Кровь и песок

[hanniballecter]

Название: Кровь и песок
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 6 975 слов
Пейринг/Персонажи: Дерек Хейл, Питер Хейл, Джерард Арджент, Крис Арджент
Категория: джен
Жанр: ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: псевдоисторическое AU без оборотней, графическое несексуальное насилие, смерти персонажей, упоминание сексуального насилия и оргий, убийство животного
Краткое содержание: Интриги внутри великой державы так же грязны, как исподнее развязных портовых шлюх. Император Джерард теряет всех законных наследников, оставаясь на троне один, в окружении льстецов и своих незаконнорожденных детей, "Благородных сынов". Власть губительна, но тайны, что покоятся в чреве Рима, гораздо опаснее...
Примечание:
1) кроссовер с сериалом "Спартак: Кровь и песок", время действия - расцвет великой Римской Империи, эпоха гладиаторов;
2) *Люпин (lupinus) был одним из любимых цветков Рима. Его название происходит от слова «волк» (lupus), это связано с тем, что его семена с огромной силой врастают в почву и с волчьей жадностью высасывают из нее влагу и питательные вещества.
** Лудус– общее название тренировочной школы для гладиаторов.
*** Ланиста – учитель и хозяин гладиаторов.
**** Гопломах – греч. «вооруженный боец» самый сильный из всех гладиаторов, обладающий самым тяжелым снаряжением. Вооружен большим щитом из одного листа толстой бронзы и мечом (гладиус – римский листовый остроконечный меч), основная тактика в бою – защита. Часто выставляли против фракийцев;
3) Автором намеренно искажается употребление термина «император», а также другие факты из истории Древнего Рима.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Рим. 105 год до н.э.
О, Рим! Он растет и процветает, погрязая в пучине греха и разврата, упиваясь винами, телами разгоряченных женщин и мужчин, уподобившихся диким животным, разрывающим друг друга на части в слепом горячечном вожделении. Крепче, болезненнее друг друга ранить могут только любовники, чьи тела переплетены и слиты единым жаром, порывом, заставляющего алкать большего, жадно сглатывая вдохи, обжигая горло горячим воздухом, полном пыли, горечи пота и крови.

О, Рим! Твой песок под нашими ногами настолько горяч, что, кажется, подошвы сандалий простого люда, ноксий, гладиаторов, патрициев будут плавиться, утопать в крови, что ранее билась и бурлила в жилах еще живых людей, а теперь пузырится, стекая вперемешку со слюной по шее очередной жертвы человеческой алчности к борьбе жизни и смерти. Толпа задыхается и беснуется в бездушном, закладывающем уши, громогласном крике.

О, Рим! Жадность людей не знает границ. И даже твоя жестокость не насытит их.

Римская империя, ты – могущественная держава Средиземноморья. Перед тобой, стоя на коленях, преклоняют головы враги, а ныне – раболепные льстецы, вымаливающие жизнь. Ты способна даровать им эту малость, но слишком жестока и непреклонна. Ты жаждешь смертей. Ты опаиваешь своих врагов ядом из их собственной крови, ты кормишь своих детей телами их родителей и лебезящих лицедеев, мозолящих глаза и услаждающих уши лживыми песнями о твоей славе.

О, Рим! В угоду своей алчности и гордыне, ты пожираешь жизни собственных отпрысков.

Твоя слава – смерть врагов.
Твоя гордость – жестокий люд и алчущие насыщения убийством сыны.
Твоя жизнь – это кровь и песок.

* * *


Великий и безжалостный император вел за собой народ, нес награбленное на спинах побежденных, забирал завоеванное через смерть, боль и слезы, оставлял позади вереницы стенающих о справедливом суде и даре жизни умирающих, трупы, изуродованных калек и изнасилованных солдатами и варварами вдов, дочерей, сестер. В угоду своей похоти, гневливому желанию разрушения, импульсивному и всепоглощающему, он ставил на колени врагов и мастерски, садистки расправлялся с ними на глазах их семей. Справедливый и ужасный император Джерард сеял свою правду, восхищенный ропот и всеобъемлющий страх, даровал слабым и неспособным защититься благородную смерть от оружия его армии, заставляя простой люд в оцепенении преклонять колени перед его властью.
Его сопровождали слезы и смерть. Его окружали грехи и лизоблюды. В ответ он вселял в окружающих страх. Первородный страх, липким комком скатывающийся по расцарапанному в предсмертном истеричном вскрике горлу.

Император. Властный и безжалостный, вычищающий ряды смердов, черни, подчиняющий своей воле и безграничной власти. Над сломленным блеющим стадом он возвышался подобно богу. Богу, выбирающему – жить им или умереть

15 лет назад
Рим. Залы дворца Императора


Советник торопливо шагал по узкому коридору, скользя бесстрастным взглядом по стенам с барельефами лика императора и его славной истории восхождения на трон Рима: убийства, насилие, подчинение. Питер хмыкнул себе под нос, в очередной раз присмотревшись к профилю Джерарда, и отметил, что смотрелся бы гораздо лучше на этой стене. Прислуга рассыпалась в поклонах, прислонялась к стенам и опускала глаза. Советник брезгливо окинул взглядом грязных, испуганных людей и прошел к дверям огромной главной залы, где сидел его Император.

