого телефона, который ей подарили родители за победу в окружной олимпиаде по математике. Самсунг послушно набирает символы, открывает окно за окном, приложение за приложением, но кажется, Мартин даже не видит того, на что нажимает. Девушка торопливо оправляет выбившуюся из прически рыжую прядку, облизывает аккуратно накрашенные губки кончиком языка, хмурится, но ее глаза пусты: зрачки сужены, немигающий, мертвый взгляд направлен в одну точку.
- …ия, - чей-то настойчивый голос пробивается через затуманенное сознание. - Лидия, ты слышишь? Лидия Мартин!
Стайлз свешивается в проход, пытаясь дотянуться до руки Лидии, удерживающей телефон, но неловко падает на пол, жутким грохотом пробуждая девушку ото сна наяву.
- Стилински, что ты творишь? – спрашивает Финсток менторским тоном, по привычке потянувшись рукой к груди, чтобы нащупать свисток и призвать нерадивых школяров к вниманию. – Cядь на свое место, Стилински! Урок экономики - это тебе не пляж. Лидия, ты в порядке?
- Да, мистер Финсток, - бойко отзывается Мартин, ослепительно улыбаясь и пытаясь найти у себя в голове ответ на единственно важный сейчас вопрос: как давно начался урок экономики?
Она не помнила. Последним воспоминанием было эссе на уроке зарубежной литературы…
- Это хорошо, Мартин. Будь внимательнее.
Лидия чувствует на себе пристальные взгляды Скотта и Стайлза. Ее пальцы еще крепче сжимают телефон.
Она ничего и никому не должна объяснять. Ей не нужна ничья помощь или жалость, выдаваемая за сострадание. Она справится.
* * *
Эти приступы начались ровно неделю назад. После гибели Эллисон.
Стая переживала эту утрату вместе, но Лидия не ощущала утешения, находясь рядом с ними. В ее сердце ничего не откликалось, легче не становилось. Каждый визит или попытка принять «нового члена стаи» оборачивалась невыносимой болью в груди, гневной истерикой, криком, руганью или склокой с теми, кто хотел помочь. Мартин буквально тошнило от ощущения собственной беспомощности и желания поскорее справиться с этой тяжестью на душе. Она не хотела забывать Эллисон, но все вокруг убеждали ее в обратном. Эллисон должна была оставить настоящее, но не для Лидии. Мартин горячечно цеплялась за любое воспоминание или напоминание об Арджент не в силах простить себя. В те минуты она особенно остро ощущала, как желчь поднимается по воспаленной глотке, как стучит кровь в висках, а губы сводит болезненная судорога…
Реальность теряла свой смысл, а время замедлялось.
Казалось, для Лидии время и вовсе остановилось или пропало, будто она сама растворилась в нем. То самое время, которое она молила остановиться, когда лезвие меча пронзило плоть Эллисон, подчинилось ей только сейчас, позволяя Мартин утонуть в жалости к себе, захлебнуться собственными слезами. И Лидия принимала это.
Эти приступы начались ровно неделю назад. Да, кажется, после сметри Эллисон.
Лидия перестала кричать и надрывно рыдать ночами, она стала медленно тлеть внутри себя. Запертая в самой себе. Наедине с собой. И это уничтожало надежду на спасение…
Встречи со стаей становились все реже. Мартин игнорировала телефон, книги, школу, сверстников. Она подчинялась лишь будильнику и советам телезвезды, которая вела свою рубрику в любимом журнале Лидии: не сочетать оранжевое и синее. Все медленно теряло смысл, суть, которая раньше казалась значимой для кого-то… Для кого же? А, да, для Лидии Мартин.
Она никому не говорила о том, что ее беспокоит, ослепительно улыбаясь в ответ на любую реплику случайного собеседника. И пускай она молчала, многие догадывались о том, что произошло.
Это случилось после гибели Эллисон.
Через три дня после возбуждения уголовного дела о нападении на несовершеннолетнюю Эллисон Арджент в Бикон-Хиллз, часов допроса наедине с неопрятным грузным полицейским из Куантико, десяток подписей на бланках свидетельских показаний и нескольких чашек кофе с двойной порцией сливок Лидия не почувствовала облегчения.
Она все больше замыкалась в себе, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из стаи, а особенно с отцом Эллисон. Крис Арджент покинул город, оставив напоследок для стаи несколько номеров телефонов в случае опасности и пару конкретных формулировок для показаний, если у следствия появятся вопросы к подросткам. В ту секунду Мартин поняла, что у нее не осталось ничего, кроме смятой бумажки в руке и вины, от которой невозможно избавиться.
Ровно через три дня скорбного молчания неожиданно мигнул подсветкой экран телефона. В ту минуту Лидия вместе со стаей рассматривала план от Дитона. Мартин покосилась на свой самсунг, который настойчиво звонил, оповещая хозяйку о входящем сообщении. Девушка торопливо схватила телефон, желая поскорее избавиться от надоедливого звука, хотя вся стая проигнорировала новый трек от Bruno Mars. Лишь Стилински странно покосился на Мартин, но промолчал, увлеченный очередным витееватым умозаключением Питера о несостоятельности мозгового треста лофта: Дерека, Стайлза, Скотта и Лидии.
«У вас одно новое сообщение».
Лидия могла подумать на кого угодно, кроме настоящего отправителя. Эллисон. Это было сообщение от Эллисон. Глупая шутка Стайлза. Мартин была готова отлупить Стилински за дурацкий подкол, но у нее просто не было сил. Она молча ушла из лофта.
Через несколько часов телефон снова оповестил комнату Лидии звонком о входящем сообщении. Снова от Эллисон. Девушка торопливо открыла входящие.
«Привет, Лидия. Это Эллисон». «Лидия, все в порядке? Почему ты не отвечаешь?»
Трубка выпала из рук Мартин.
Это невозможно. Дрожащими пальцами Лидия набрала до боли знакомый номер, но он оказался заблокирован. Экран телефона настойчиво засветился.
«У вас одно новое сообщение».
Девушка торопливо вдохнула, пытаясь найти рукой стул, чтобы присесть. Мартин буквально упала на кровать, удерживая в руке телефон, чей экран снова и снова подсвечивался, а входящие сообщения от Эллисон с пугающей скоростью открывались в диалоге.