Массивные двери охраняли два солдата в тяжелом обмундировании, с длинными пиками, наконечники которых раздваивались и изгибались в форме рыбацких крюков. Доспехи гладиаторов были начищены, а лицо свободно от эмоций. Их бледно-серые глаза внимательно следили за каждым, кто подходил к этим дверям. Очищенные от разума, с выеденной огнем, сталью, кнутом плотью – следами игры со смертью, – они несли свою службу недвижимо, подобно каменным статуям. Завидев советника, два солдата одновременно сделали шаг навстречу друг другу, развернулись, ловко сдвинули скрещенные концы пик в противоположные стороны, открыв проход. Правый истукан сделал еще шаг и вновь повернулся, но теперь уже к двери. Оточенными, ровными шагами он приблизился вплотную к массивным створкам и, взявшись за кольца ручек, что держали в пасти резные двухголовые львы, медленно открыл двери перед Питером.

Огромная зала была наполнена светом, который проникал через арки, поддерживаемые толстыми колоннами с резным изображением охоты на «поясах». Легкие полотна теплого матово-бежевого оттенка подавались напористым, но жарким ласкам свежего ветра в проходах множественных арок. Миловидные молодые прислужницы, с забранными волосами, украшенными множеством цветов, в светло-бежевых туниках подносили императору на блестящих золотых подносах вина в чашах. Советник остановился у входа. Дверь со стуком, кажется эхом разнесшимся по зале, закрылась, а император обратил взгляд к гостю, жестом отсылая девушек из тронного зала.

– Мой император, – поклонившись, елейным голосом обратился советник к мужчине, сидящему на массивном резном троне в пурпурной тоге с золотой окантовкой по краям.

– Питер, – Джерард сделал паузу, поставил чашу с вином на столик близ себя и, благосклонно кивнув, позволил гостю пройти ближе. – Не ждал, признаюсь. Неужели дурные вести?

Советник в ответ благодарно поклонился и прошел вперед, останавливаясь перед ступенями трона.

– Мой император проницателен и мудр, – сказал Питер, опустив глаза в напускной скорби. – Но это не преуменьшит боли, что испытали мы все, когда узнали, что произо…

– Что случилось?

Холодный тон остановил напыщенную речь советника. Питер поднял глаза, едва скрыв восхищение: император был обращен к нему и с мрачным спокойствием желал знать правду.

– Ваш второй сын… – Джерард нахмурился. – Прошу меня простить, мой император, ваш единственный сын… Его больше нет с нами. Юный Лестат сегодня не проснулся. Наши лекари уже ничего не могли сделать. Ваша жена склонилась перед юношей в рыданиях, скорбя по своей утрате.

– Довольно.

Питер скабрезно отряхнул руки за спиной, словно пытался очистить их от невидимой грязи, покорно замолкая перед холодным гневом императора, скорбящего о своем юном сыне, покинувшем этот мир так скоропостижно.

– Как это случилось?

Ледяной тон, как будто небрежный, коснулся слуха советника, смиренно ожидающего вопроса или распоряжения властителя великого Рима.

– Что-то попало в его дыхательные пути. – Не поднимая глаз, проговорил Питер, замолкая на несколько секунд, после чего, понизив голос на тон, продолжил. – Лепесток люпина.* Лекари вторят, что это случайность, но мне кажется, что он с «волчьей жадностью» высосал его жизнь из хрупкого благородного тела…

– Распорядись, чтобы его похоронили с почестями, – брезгливо бросил Джерард в ответ на угодливую речь советника, приложившись к чаше и осушив ее до дна. Питер в удивлении приподнял бровь, чувствуя, что упускает что-то из виду. – Моей жене вели привезти из Кифии золотые украшения с драгоценными камнями, для меня – вина. И распорядись, чтобы сегодня меня никто не посещал.

– Моими руками ваша воля, – с поклоном ответил советник, поднимая голову и обращаясь взглядом к императору.

– Ты ожидаешь, что я сам выполню за тебя твою работу, Питер? – С издевкой, медленно и тихо проговорил император, подозвав молодую девушку-прислужницу, чтобы та немедленно наполнила чашу Джерарда вином. С поклоном она повиновалась.

– Нет, мой император, – в смирении перед благородным гневом Джерарда советник вновь опустил глаза, презрительно закусив губу. – Я приношу свои извинения за мою недогадливость. Я скорблю вместе с вами.

Император на мгновение замер, вопросительно взглянув на слишком учтивого отвечающего Питера, и громко расхохотался, чуть не выронив из руки чашу, когда девушка наполняла ее из кувшина. Советник в ответ на смех только скользко ухмыльнулся, но глаза его оставались все также внимательны и холодны.

– Лучше выполни поручения, а затем отправляйся пить и трахать девок, – Джерард с удовольствием пригубил чашу с вином, прищурившись, обратился взглядом к мужчине перед ним, ожидая реакции. – Не утруждай себя напускной скорбью.

– Повинуюсь и понимаю, мой император. Верно, вы не одиноки, у вас за спиной целая армия «благородных сынов», – съехидничал Питер, пытаясь поддеть слишком безразличного к смерти последнего законного наследника Джерарда.

Император на секунду замолчал, с холодком в глазах оглядев распускающего язык советника, но уже через мгновение зычно хохотал, выронив чашу из руки, когда подтянул к себе за талию грубым движением милую светловолосую девушку-прислужницу, личную его чашницу. Девушка взвизгнула, рухнув на колени императора, и, закусывая губы в немой покорности, молчала и умоляюще смотрела на Питера, когда Джерард беспардонно начал лапать ее молодое, гибкое тело, сминая светло-бежевую тунику и стягивая с молочно-белой кожи.

– Питер, для советника ты слишком остер на язык. Боюсь, что однажды я отсеку его тебе лично. Но про «сынов» ты сказал любопытную вещь. – Император вновь рассмеялся, приструнив извивающуюся девку на своих коленях, которая пыталась сбежать от прикосновений разгоряченного терпким вином мужчины. – Кто такие «благородные сыны»? Это шваль, которую я заделал своим юным и не очень любовницам. Бастарды, незаконнорожденные. Моей царственной жене наплевать, кого и как я люблю в своей постели. Цена этим детям такая же, как и пятну семени, присохшего к моей тоге.
Джерард усмехнулся и сорвал с девушки тунику, сбросил легкую ткань на пол, раздвинув перед советником мягкие бедра прислужницы, которая только жалобно пискнула в ответ и зажмурилась.
– Подумать только – капля спермы в нужно место и вот – бастарды, целый оплот. «Благородные сыны» – все, что у меня есть, говоришь? – Император с недоброй искрой в глазах обратился взглядом к Питеру, колко ухмыльнувшись.
Он столкнул со своих коленей нагую девушку и брезгливо взглянул на пятно вина на полу и пустую чашу с изящным рисунком на стенках. Чашница торопливо схватила с пола свою одежду, прижала ее к груди и со слезами выбежала из залы. На ее месте незамедлительно появилась новая прислуга, которая тут же начала затирать разлитое вино, а затем наполнила новую чашу для императора.
– Эти «сыны» – мой позор, но и моя тень. Они отдадут за меня жизнь, но сами ничего не стоят. Пятна на тоге, – Джерард встал со своего трона, отставил бокал и снял с себя трабею, которую кинул в лицо советнику, оставшись перед ним в белоснежной нижней тунике. – Хочешь все-таки знать, чего они стоят? Продай пятна, интересно, много ли ты с них выручишь. А теперь убирайся.

Питер свернул трабею в руках и поклонился, молча и незамедлительно покидая залу. На выходе, как только двери за его спиной закрылись, он сунул одежды императора в руки прислужницы, прогоняя ее с глаз. Нет, он не был зол – он был взбешен, но слишком дорогое удовольствие – развлекать глаза и уши стен дворца императора своими эмоциями. Советник одернул плечом и скрылся в арке, в тени деревьев летнего сада Императора Джерарда.

Рим. Арены лудуса** при дворце императора

Темноволосый мальчик, с выжженной жадным солнцем кожей, которая блестела от пота, и с деревянным мечом в руке, внимательно смотрел вдаль, на арки главной залы, где сидел его «отец» – император Великого Несокрушимого Рима. Рядом с этим ребенком были такие же, как и он, благородные и одновременно безродные, будущие солдаты и одновременно беспородные щенки тех дешевок, что высучивали, трудились ртами, стоя на коленях перед Джерардом.

Все они, от мала до велика, от младенцев до уже крепких юношей,– дети Императора. Его «благородные сыны».

Безродная шваль, разменная монета, которой можно «расплатиться», пролив их кровь вместо своей.

Великий император Джерард никогда не был верен своей супруге: имел множество наложниц, собственных чашниц, даже безродных шлюх наравне с дочерьми советников, которые не могли отказать из-за статуса. Причиняя боль, даря удовольствие, разрушая род, создавая новых господ, Джерард насыщал свою похоть и телесный голод, что приносили сынов и дочерей от «отмеченных императором» девок. Девочек, слабых здоровьем мальчиков и детей знатных дам отправляли в загородные виллы на воспитание нянькам вместе с их матерями, что уже не могли выйти замуж, оскверненные чужой похотью, которую со слезами принимали за честь; прочие дети считались сором, а их бедные матери предпочитали уезжать из Рима, чтобы не попасть под тяжелую руку императора, прознавшего, что его семя укоренилось в еще одном чреве. Только рожденные при дворе дети Джерарда от многочисленных его «супруг» удостаивались его внимания. Крепкие мальчики отдавались на воспитание в лудус императора к лучшим ланиста***, чтобы стать стражами, гладиаторами Его Величества для развлечения и защиты. Меч и щит из безродных псов от семени императора – это «благородные сыны», незаконнорожденные дети императора Джерарда.