Мартин в ужасе пыталась сдержать выступившие слезы, ослабшей рукой бросила в ворох подушек телефон, который не переставал звонить… Когда разум возобладал над эмоциями, она подбежала к компьютеру и вбила номер Эллисон в базу, но ни одна сотовая компания, ни один оператор не подверждали активности и даже существования этого номера.
- Этого не может быть… Эллисон.
Лидия поверхностно дышала и стирала бегущие слезы, размазывая тушь по щекам, не чувствуя ни стука собственного сердца, ни жара сбившегося дыхания, ни холода дрожащих рук.
А телефон все звонил и звонил.
Это началось несколько дней назад. После смерти Эллисон…
* * *
«У вас одно новое сообщение».
У Мартин перехватывает дыхание. Она торопливо закусывает губу и сглатывает ком в горле. Пальцы мелко подрагивают, но нажимают на кнопку «Открыть сообщение».
«Лидия, это Эллисон. У тебя все в порядке? Я скучаю по тебе».
Слезы застилают глаза, а холодный ужас сковывает тело.
Стилински вовремя замечает, что с Мартин что-то не так: он вскакивает со своего места и толкает Скотта в плечо, который без слов понимает что нужно делать.
- Тренер, - перебивает пламенную речь Финстока МакКолл, вставая в проход так, что закрыл спиной Стайлза, который ловко накидывает свою худи на плечи Лидии и помогает ей встать с места. Мартин цепляется тонкими пальцами за плечи Стилински, не чувствуя ничего кроме страха, который словно нитью перетянул горло, лишив голоса и воздуха. – Лидии плохо. Мы отведем ее в медпункт. Мы найдем медсестру.
Финсток замолкает, с открытым ртом наблюдая за тем, как Стайлз ведет Мартин к выходу. Вся аудитория словно отмирает ото сна и с любопытством изучает «недуг» Лидии, который им уже не суждено увидеть из-за красной худи Стилински на ее плечах и двух друзей, которые повели девушку в медпункт. Как только двери аудитории закрываются, тренер позволяет себе закрыть и рот.
- Ну, хорошо. Так на чем мы там остановились…
Аудитория вымученно вздыхает и начинает шерстить конспекты.
Стайлз первый забегает в кабинет медсестры, широко распахивая входную дверь.
- Добрый день, здесь есть кто-нибудь … профессионально-пригодный?
- Никого нет. – МакКолл помогает Мартин сесть на кушетку и тянется к ее телефону, который девушка крепко сжимает в руке. – Лидия, давай я положу твой телефон…
Она крупно вздрагивает всем телом, крепко прижав сотовый к груди, шепча только губами бесконечное отрицание. Стилински аккуратно прикасается к плечу Скотта, и тот отступает, садится на стул напротив.
- Лидия, - шепчет Стайлз, пытаясь заглянуть в ее зелено-карие глаза, полные слез, но взгляд Мартин не концентрируется на лице друга, не цепляется за знакомые черты. Она словно не узнает его. – Лидия, все в порядке?
Мартин начинает медленно расскачиваться, прижимая к себе телефон, чувствуя его вибрацию похолодевшими ладонями. Сообщения с одним и тем же текстом друг за другом приходят с несуществующего номера. Номера Эллисон. Лидия закусывает губы и закрывает глаза ; на ее рестницах дрожат капли слез, которые медленно скатываются по побледневшим нежным щекам к уголкам губ.
Скотт и Стайлз не решаются потревожить ее, заговорить: они молчат, сжимая кулаки все сильнее. А телефон все вибрировал в крепко сжатых ладонях Мартин…
- Эллисон. Эллисон. Эллисон. Эллисон…
Лидия повторяет имя Арджент так часто, что звук ее осипшего голоса сливается в один бесконечный надрывный и гулкий шепот.
- Эллисон, – неуверенно повторяет Стайлз.
- Эллисон, – вторит Скотт, тут же скорбно замолкая.
Мартин словно впервые услышала их. Ее зелено-карие глаза вдруг сверкнули жизнью, а дрожащие губы распахнулись.
- Вы слышите Эллисон? – Лидия неуверенно улыбается, стискивая в руках телефон. – Вы слышите эту тишину? Вы ощущаете эту тьму так же, как и я? – Ее голос сбивается, но она четко проговаривает слово за словом, едва сдерживая болезненный хриплый смех. – Вы видите демонов за моей спиной?
Это началось несколько дней назад. После смерти Эллисон.
* * *
Неделю спустя.
Лидия выглядела и вела себя так, словно неделю назад никто и не был свидетелем необъяснимого аффективного приступа. Она была нормальной. Неестественно нормальной для среднестатистического подроска из Бикон-Хиллз. При всем при том, что никто кроме Стайлза и Скотта вообще не догадывался, что с Мартин что-то происходит. Лидия была немногословна и ничем не интересовалась, кроме собственного телефона, который буквально не выпускала из рук. Только когда она что-то записывала, быстро нажимая на виртуальную клавиатуру, ее глаза загорались жизнью.
Скотт и Стайлз знали о причине перемен Мартин, но МакКолл не находил в себе столько силы духа, чтобы поделиться ей с Лидией; ему самому не хватало смелости поговорить с собой о том, что случилось тем вечером, когда Эллисон погибла. Стилински провожал взглядом Мартин и не узнавал ее. Даже его сил не хватит на двоих. А Лидии, казалось, это и не нужно было.
Стайлз стал навещать Мартин чаще (ее родители уехали отдыхать на Карибы, не подозревая о состоянии дочери). Лидия была такой же, как и раньше, только теперь Стилински испытывал страх потерять и ее. Он по-прежнему брал аккуратно написанные конспекты Мартин, рассказывал вечерами напролет о комиксах, наслаждаясь улыбкой Лидии, хоть она не понимала практически ни слова из монолога Стайлза и не различала перечисленных персонажей друг от друга. Стилински беспокоился, потому что Лидия была слишком нормальной.
Скотт тоже помогал всеми силами, хоть Мартин и не просила его об этом. Он заносил ей лекарства от Дитона для ее собачки Прады, а иногда даже позабытую в почтовом ящике корреспонденцию вместе с квитанциями и прочими отправлениями. А Лидия лишь улыбалась, угощая друзей чаем и переписывая в блокнот инструкции от Дитона, не забывая ругать Стайлза и Скотта за корявый подчерк.