Этот темноволосый мальчишка держит в руках деревянный меч, которым сражается на тренировках, а в памяти – воображаемый образ матери, которой не видел никогда, и суровый лик отца, который не заметит собственного сына, дитя порока, среди остальных таких же безродных отбросов. Это дитя всегда молчит, держится в стороне и неистово тренируется, выбиваясь из сил. Он преследует одну цель – стать лучшим. Стать лучшим, чтобы его увидели холодные глаза Императора, что лишил его матери, жизни и счастья, даровав взамен боль, жалость, положение раба. Он сделает все, чтобы эти глаза, глаза властителя великого Рима, обратились к нему с уважением. Чего бы это ни стоило…

Эти дети воистину лишены счастья: у них нет родных, только суровый безразличный всеотец, у них нет свободы, нет прав, нет слова. Они лишены собственной личности, разменивая ее на принадлежность к «сынам», обделенным истинным благородством. Рожденные во грехе, они питаются скорбью и кровоточащим ранами соперников.

Их воспитывали как гладиаторов, детей Арены. Дети с четырех лет помогают подносить еду, банные принадлежности, наблюдают за тренировками. В пять они получают свой первый меч – если дитя не проходило тренировку, было слишком слабо или необучаемо, его увозили. Ланиста безмолвно провожал повозку и глухим молчанием отвечал на вопросы о их дальнейшей судьбе. Угодное богам и Императору дитя продолжало тренировки и обучение в лудусе.

Все дети спали в общей комнате, мылись в одной общей бане, ели одну пищу. Надзирателям и воспитателям было все равно, кто кого насилует или убивает, они игнорировали плач и крики, отворачиваясь к стенам залов императора. Здесь управлял только голод и боль. Изголодавшиеся дети не знали жалости – так их воспитали.

Единственными, кого почитали эти создания, – были их Отец и Ланиста, главный тренер в лудусе при дворце императора. Только они могли остановить бесчинства.

Неспособные ученики, не проявляющие себя на тренировках и сражениях, также покидали стены казарм на повозке с тентом из темной мешковины, закрывающим от зноя. Чем старше становились дети, тем меньше они задавали вопросов. Никто не хотел уехать отсюда, как бы несладка ни была здесь жизнь.

С шести лет мальчики начинали активные тренировки, в возрасте семи лет проходил их первый пробный бой. Император лично наблюдал за баталиями, за кровью, которую выбивали сильные удары деревянных мечей.

Эти дети не знали жалости. Они были детьми голода и боли. Детьми греха.

Лучших отправляли в подземные арены, где они боролись с животными: молодыми волками, реже – бойцовскими псами, кабанами, рысями. Выжившие получали чеканные монеты с ликом Императора, погибших забирала телега с мешковидным тентом. С девяти лет лучшие удостаивались чести заниматься с настоящим оружием, чьи края кузнецы специально делали чуть толще, чем у настоящего лезвия меча. В четырнадцать для «благородных сынов» наступал момент триумфа – не мальчики, уже юноши получали первые кожаные пояса с эмблемой «Сынов» и вступали в братство, давая клятву пред другими, что никогда не возьмут жен, земель, никогда не предадут своего Императора, и пусть их жгут огнем, ранят сталью, бьют кнутами, они всегда, до конца своих дней, останутся «Благородными сынами». В другом случае их ожидала смерть.

Рожденные во грехе, без рода и племени, они становились истинными гладиаторами: крепким щитом и острым мечом, изрисованным тонкими узорами крови врагов Императора.

Их путь будет еще долог.

Десятилетний темноволосый мальчик откладывает свой деревянный меч, с упоением прикасается к настоящему оружию, к холодному лезвию тренировочного меча. Его пальцы пытливо скользят по зазубринам на краях, появившимся от частых ударов, его глаза жадно поглощают каждую царапину, рисунки на стали от чужой боли и поражения. В этих серо-зеленых глазах горит едва скрываемая жажда и единая мысль, что до сих пор удерживает его в этих стенах.

Он истинный «благородный сын» Императора. Лучший.

Звонкий лай, в котором, кажется, слышалось капризное урчание и укор, отвлек мальчика. Он отложил меч и с мягкой улыбкой повернулся к дворовому псу, что приходил каждый день к стенам лудуса при дворе императора, чтобы выпросить немного хлеба у мальчиков, тренирующихся здесь каждый день. Щенок отвечал заливистым звонким тявканьем, ворча и переминаясь с лапы на лапу. У него бурый окрас со светлыми подпалинами, но шерсть на морде выгорела так, что похожа на волчью. Юноша достал из-за кожаного пояса кусок хлеба, завернутый в мешковину, торопливо развернул ткань, угощая своего друга. Пес залился лаем, благодарно виляя хвостом и принимаясь за трапезу. Молодой гладиатор внимательно посмотрел по сторонам, сел близ щенка и погладил его еще мягкую шерсть, не огрубевшую от грязи и зноя. Пес доел краюху, оставляя голодным мальчишку, но вряд ли думал об этом. Он задорно полаял в благодарность, а после шиканья юноши замолк, внимательно глядя на него. Завалившись на бок и дернув лапами, пес подставил живот под поглаживания, засыпая сытым и спокойным. Юноша близ него, сидел в тени со своим другом, глубоко вдохнул и закрыл глаза.

– …рек! Дерек! – голос ланисты разбудил юношу ото сна; он вскочил со своего места, схватившись за рукоять меча, но от неожиданности потерял равновесие и рухнул назад. Тренер стоял в окружении мальчишек помладше, грозно глядя на юношу. – Почему ты здесь, а не на тренировке?

– Прошу меня простить, учитель. Я проспал, – проговорил Дерек, вставая на ноги и опуская меч.

– Жалкая отговорка, – гневно вскрикнул ланиста, пригрозив юноше хлыстом. – Почему ты снова здесь с этой шавкой? Я говорил тебе, что будет, если я увижу ее вновь у стен лудуса Императора?

Дерек молча исподлобья смотрел на мужчину и не двигался, чуть приподняв меч. Заспанный пес проснулся от криков и с урчанием зевнул. Тренер гневно прикусил губу и наклонился к псу. Дерек вскинул меч и глухим вскриком метнулся навстречу ланисте, но мужчина перехватил и с легкостью зафиксировал его руку одним ударом кнута, так сильно дернув за рукоять, что Дерек выронил меч и потерял равновесие. Свист хлыста настиг его слух позднее, чем щеку прижгла острая боль от удара размноженного конца с бусинами из стали, которые рассекли кожу на лице. Тем временем тренер схватил пса за шкирку и поднял, сильно встряхнув. Псина истошно и визгливо залаяла, дергая лапами и пытаясь освободиться, но безуспешно.

– Поднимись, щенок, – прорычал ланиста Дереку.

Юноша поднялся, отерев кровь со щеки, крепко, до скрипа сжав челюсти. Его глаза округлились, когда на втором этаже балкона их казармы он увидел своего отца, Императора, внимательно наблюдающего за сценой.

Ланиста развернулся и кивком поприветствовал Джерарда, одним движением швырнув визгливую псину в руки Дерека.

– Я обещал тебе, что убью собственноручно эту лающую шваль, если увижу ее вновь. Я передумал, – проговорил тренер, обращаясь, кажется, ко всем, кто был рядом. – Ты приручил его, спас от смерти, ты и заберешь его жизнь. Покажи себя, «благородный сын», своему императору. Докажи, что ты знаешь цену жизни и смерти, цену собственной ошибки.

Дерек взял пса за шкирку покрепче, выпустил меч со стальным лезвием из руки, меч глухо упал в песок тренировочной арены при лудусе. Джерард внимательно наблюдал за действием вместе с присоединившейся к нему толпой советников и слуг.

– Дерек, – гневно позвал ланиста юношу, но тот не двинулся. – Ты хочешь, чтобы я вновь тебя отправил на подземную арену?

Юноша дернул плечом, но не ответил, впиваясь взглядом в лицо Джерарда, которого советник уговаривал покинуть балкон, но тот не шевелился, глядя на своего «отпрыска».

– Дерек, – голос тренера звучал, словно сквозь вату. – Ночь без сна и два дня урезанная порция.

Ему было безразлично наказание, он просто смотрел в глаза отца, Императора, держа в руках чужую жизнь.

– Дерек, – ланиста позвал юношу уже спокойно, почти неслышно. – Неужели ты покажешь своему отцу, что не способен забрать жизнь достойно, подарив покой? Смерть – не казнь, ты даришь ему лучший мир, а не мучительную гибель от голода или холода. Забери жизнь, – старшие ребята заулюлюкали, но тренер заставил их замолчать одним жестом. – Достань из-за пояса свой кинжал, подарок Императора лучшему ученику арены. Даруй смерть. Докажи.

Дерек не отводил глаз от холодного, пустого взгляда Джерарда. Прислуга затихла, когда юноша достал из-за пояса кинжал с резной ручкой и чуть приподнял пса за шкирку, прижимая его мягкую спину к своей голой груди, испещренной синяками и порезами. Пес затих, словно чувствуя, как сердце юноши стучит, мерно и медленно, и перестал одергивать лапами и скулить.

Именно в этот момент лезвие кинжала одним ровным движением разрезало его шею. Кровь, пачкая клинок, руки и лицо Дерека, хлынула из шеи животного. Пес попытался взвизгнуть, но его крик потух в бурлении теплой, красной, густой и терпкой крови. Дерек сжал губы, не отрывая взгляда от лица Императора, чувствуя, как жжет кожу горячая кровь щенка, упавшего в песок из его рук, как непрошеные, скупые слезы текут по щекам, смешиваются с кровью друга, влажно скользят к подбородку.

Дети постарше жадно смотрели на редкие конвульсии погибшего животного, другие – отворачивались, малыши громко плакали, утыкаясь в грудь друг друга, а Джерард лишь развернулся и ушел с балкона вместе со своей свитой. Дерек опустил клинок, положил его за пояс и бесстрастно уставился на пустой балкон второго этажа их казармы.

– Дерек, – жестом ланиста прогнал в казарму детей, которые незамедлительно повиновались. – Ты должен понимать, что подарил покой этому животному. Ты не должен сожалеть, ты сделал все правильно. Твой друг хотел бы этого... Ты не должен бояться смерти: истинный «благородный сын», гладиатор, ожидает смерть, играет с ней, ласкает ее. Это не последняя жизнь, что будет отнята тобой. Помни, что ты убьешь во славу своего Императора его врагов, своих друзей и даже себя, если станешь неугодным ему.