* * *
Лидия всегда исправно посещает занятия, особенно по математике. Но в день отборочного тура на очередной математический конкурс она не пришла.
Скотт поворачивается к парте Стилински, который прячется за спиной МакКолла и пытается дозвониться до Мартин.
- Ну что?
Стилински нажимает на кнопку «Завершить» и откладывает телефон в сторону.
- Ее телефон выключен. Снова.
- Снова? – Скотт хмурится и стучит пальцами по краю стола. – Ты помнишь, когда в последний раз разговаривал с ней?
- Конечно, - на выдохе бросает Стайлз, откидываясь на спинку стула. – Мы вчера при тебе разговаривали. Кстати, ты проспорил: у Бэтмена двое детей…
- Стайлз, - перебивает МакКолл, тут же одернув руку. – По телефону. Когда ты в последний раз разговаривал с Лидией по телефону?
Стилински настороженно замолкает, но уже через секунду взволнованно вдыхает ртом, облизывая губу.
- Я уже не помню. Ее телефон, он постоянно выключен. С того дня, как… Подожди, чувак. Ты сам говорил, что несколько раз слышал, как она с кем-то говорила по телефону.
- Я не помню точно, - МакКолл торопливо отирает лицо ладонями, пытаясь сфокусироваться. – Она не выпускает телефона из рук, я мог и перепутать.
Стайлз крупно вздрагивает и что-то торопливо набирает в браузере телефона.
- Что ты ищешь? – Скотт беспокойно наблюдает за жестами Стилински, который, сгорбившись, смотрит в экран телефона.
- Помнишь, ты мне говорил о том, что приносил ей квитанции недельной давности, забытые в почтовом ящике? Она еще посмеялась, что не проверяла его с отъезда родителей. Там было что-то от телефонной компании?
- Да, обычное уведомление. Может, задолженность или…
- Предупреждение об отключении номера.
- О чем ты? – МакКолл хмурится, потянувшись к своему телефону.
- Скотт, ее симку отключили неделю назад. Скотт. Она не могла ни с кем разговаривать… Ты хотя бы раз слышал, что ее телефон звонил?
МакКолл закусывает губу и отпускает голову.
- Ее телефон не звонил ни разу, Скотт.
* * *
Лидия сидит в своей комнате перед большим зеркалом в резной черной раме, внимательно разглядывая свое отражение, каждую черту ее аккуратного лица. Тонкие пальчики беспокойно перебирают бусины жемчуга на нити, а ресницы чуть подрагивают от волнения. Она видит, как за ее спиной открывается дверь, заходят Скотт и Стайлз. Мартин вежливо буднично улыбается, чуть закусив нижнюю губу, передергивает плечиками и тянется к красной помаде.
Стилински трясет, и он не может вымолвить и слова. МакКолл недвижимо стоит позади Лидии, наблюдая за аристократической грацией ее жестов и безукоризненным внешнем виде . Однажды они уже видели ее такой…
Комната утопает в оглушающем молчании.
- Я убью их всех. - Мартин медленно снимает колпачок помады, поворачивает ее основание, чуть наклонив голову на бок и поджав пухленькие губки. – Я собираюсь убить их всех.
Лидия отпускает взгляд на телефон, который лежит перед ней. Только она слышит громкий звонок, оповещающий комнату о входящем сообщении с одним и тем же текстом.
- Лидия, послушай, - Стайлз пытается держаться, чтобы его голос не срывался. – Твой телефон… Он не работает. Давно. Лидия, с кем ты говоришь?
Мартин молчит и чуть приподнимает подбородок, чтобы разглядеть незнакомое отражение. Она словно не замечает тех, кто стоит за ее спиной, не видит, насколько сильно ранит их.
- Лидия, - зовет Скотт, сглатывая ком в горле. – Ты не сможешь убить Они.
Стилински сжимает руки в кулаки и пытается сделать шаг вперед, но МакКолл его останавливает, не сводя глаз с Мартин, которая с интересом и нескрываемым любопытством смотрит на предмет в своих руках.
Она медленно подносит помаду к губам и проводит ей по контуру губ, оставляя ярко-красный след, поцелуй цвета. Ее жесты изящные, плавно перетекающие из одного в другое, но движение руки внезапно обрывается, и Лидия с безумным блеском в зелено-карих глазах проводит помадой по своей щеке, приоткрывая рот и жадно вдыхая. Мартин не видит ничего вокруг, лишь поцелуй этого чарующего глубиной цвета на своей бледной коже. Еще одно резкое движение. И вновь одна медленно проводит помадой по щекам, поверх контура губ, не отрывая взгляда от ненасытного желания, отражающегося в ее собственных глазах.
Стайлз неотрывно смотрит на неистовое безумие Лидии, крепко сжав запястье МакКолла своей рукой. Слезы текут из его глаз, но взгляд Стилински ясен.
- Лидия, пожалуйста. Остановись.
Красная помада все так же скользит по нежной светлой коже Мартин. Твердая рука рисует безумный узор на безупречном лице, и лишь в эти секунды Лидия кажется живой. На ее губах расцветает хищная улыбка, торжествует озарение в выразительных глазах.
- Я верну ее обратно.
Только Лидия слышит, как ее телефон надрывается и принимает сообщение с одним и тем же текстом.
Описание: Дерек знает, что Стилински влюблен в него, но Хейлу нравятся девушки. Конечно, он благодарен парню в красной худи за помощь, настоящему члену стаи, он его защищает, но не любит. И Стайлз это знает, каждый раз чувствуя вину за свою любовь к Хейлу.
Глава 4. Читать дальше...Стилински глубоко вдыхает и пытается открыть глаза, чувствуя, как изнутри сдавливает грудь от прервавшегося вдоха. Язык не шевелится, а губы саднит от тупой пульсирующей боли. Не открывая глаз, он тянется дрожащими пальцами ко рту, с усилием проводит подушечками пальцев по припухшей прокушенной нижней губе. Сглотнув комок вязкой слюны, Стайлз чувствует, как по всему телу пробегает вибрирующая судорога. Его лицо обезображивает болезненная гримасса, а дыхание учащается.
Он понимает, что лежит в постели Дерека. Один, сжимающий в руке простыню и отирающий припухшие от слез глаза, ощущающий под собой мягкость матраса и тепло подушки, свежесть прохладного воздуха из приоткрытого окна.