Юноша словно не слышал слов тренера. Он молча перевел на него взгляд.

– Дерек, похорони своего друга с почестями. В благодарность, что он удостоил тебя чести забрать его жизнь.

Он молчал, тяжело сглатывая. Он больше не выпустил и слезы, только крепче сжимал кулаки.

– Дерек?

– Моими руками ваша воля, – сухо проговорил Дерек и поднял с земли тело щенка, которого убил своими руками. В его карих глазах стекленел не ужас – покой. Теплая кровь животного жадно испивалась горячим песком под ногами… Юноша ушел в тень стен лудуса.

Настоящее
Рим. Дворец Императора


Питер торопливо прошел к трону Императора, со скучающим видом ожидающего своего советника, настоявшего на скорейшей встрече.

– Мой император, прошу простить, что нарушил ваш покой, но дело не терпит отлагательств, – Советник скользким взглядом оглядел стражу близ трона Джерарда: сегодня здесь стояли лучшие бойцы – Дерек, известный на арене как Волк, и Скотт, получивший имя Непобедимый. – Эй, гладиаторы, убирайтесь из зала, вам здесь…

– Пусть останутся. Питер, кто ожидает моей аудиенции? – Вопросительно обратился Джерард к советнику, который осекся от безразличного тона императора.

– Ваш первый сын.

Император внимательно посмотрел на Питера, отрицательно махнув рукой подоспевшей с вином чашнице.

– Ты хотел сказать: мой сын, что отрекся от престолонаследования и родства со мной? Крис… Не ожидал, что блудный сын вернется с поклонением головы к своему отцу.

Питер замялся.

– Мой император, он не желает вернуться, он желает мести.

Слова советника прозвучали очень глухо в тишине залы императора. Дерек ощутил, как внимательный взгляд Императора остановился на нем, а затем вновь обратился к гонцу с дурными вестями.

– Мне разрешить пустить его?

– Нет, – проговорил Джерард. – Я не знаю этого человека, мне не к чему встречаться с варваром.

– Он будет говорить от их лица как правитель, – сказал советник, сделав паузу. – Я бы на вашем месте встретился с ним.

– На моем месте? Не торопишься ли ты на мое место, Питер? – Смех Императора разнесся по пустынной зале.

Питер скрыл ехидную ухмылку.

– Ни в коем случае, мои император, вам не занимать мудрости, которой я не блещу…

– Льстивый язык тебе мало чем поможет на моем месте, Питер. Впусти предводителя варваров, я хочу говорить с ним.

Советник учтиво поклонился, вновь смерив взглядом Дерека и Скотта, после чего с кривой ухмылкой удалился. Не прошло и нескольких минут, как массивные двери вновь открылись. Дерек инстинктивно сжал рукоять пики, впиваясь взглядом в вошедшего в залу человека.

Рослый крепкий мужчина со светлыми волосами, чуть выгоревшими на солнце, не юный, но и не старый, быстро зашагал по зале, словно знал ее и никогда не покидал. Его доспехи были истерты и побиты, в дорожной пыли и грязи, в пятнах засохшей крови. В руках его не было оружия, но к одной из высоких сандалий был прикреплен кинжал, слишком похожий на тот, что однажды получил Дерек…

– Император. – Громко обратился мужчина к Джерарду, гордо вскидывая голову и расправляя плечи, останавливаясь в каких-то паре метров от лестницы к трону, от стражей с оружием, от Дерека, чувствующего угрозу, которая исходила от этого человека.

– Крис, – ответил Джерард сухо. – Предводитель варваров с севера, где нет женщин и мужчины вынуждены осеменять собственных лошадей. Что привело коневода-варвара в стены славного Несокрушимого Рима, в залы Императора?

– Месть, – Тихо проговорил мужчина, брезгливо взглянув на обратившегося к нему правителя. – Меня привела в этот оплот лжи и порока, грязи и лицемерия, смерти и алчности – жажда мести.

– У тебя все такой же буйный нрав. Это у нас семейное, – прогнусавил с холодной усмешкой Джерард, проводив взглядом вернувшегося в сопровождении двух солдат Питера, остановившегося у западной стены залы. – Неужели ты возжелал отомстить своему собственному отцу за свою жизнь?

– Я тебе не сын, – прошипел Крис, одернув головой. – Я отрекся от тебя и никогда не испачкаю свой славный меч твоей грязной кровью!

– Моя грязная кровь в тебе…

– Это мой позор, слышишь?! Я никогда не уподоблюсь тебе! Дай мне совершить месть, и я покину этот прогнивший в сердцевине Рим!

– О какой мести ты говоришь, сын? – Джерард устало, но с живым интересом во взгляде смотрел на блудного сына перед ним.

– Твои люди напали на нашу деревню. Они перебили мужчин, изнасиловали женщин и … – Крис жадно вдохнул и тяжело сглотнул. – Они убили мою дочь. Я хочу отомстить!

Джерард едва скрыл волнение, услышав вести, но поймал ехидный взгляд Питера, наблюдающего за отрекшимся от престола сыном императора. Правитель вдохнул, прислонившись к спинке трона и подпирая подбородок рукой.