Стайлз не шевелится еще несколько минут, пытаясь перевести дух. Его ладонь робко двигается по лицу, соскальзывает к шее и опускается к груди, где оттягивает задравшуюся футболку. Стилински тяжело сглатывает, чувствуя рукой засохшую на животе и боксерах сперму. Щеки обжигает от стыда, а в горле застревают проклятия. Стайлз немо чертыхается и жарко выдыхает через рот, торопливо натягивая сползщие с задницы джинсы. Ломит виски, и тяжело сглатывать. Стилински боится даже дышать, зная, что он здесь. Дерек.
Во всем теле ощущается тошнотворная слабость. Стайлз еще раз тяжело вдыхает ртом и тянется руками к лицу, закрывая ладонями глаза и пытаясь привести свои мысли в порядок.
Дерек ничего не сделал. Он не притронулся к подростку, лежащему под ним.
Стилински мелко дрожит. Он все еще помнит грубые прикосновения Хейла на своем теле, чувствует пульсацию в появившихся крупных синяках на лодыжках, плечах, талии, когда Дерек подминал его под себя прошлой ночью; он помнит голодный взгляд Альфы, влажный блеск по-настоящему животных глаз, его жадные губы на своих губах. Стайлз помнит все до мелочей: свои непрошеные слезы, когда почувствовал властные касания Хейла; прерывистое дыхание, когда ощутил вес Дерека на своем теле и его близость между своих разведенных грубым движением ног. Но Хейл не прикоснулся к нему…
Стайлз помнит, как в последнюю секунду на лице Дерека отразилась боль, смешанная с низменным желанием и отвращением к самому себе. Он ушел. В ту же минуту он ушел из комнаты, ни разу не оглянувшись назад.
Стилински жадно скользит кончиком языка по ранке на прокушенной губе и слепо смотрит в потолок. Знобит, а глотку изъедает поднимающаяся по горлу желчь.
Звук приближающихся шагов заставляет Стайлза крупно вздрогнуть всем телом и приподняться на руках на матрасе, прижаться к спинке кровати с непонятным темным страхом, наполняющим грудь. Дверь медленно открывается, но Хейл не заходит в комнату и, кажется, даже не смотрит в сторону смятой постели.
- Ты знаешь, где душ, - сухо произносит Дерек. На нем темно-зеленая водолазка, из-под которой видны контуры бинтов, спортивные штаны, как и всегда. Тело напряжено от вспышек еще преследующей боли, но взгляд безразличен и пуст. – После этого тебе лучше уйти.
Стилински заторможенно и нелепо кивает, словно спица, поддерживающая его шею, в ту секунду переломилась, а голова со всей своей тяжестью устремилась вниз. Стайлз не смотрел на Хейла: его взгляд блуждал по сбитой простыне, по собственным мелко дрожащим рукам, которые крепко сжимали край одеяла.
Стилински уже большой мальчик, он все понимает. Он не винит Дерека, потому что Хейл поступает как взрослый, который не испытывает ничего к нему, ребенку, кроме благодарности. Благодарность невозможно разменять на неуклюжий секс, на взаимную симпатию из односторонней жадной любви. Дерек – взрослый. Он не заставляет Стайлза чувствовать вину, но Стилински словно испепеляет изнутри огонь противоречия. Потому что он жадный, эгоистичный ребенок? Все верно. Верно, потому что этот самый ребенок заставляет другого жертвовать свободой и любить, думая только о себе, страдая от собственного неразделенного чувства - эгоистичной подростковой любви.
Что такое неразделенная любовь? Это самое себялюбивое чувство: когда ты пытаешься собственными руками сломать другого ради удовлетворения своего низменного желания. В одном случае ты с улыбкой сумасшедшего принимаешь сломленного человека, хотя никогда и не любил эту теперь уже разрушенную личность; в другом – ты остаешься ни с чем, пытаясь удовлетвориться собственной жадностью или жалостью. Каково соотношение исходов «несчастный финал» и «жили они долго и счастливо»? Никто не знает. Даже умный мальчик Стилински этого не знает…
И все же, что такое любовь? Остается надеяться, что когда-нибудь Стайлз найдет ответ на непростой философский вопрос. А сейчас ему довольно простого объяснения: любовь – это когда вы способны залечить раны друг друга, когда способны выйти из замкнутого круга собственных противоречий благодаря голосу другого, кто такой же несчастный, как ты.
- Дерек, если тебе интересно, я бы на твоем месте не оставлял дверь открытой. Снаружи ходят ужасные люди. Например, я, - голос Питера приближается. Сердце Стилински пропускает удар. – Доброе утро.
Хейл-младший разворачивается и проходит в гостиную навстречу Питеру. Стайлз тут же вскакивает с кровати, судорожно оправляя одежду и обдумывая варианты ухода. Желательно по-английски.
- Стайлз, я знаю, что ты здесь, - Стилински передергивает. – Можешь не стесняться.
Дерек холодно смотрит на дядю и наливает черный кофе в кружку. Питер отвратительно слащаво улыбается и усаживается в кресло, которое стоит спинкой к входной двери в лофт, но это не мешает ему слышать, как нервно бродит Стайлз в спальне Хейла-младшего, пытаясь выйти оттуда незамеченным. Стилински буквально вылетает из спальни и быстрым шагом направляется к двери, пытаясь не наткнуться на косяки или острые углы. Он что-то бормочет и выбегает за дверь лофта. Хейл-старший гадко смеется и все так же криво улыбается, внимательно наблюдая холодным, кажется, безжизненным взглядом за племянником.
- Бурная ночь, - констатирует Питер, закусывая белоснежными зубами свой большой палец. – Мне поздравить тебя?
- Не понимаю о чем ты, - безразлично отвечает Дерек, выдержав долгую паузу, когда ставил кофейник на деревянную поставку.
- Значит ничего не было... Значит по следам прошлой ночи я сделал неверные выводы. – Хейл-старший, кажется, не верит в собственную промашку. – Все указывает на то, что…
- Я не хочу разговаривать об этом с тобой, - рык словно закипает в горле Дерека, который крепко сжимает кружку с горячим кофе.
- А придется, - простодушно пожимая плечами, отзывается Питер. – Неужели ты не понимаешь, что будет дальше?