– Я не отправлял людей в твою деревню. Вероятно, ты что-то путаешь. Быть может, твоя ярость настолько велика, что во всех бедах ты видишь мои жесты…

– Двухголовый лев с открытой пастью. Твой герб. Эти люди не скрывали его, наоборот, показывали, хвастали, когда убивали моих людей и мою дочь. Я хочу возмездия.

Император тяжело и устало выдохнул, не отводя взгляда от Криса.

– Ты не в том положении, чтобы требовать что-то у Великого Рима, у его императора, варвар. Ты хочешь войны?

Крис часто и поверхностно дышал, сжимая кулаки, но молчал, закусывая губы.

– Я требую справедливости через поединок.

Джерард рассмеялся.

– Ты хочешь драться со мной, варвар?

Мужчина гневно взглянул на императора.

– Они убили мою дочь. Я хочу смерти твоих сынов, чтобы ты понял, что я чувствую…

– Я уже потерял двух сыновей.

Крис в немом удивлении распахнул глаза, торопливо вдыхая ртом.

– Лестат, он…

– Он не дожил до своего совершеннолетия, умер, так и не достигнув расцвета.

Глухой гнев накрыл и без того страдающего от утраты мужчину, который резко отвернулся от императора, схватился за голову и сгорбился, тяжело и сипло вдыхая.

– Я… Я должен забрать жизнь. Не нарушай мое право! Я сражусь с твоими «Благородными сынами». Я перебью всех до одного!

Яростный, неистовый крик оглушил залу дворца императора. Джерард благосклонно улыбнулся, поймав вопросительный взгляд Питера.

– Хорошо. Будет бой. С тобой сразится мой лучший сын, благороднейший из сынов. Дерек, – обратился император к гладиатору.
Волк, хорошо сложенный и впечатляющий своей аурой власти и силы, сделал шаг вперед, глядя перед собой.
– Он защитит мою честь. Бой состоится завтра, после полудня. Подготовь своих людей. Я освобожу для вас целый постоялый двор.

– Нам это не нужны твои подачки, – брезгливо отозвался Крис, взглянув на Джерарда. – Ты не сохранил жизнь своим законным сыновьям, теперь ты потеряешь последнее, что у тебя есть, как все потерял я.

Развернувшись к дверям, Крис торопливо удалился из залы, вслед за ним ушли и два солдата, что были при советнике. Питер быстро подошел к трону императора.

– Мой император, какие будут распоряжения?

Джерард слепо уставился на закрытую дверь, молча глядя на нее некоторое время в тишине зала.

– Подготовьте Дерека к бою. Достань лучшее гладиаторское снаряжение. Сделайте из сражения шоу, советник. Приложите усилия, чтобы весь Рим, вся его знать увидела знаменательную победу лучшего «Благородного сына». Пусть Рим запомнит этот день!

– Моими руками ваша воля, – с елейной улыбкой пропел Питер, поклонившись императору.

* * *


В подвальной бане практически не было света. Из-за влажности и жара трудно было дышать, из-за стелющегося пара – разглядеть что-либо. Отсветы стелились по стенам бани, облизывая темную, влажную от воды и пота кожу мужчины, который, закрыв глаза, стоял в окружении темноволосых девушек в прозрачных и влажных туниках, прилипших к их гибким юным телам. Они одна за другой подходили к гладиатору с кувшинами и обливали его тело водой, наблюдая, как она скользит по коже крепкого мужчины, скатывается по рельефу мускулов, широким плечам и груди, длинным рукам, прессу и крепким бедрам. Девушки проводили и усадили Дерека на низкую скамью, начали мягко оттирать его кожу от грязи и пота тренировочных боев, готовя к главному сражению, которое должно было состояться на глазах всего Рима.

Он не смотрел на них. Все мысли его были заняты боем с первым, отрекшимся от отца, сыном – Крис, первое законное дитя Джерарда.

О первом сыне императора было запрещено говорить. Никто не смел поднимать эту тему или судить, но все знали, что гнев Джерарда был велик, когда Крис пришел к нему и отрекся от престола. Будучи самым смелым и способным воином элитной школы боевых искусств, Крис отрицал бои и кровопролития, не видел в благородной смерти дара, как его отец. Оскорбленный кровавой политикой Рима, подавляющего врагов своим могуществом и ставящего их на колени, первый сын отрекся от отца, от родства с великим правителем непобедимого Рима. Джерард, решивший, что сыну нужно просто нагуляться, направил с ним своих лучших людей, чтобы защитить неразумное чадо, но Крис отослал их всех, пригрозив смертью, если они не покинут его.

Разгневанный Джерард забыл по последней «сыновьей» просьбе о существовании первенца Криса.

С тех пор слабое дитя, второй сын императора, являлся следующим законным правителем, но его смерть стала роковой неожиданностью для двора правителя. Скорбь всего Рима, державы Средиземноморья, была неутолима.

Дерек понимал, что завтрашний день ничего не изменит в его судьбе, но Боги указали ему этот путь. Понимают ли Боги, что завтра может быть его последним днем? Ответа Дерек не знал, он просто молча сжимал кулаки, чувствуя, как горячая вода скатывается по спине. Он жестом отослал девушек, оставшись наедине со своими мыслями. Завтра может измениться все или ничего.