Хейл-младший равнодушно молчит, чем веселит дядю.
- Дерек, все бы закончилось сразу после этой ночи, если бы ты дал ему, то, за чем он пришел к тебе.
- Я не животное, а он – ребенок.
- Ребенок, - куда-то в пустоту повторяет Питер. – Именно. Не то чтобы я тебя подталкивал к растлению малолетних, но понаблюдать мне было бы…
- Интересно? – холодно проговаривает Дерек, опережая дядю и предугадывая его реплику. – Он путает любопытство с чувствами.
- Когда-то и ты был таким же, помнишь?
- Я был другим.
- Конечно, - с улыбкой произносит Питер на выдохе . – Все подростки одинаковые. Их любовь слишком всепоглощающа и непостоянна…
- Это не любовь.
- Кто знает, мой дорогой племянник. Но, слепив из своей горы мышц и хмурой харизмы в голове этого юнца мужественный образ запретного плода, ты только сам себя подвел под лезвие гильотины, не оставил себе даже хода, чтобы сбежать.
- Хватит.
Питер долго молчит, размышляя о чем-то своем и ассиметрично улыбаясь.
- Дерек, отдай его мне.
* * *
Несколько дней спустя.
- Как ты, старик? – тихо произносит Скотт, с улыбкой снимая с плеч лямки рюкзака, останавливаясь в дверях собственной комнаты.
Стилински враскоряку лежит на кровати МакКолла, заваленный горой комиксов про Супермена и Бэтмена. Но стоит голосу Скотта нарушить звенящую тишину комнаты, как Стайлз вскакивает с места с торжествующей улыбкой.
- Привет, чувак! Ты сегодня долго. Где был? – Стилински тараторит и выползает из-под журнального завала подобно гусенице. – Тренировки Финстока еще не сделали тебя инвалидом?
Скотт смеется и ставит рюкзак на кресло, закрывает за собой дверь и стаскивает с плеч толстовку, которая метким броском отправляется в корзину для грязного белья.
- Я был не на тренировке, а у Дэнни. Попросил его объяснить последние две темы по химии, - МакКолл устало морщится и буквально падает на пуфик у кровати. – Так сказать, плата за то, что я познакомил его с нашим новичком в команде по лакроссу.
Стилински с наигранным сдавленным смешком округляет глаза в надежде, что Скотт не услышит, как бьется его сердце. Он переворачивается на спину и на вытяннутых руках продолжает читать журнал.
- Мелисса приготовила восхитительную лазанью и велела мне проследить, чтобы ты поужинал, - притворно по-менторски и деловито отзывается Стайлз, пытаясь заполнить неловкую паузу. – Она сегодня в ночную. Опять. Старшная сестра заболела, поэтому она уехала ее заменить.
МакКолл видит, что глаза Стилински беспокойно скользят по картинкам, а сам парень слишком возбужден, чтобы расслабленно читать комиксы.
- Ты сам ужинал?
- Нет, - отмахивается Стайлз, чувствуя, как неприятно затекли руки. – Не хочется. Могу я и сегодня остаться ночевать у тебя, чувак?
- Конечно, - Скотт добродушно улыбается, размышляя, сколько ему подтребуется времени, чтобы раскопать кровать под комиксовой лавиной, настигшей его постель так же внепланово и внезапно, как и появление Стилински. – Ты уже сказал шерифу? Позвонил?
- Да. Он беспокоится, как я питаюсь, а я ответил, что уже несколько дней тусуюсь у тебя. Он сам уже неделю не появляется дома. Заезжает только чтобы переодеться и принять душ… Скоро вернется твой отец с очередной проверкой, поэтому все отделение поставлено на уши. А потом он отключился, видимо, занят.
- Прости.
- Ты не виноват, - отвечает Стайлз, выпуская журнал из затекших рук, которые, как безвольные плети, падают на кровать вслед за комиксом, приземлившимся на лицо Стилински. – Ничего не поделаешь, такова их работа.
- Стайлз, я беспокоюсь. – Стилински вопросительно смотрит на МакКолла, но удивление на его лице держится недолго. – Ты же знаешь о чем я. Я не могу игнорировать то, что ты не выходишь из дома, избегаешь разговоров…
- Скотт.
- Подожди, Стайлз. Я не могу игнорировать это. Мы оба знаем, что что-то произошло. Я твой друг, Стайлз. Скажи мне, что происходит.
- Это не твое дело, - тихо произносит Стилински, даже не пытаясь убрать с лица журнал.
- Стайлз, я не слышу, что ты…
- Это не твое дело! – голос срывается в крик, и Стилински едва удерживает себя от позорного бегства.
- Стайлз…
Голос МакКолла оглушающе звучит в тишине комнаты. Стайлз переворачивается на бок в ворохе журналов и молча смотрит в стену. Еще несколько минут Скотт молчит, чувствуя, что ничем не может помочь. Беспомощность обескураживает.
Домашний телефон семьи МакКолл громко оповещает весь дом о входящем звонке характерным писком. Скотт разворачивается на месте и проходит в коридор к тумбе, устало снимает телефонную трубку.
- Дом семьи МакКолл, Скотт МакКолл слушает… Привет, мам… Что? Что случилось? … Я немедленно приеду, я сейчас буду! Пожалуйста, держи меня в курсе!
Скотт чувствует дрожь на кончиках пальцев. Он не помнит, как положил трубку, как добежал до комнаты, но мысль, которая бьется в голове, обезоруживает.
- Стайлз, - задыхаясь, произносит МакКолл, опираясь рукой на дверной косяк. Его глаза лихорадочно блестят. – Твой отец… Он в больнице. Авария…
Стилински вскакивает с места, немо хватая воздух бледными губами.
* * *
- Что происходит? Объясните мне, что произошло! – Стайлз кричит и цепляется за плечи Скотта, который пытается удержать бьющегося в панике друга. – Где он? Почему вы не пускате меня к нему, почему?
Голос Стилински сел от криков, болезненный хрип надрывает его воспаленное горло. Тело не слушается. Врачи безразлично проходят мимо, игнорируя приступ Стайлза, заинтересованные только в выполнении обязанностей по поддержанию жизни пациента в особо тяжелом состоянии.
- Стайлз, все будет хорошо. Все будет хорошо, - беспокойно бормочет МакКолл, крепко удерживая Стилински в своих объятиях. – Он жив. Он жив, это самое главное.
Стайлз бессильно оседает в его руках, подобно той балерине из шкатулки, у которой закончился завод. Он жадно вдыхает воздух и сглатывает слова мольбы, ищет глазами хотя бы немного участия врачей, которые, быть может, объяснят ему, что происходит…
- Стайлз, - мягко зовет Мелисса, поглаживая его по плечу. – Мне очень жаль, но мы постараемся сделать все, что в наших силах.
Скотт выпускает друга из объятий, а Мелисса ласково обнимает Стилински за плечи, который, едва сдерживая слезы, утыкается носом в ее плечо.
- Все будет хорошо.
- Что случилось? – голос Стайлза дрожит, а слова на выдохе обрываются.
- Это был вызов. Нападение и попытка ограбления в круглосуточном магазине на заправочной станции. Шериф принял вызов и лично отправился по адресу, уже в пути вызывая подмогу. Завязалось преследование по полупустому шоссе. Грабитель открыл огонь из движущегося транспорта. Слава Богу, никто больше не пострадал, но случайная пуля пробила колесо патрульной машины Шерифа. На очень большой скорости он съехал с дороги. Подмога приехала быстро. Он будет в порядке, Стайлз.
Скотт мягко похлопывает друга по плечу, закусывая губы и не находя нужных слов.
- Врачи говорили, что он в тяжелом состоянии…
- У него открылось внутреннее кровотечение и серьезная травма головы, но он справится.
- Стайлз, он сильный, - тихо произносит Скотт, взяв друга за руку и крепко сжав его холодные пальцы. – Ты – сильный. Вы справитесь, вы пройдете через это вместе.
Обеспокоенная медсестра торопливо подходит к Мелиссе, комкая в руках одноразовые перчатки.
- Старшая сестра МакКолл, это вы открыли окно в палате Стилински?
- Его уже перевели в палату из операционной? Нет, я не была там еще. Что-то стряслось?
- Ой, ничего, совершенно ничего, - торопливо залепетала медсестра. – Его перевели в отдельную палату полчаса назад. Но посещения пока не разрешены, он только после операции. Я просто подумала, что кто-то из медперсонала открыл там окно. Ну ладно, это просто двенадцатичасовая смена. Мне даже померещилось, что из окна кто-то выпрыгнул.
Стайлз вздрогнул всем телом, словно отчнувшись ото сна.
- Куда выходят окна из палаты отца?
Медсестра на секунду задумалась.
- Кажется, на крышу выезда с подземной парковки клиники.
Стилински срывается с места.
Он бездумно бежит к лестнице, перепрыгивая через ступеньки, ведомый глупой догадкой и жалким подобием надежды. Дверь выхода на парковку с противным металлическим скрежетом распахивается.
- Дерек!
Стайлз слепо кричит через всю пустынную парковку, заметив вдалеке силуэт.
- Дерек, это ты?
Ответом ему было только оглушающее молчание.
Стилински из последних сил бежит через всю парковку, с каждым шагом приближаясь к высокому мужчине, скрывающемуся в полумраке парковки.
- Это ты, - выдыхая, лепечет Стайлз, бессильно толкая Хейла в грудь. Дерек перехватывает его руки за запястья, но не отталкивает от себя, а просто удерживает его. – Я знал, что это ты… Почему ты здесь?
Он практически беззвучно шепчет вопрос, но точно знает, что Хейл его слышит.
- Почему ты здесь? Почему ты, Дерек, хренов мудак, здесь, черт возьми? Это же был ты! Ты был в палате отца, да? Зачем? Зачем ты здесь? Почему ты пришел?
- Я забрал немного боли, чтобы облегчить его состояние.
Стилински гневно поджимает губы и закрывает глаза, чтобы скрыть пелену слез, и слепо бьет Дерека в грудь, высвобождая руки. Удар за ударом. Сильнее и сильнее. Хейл не останавливает Стайлза, который в приступе ярости наотмашь бьет в его грудь. Слезы душат, а костяшки на руках закровоточили, но Стилински не останавливается и жадно вдыхает ртом воздух. Его движения становятся все медленнее и слабее. Он беспоможно утыкается носом грудь Дерека, глухо рыдая, пытаясь вновь замахнуться, но у него просто не хватает сил…
- Почему ты здесь?
Стайлз не может поднять даже голову, чувствуя, что готов рухнуть прямо здесь. Сила, смелость, храбрость – все в одночасье его покинуло, оставив наедине с жестоким осознанием собственной слабости и ущербности. Беспомощности… Он не в силах помочь ни близкому человеку, ни себе самому.
- Я хотел помочь тебе.
- Помочь? – переспрашивает Стилински сорванным голосом с глупой жалкой улыбкой. – Дерек, почему ты… Ты убиваешь меня, Дерек. Почему же ты не понимаешь, что своей добротой, жалостью ко мне, ты делаешь мне только больнее? Я тебя ненавижу, Дерек Хейл. Ты хмурый мудак, как же меня угораздило влюбиться в тебя… Я подросток! Я обычный подросток, такой, какой есть, и это совершенно нормально, что я так безбожно втрескался в кого-то. Почему ты? Почему ты не оттолкнешь меня раз и навсегда, почему в тот вечер ты просто не вышвырнул меня за шиворот через порог лофта? Почему ты пришел сюда? Ты дурак, Дерек Хейл. Самый большой и хмурый дурак. Дерек. Дерек…
Стайлз жалобно шепчет имя Хейла, глухо всхлипывая, не в силах успокоиться и остановить слезы. Дерек молчит. Они очень долго стоят в темноте вдвоем, но никто из них не нарушает тишины.
Закончивший смену врач торопливо сбегает по лестнице парковки, громко болтая по телефону. Он идет к своей Тойоте и буквально натыкается на расстроенного подростка в темноте подземной парковки.
- Мать честная… Прошу прощения. Ты чего тут один стоишь? Ждешь кого-то?
Подросток отрицательно качает головой и со слабой улыбкой провожает взглядом врача, который садится за руль и выезжает с парковки.
- Ты стал слишком слаб... Стайлз.
Стилински замирает на месте и медленно поворачивает голову на звук до боли знакомого голоса.
- Питер, - Стайлз сглатывает вязкую слюну и одергивает манжеты, чтобы отереть покрасневшие глаза и щеки. – Что ты здесь делаешь?
- Я пришел посмотреть на разворачивающуюся в стенах клиники мелодраму между тобой, Стайлз, и моим недостаточно умным племянником. Я впечатлен.
- Я не собираюсь с тобой говорить об этом.
- Как категорично. Стайлз, я же говорил, что тебе со мной было бы гораздо лучше, чем находиться в этих болезненных незрелых отношениях, верно? Ты помнишь каждое мое слово, Стайлз.
- Я не хочу слушать тебя!
Стилински срывается с места, но Питер с немыслимой скоростью оказывается рядом, грубо хватая Стайзла за запястье и одергивая его руку вверх.
- Отпусти меня, Питер!
- Ты слаб, Стайлз. Ты ничем не можешь помочь своему бедному папочке, шерифу Стилински, который из кожи вон лезет, чтобы защитить тебя. Он много не знает о Бикон-Хиллз, но тем не менее подвергает свою жизнь все большему и большему риску… Бедный шериф.
- Хватит… - беспомощно произносит Стилински, сжимая руки в кулаки, безуспешно пытаясь вырваться из крепкого захвата.
- Ты слаб, Стайлз. Ты не способен больше нести на своих плечах груз собственных чувств. Нет, не груз, бремя. Ты пожираешь себя изнутри, но не способен выйти из этого замкнутого круга… Я помогу тебе.
- Отпусти меня, прошу тебя, я должен…
- Защитить отца? Защитить друзей? Или, может быть, защитить себя? Ты слишком слаб, Стайлз.
- Я знаю, - с дрожью в голосе произносит Стилински, но его глаза горят холодной яростью и отчаянным желанием. – Я знаю это лучше, чем кто бы то ни было.
- Ты хочешь стать сильнее? – голос Питера, кажется, звучит у Стайлза в голове. – Хочешь забыть, что такое быть слабым, забыть слепое чувство вожделения, горести и печали… Я спрашиваю, ты хочешь стать сильнее?
- Да.
Голос Стилински хриплый и тихий, но в этом ответе было что-то завораживающее… При всей его беспомощности ответ Стайлза был подобен грому среди ясного неба.
Питер делает шаг к Стилински, не отпуская его руки, так, что подросток видит, как горят глаза оборотня, чувствует, как врезаются в кожу его когти…
- Не может быть, ты же… Твоя сила, она… Мы, - лепечет Стайлз, увидев, как клыки Питера приблизились к его руке, замирая.
Тайлер Хеклин официально подтвердил, что в 4 сезоне у Дерека будет волосатая грудь
На минувшем EyeCon Тайлеру задали вопрос о его груди. Приведем переведенные выдержки из панели:
"Кто-то упомянул его волосы на груди и Тайлер поднял футболку аж до шеи. Девушка у микрофона сказала, что так лучше, и публика с ней согласилась. Тайлер сказал, что уже поговорил об этом с Джеффом, так что теперь у Дерека будет официально волосатая грудь."
"Тайлеру рассказали о кампании “Нам не нравится, что у Дерека бритая грудь”, с чем он согласился (при этом покраснев). Он сказал, что уже устал бриться."
Лавки-скамейки, это прекрасно! А то меня постоянно посещал батхед по поводу отсуствия бровей и волос на груди, когда Дер-Дер - оборотень
очередной шедевр от группы The Lonely Island - No homo "No Homo" is track #18 on the album Turtleneck & Chain. It was written by Byrd, Bobby/samberg, Andrew D./schaffer, Akiva/taccone, Jorma. И уже на трек наложили видео-дорожку. Она глаз не вырывает, вид не портит, так что - наслаждаемся
читать дальше замечательный текст Hey man. Hey. Dude you're looking pretty swoll, you been working out? Uh yeah, why are you looking? Oh no, not like that man, I mean, no homo. Ohhh no homo. Cool When you want to compliment a friend (no homo) But you don't want that friendship to end (no homo) To tell a dude just how you feel (no homo) Say 'no homo' so he knows the deal (no homo) Hey yo man you got a fresh style (no homo) And you know you got the best smile (no homo) Your girlfriend is a lucky lady (no homo) With your looks you'll make a handsome baby (no homo) I like the way your shoulders fill out that shirt (no homo) It's hard to pull off but you make it work (no homo) Hey yo I kinda like your natural scent (no homo) Hey yo I kinda like the musical Rent (no homo) Man I can't decide who wore it best (no homo) But I'm feeling Diane Keaton's vest (no homo) I admit it I'm a fashionista (no homo) And I know every line of Mystic Pizza (no homo) Damn this rose is something special (no homo) Yeah, we should goof around and wrestle (no homo) Let's hit the hot tub and take a dunk (no homo) We're all friends ain't no need for trunks (no homo) Man I'm really feeling buzzed right now (no homo) Are you really feeling buzzed right now? (no homo) Yo we should watch this gay porno tape (no homo) But as a joke cause we're all straight (no homo) Man you could wash laundry on those abs (no homo) Yo I think girls look good in drag (no homo) Hey I've been thinking about posing nude (no homo) Yo I've been thinking about fucking a dude (no homo) We could 3-way 69 (no homo) Or human centipede in a line (no homo) Or some docking could be hella fun ( no homo) Oh yeah man or I could do this one (no homo) Hey yo no homo but I wanna dress up like Dorothy and butt fuck a dude while he 69s Morrissey(?) No homo but I wish I lived in Ancient Greece To gave young Socrates the illful release Hey yo no homo but today I'm coming out the closet Wanna scream it from the mountains like a gay prophet These two words have set me free (no homo) Damn it feels good to be (no homo)
Питер ухмыляется и, расхлябанно размахивая руками, спускается по ступенькам в лофт. Дерек гневно сверкает голубой радужкой и сжимает руки в кулаки. В его горле бурлит низкий возмущенный рык. Хейл-старший растягивает губы в елейной ухмылке и снимает куртку, небрежно бросая ее на спинку кресла. Его радужка загорается голубым, но Питер вовремя останавливает трансформацию, сдерживая свою ярость, граничащую с неистовым возбуждением, каждой клеточки тела.
- Я пришел сюда не зря, - Хейл-старший нарочно растягивает слова. – Я пришел, чтобы забрать у тебя все. Все, племянничек.
- Я не понимаю о чем ты, - в голосе Дерека слышится угрожающий рокот, но он не двигается с места.
- Ах да, мой дорогой племянник. Верно, что ты ничего не понимаешь. Это никогда не было свойственно тебе. Да и изначально у тебя ничего не было. Ничего из того, что ты имел, не было твоим.
Питер тихо смеется с холодной акульей ухмылкой на губах.
- Я велел тебе убраться, Питер. Если ты этого не сделаешь…
- То что? – Хейл-старший с наигранным удивлением приподнимает брови и разводит руки в стороны. – Что ты мне сделаешь?
Дерек сжимает челюсти до пульсирующей боли в деснах. Кровь бурлит в жилах, а сердце стучит все быстрее, от чего становится тяжелее дышать. В губу врезаются клыки, а радужка блестит голубым. Хейл-младший чуть припадает на колено, после чего резко вскидывает голову и оглушающе громко рычит, оповещая чужака, что ему не сбежать.
Питер с улыбкой отвечает на грозный рык блеском голубых глаз. Он наигранно скалит зубы, позволяя клыкам надавить на нижнюю губу. Хейл-старший низко рокочет, зазывно и бурляще.
Дерек срывается с места. Он перепрыгивает столик и со всей силы сбивает Питера с ног. Хейл-старший приземляется прямиком на книжную стенку, обрушивая полки, которые сыплют на него десятки книг. Дереку стоит только приблизиться, чтобы напасть на безоружного Питера, как тот хватает вывалившуюся из стенки полку и наотмашь бьет Хейла-младшего по голове, отчего полка с громким треском переламывается и рассыпается на сотню мелких деревянных фрагментов. Оглушенный Дерек отступает, хватаясь за голову, чувствуя кровь на губах из рассеченной и пульсирующей раны над бровью. Пот и кровь заливают глаза. Питер медленно встает, отряхиваясь от сколов полки, неспешно подходит к племяннику и бьет ногой под дых. Хейл-младший давится собственной кровью от неожиданного удара и падает назад, разбивая журнальный столик со стеклянной крышкой. Осколки впиваются в спину и заставляют неестественно выгнуться в позвоночнике, резко распахнуть глаза от боли и вовремя увернуться от новой атаки Питера. Дерек хватает крупный кусок стекла и швыряет в лицо дяди, который ловит осколок налету, чувствуя, как острые края прорезают плоть. Отвлекшись на бросок, Питер пропускает мощный удар в лицо, отшатываясь к креслу, которое опрокидывается на спинку. Дерек тяжело дышит, сплевывает в сторону сгусток крови и пузырящейся вязкой слюны, медленно подходит к Хейлу-старшему, который отирает губы, размазывая по ним кровь.
- Я предупреждал тебя! - брызгая слюной, кричит Дерек и хватает Питера за ворот, поднимая с пола.
Он швыряет Хейла-старшего к стене, слыша, как от сильного удара у Питера затрещали кости. Дерек выдыхает ртом и громко, зазывно рычит. Хейл-старший безуспешно сползает по стене, тихо смеясь и сплевывая кровь, которая горячим потоком стекает по подбородку. Он отзывается Дереку зычным хриплым воем, от чего у Хейла-младшего срывает крышу.
Дерек подскакивает к Питеру и с силой прижимает его к стене, размашисто бьет в лицо, но промахивается. Кулак обжигает болью, а стена сыплется бетонной крошкой. Хейл-старший выворачивается из хватки и со всей силы бьет Дереку лбом в переносицу, ломая нос. Перед глазами племянника плывут темные круги. Питер пинает коленную чашечку и хватает Дерека за волосы, со всей силы прикладывая лицом к бетонной стене, на которой от удара отпечатывается кровавый след.
Дерек сипло дышит, цепляясь за руки Хейла-старшего, который мысленно празднует победу, встряхивая племянника за шиворот.
- О чем ты меня предупреждал? – мурлычет Хейл-старший и закашливается от подступившей к горлу крови.
Дерек резко дергает Питера на колени и придавливает лицом к полу, наваливаясь всем телом сверху. Хейл-старший истошно кричит, даваясь слюной, когда когти племянника раздирают его плоть на спине и боках. Дерек лишь тяжело вдыхает через рот, по-животному припадая к спине Питера и утыкаясь носом в лопатку, отирая лицо о темно-серый пуловер дяди, который пропитался потом и кровью обоих.
Хейл-старший пытается вырваться, но Дерек до боли выворачивает его руки.
- Я заберу у тебя все, - отплевываясь и смеясь, шипит Питер, чувствуя крепкий стояк Дерека, упирающийся ему в бедро.
- Так забирай, - глухо отвечает Дерек, грубо толкаясь в бедро Хейла-старшего, и выламывает его руку из плечевого сустава.
Телеканал NBC планирует снимать сериал о бисексуальном экзорцисте Константине
Сериал "Константин" (Constantine), главным героем которого станет бисексуальный антигерой из комиксов DC Comics, расскажет о темной стороне магии и мистики. Канал NBC официально заказал пилотную серию сериала о экзорцисте Джоне Константине (John Constantine). Об этом сообщает Deadline. Сериал расскажет о таинственном детективе, который должен защитить наш мир от злых сил. Серия создана по инициативе исполнительных продюсеров Дэниела Цероне (Daniel Cerone) и Дэвида С. Гойера (David S. Goyer). До этого Гойер написал сценарии для трилогии режиссера Кростофера Нолана (Christopher Nolan) "Бэтмен" (Batman) и прошлогоднего фильма "Человек из стали" (Man of Steel).
Константин - персонаж серии комиксов подразделения Vertigo издательства DC Comics. В начале 1990-х годов в серии комиксов "Джон Константин: посланник ада" (John Constantine: Hellblazer) его сделали бисексуалом. Комиксы пользовались большим успехом на протяжении 20 лет, а в 2005 году был снят фильм "Константин: повелитель тьмы" (Constantine), главную роль в котором исполнил Киану Ривз (Keanu Reeves).
скотя возрадуйся
патрик Бисексуальный? БИСЕКСУАЛЬНЫЙ? Бисексуальный?????????!! Ааааааааааааааааааааааа!!!!! Боже мой у меня даже слеза выкатилась!!!! ПОЙДУ ТРУСЫ СМЕНЮ!