Кровь и песок.

Кровь и песок ожидают его завтра.

Кровь и песок Великого Рима станут его судьями.

* * *


Крик толпы был настолько громким, что, кажется, заглушил все звуки в мире. Весь Рим собрался на скамьях, чтобы почтить благородный бой между сынами императора, чтобы защитить или запятнать честь. Пьяный люд бесновался и хрипло орал, сношался, подобно животным, в алкогольном забытье прямо на трибунах среди других людей. Мужчины улюлюкали и свистели, запивая свои возбужденные вскрики вином, женщины визжали, орали, задирали подолы и демонстрировали грудь перед сражающимися ради развлечения народа гладиаторами. Время перед главным боем, кажется, остановилось.

Воздух был раскален настолько, что вдохи давались с трудом. Солнце светило нещадно, неся зной и жару воинам, бившимся перед ним, словно перед самым главным судьей. Император благосклонно кивал толпе и пил вино. Близ него находилась его царственная жена, бледная и болезненная, а также пара близких советников со спутницами и слугами, приносящими яства и обмахивающими царственных особ веерами из перьев экзотических птиц.

Час близился.

Дерек стоял в комнате под трибунами с низким потолком из досок, которые ходили ходуном от беснующейся наверху толпы. Гладиатор ожидал своего ланисту с оружием и доспехами. Деревянная дверь подалась, и в комнату зашли несколько солдат в легком обмундировании, которые также проходили обучение в лудусе императора, будучи незаконнорожденными детьми сенатора.

– Дерек, – обратился к лучшему «благородному сыну» первый из вошедших, Скотт. Он положил на скамью у стены обмундирование. – Император пожелал, чтобы сегодня ты был гопломахом****. Мы принесли гладиолус, щит, манику. Позволь в этот важный день мы поможем тебе облачиться в лучшие доспехи Рима, как достойнейшему из нас .
Спутник Скотта скомкано кивнул, не отводя взгляда и нагло рассматривая живую легенду перед ними.
– Стайлз, – обратился к помощнику Скотт, после чего юноша оттаял.

Кивнув и опустившись на колени перед гладиатором, отстаивающим честь Рима и Императора, Стайлз взял в руки крепкие поножи и начал закреплять их на лодыжках воина. Скотт достал из мешковины широкий пояс из кожи с вставками-пластинами из металла и с одобрения Дерека застегнул на его талии, проверив каждую пряжку. Спутник взял манику и осторожно наложил крепкий доспех на предплечье Дерека. Воин приподнял руку, чтобы Стайлз смог туго и крепко затянуть ремни маники через грудь и спину. Скотт же взял шлем с рисунками двухголовых львов и вложил в руки Дерека, когда Стайлз закончил с ремнями на широкой груди. Воин не торопился надеть шлем.

– Покажи мне меч, – Стайлз с кивком повиновался просьбе Дерека и достал из мешковины гладиус, протянул его мужчине, стараясь не смотреть на блестящую сталь, в которой мутное отражение расплывается также, как будет расплываться на лезвии кровь врага.

– Скотт, мы должны ему…

Скотт посмотрел на спутника растерянно и поджал губы.

– Мы не можем.

– Можем. Дерек, сегодня…

Дверь комнатки приоткрылась. Вошёл ланиста в сопровождении советника. Питер медленно прошел в небольшое помещение, брезгливо озираясь по сторонам.

– Так вот, как выглядит обитель гладиатора. Ты неплохо выглядишь, толпа порадуется твоему новому облачению с недостойной тебя, пес, символикой. Вы двое, выйдите вон…

– Дерек, мы поможем, мы знаем…

Стайлз замолчал, когда Питер приблизился к нему и внимательно посмотрел, прожигая взглядом. Двое солдат удалились, и ланиста закрыл дверь, отправляясь следом за ними.

Питер цокнул языком, улыбнувшись внимательному и свирепому взгляду гладиатора.

– Оу, да ты страшен.

– Что вам нужно? – Глухо спросил Дерек, прижимая к груди шлем и крепче стискивая в руке меч.

– Ничего. Я по доброй воле решил предупредить тебя. Пускай ты и известен как Волк, но тебе не выстоять перед первым сыном императора, Варваром. Дерек смерил взглядом советника, брезгливо скривив губы.
– Не смотри не меня так, – по-акульи широко улыбнулся Питер. – Я не сомневаюсь в тебе, я искренне верю, что ты убьешь Криса.

Дерек обратился взглядом к советнику, потирающему ладони и убирающему несуществующие пылинки со своей тоги.

– Император не говорил о смерти.

– Не важно, что не говорил император, важно, что я говорю тебе и что будет кричать толпа. Поверь мне, она захочет, чтобы неверный сын погиб на их глазах. Толпа– она как голодный волк, почуявший теплую кровь… Они разорвали бы его собственными руками, будь у них такая возможность. Не потому что он им не нравится… Все дело в азарте и запахе испражнений, крови, слез и витающего в воздухе острого горячечного возбуждения. Ничего не поделаешь, все мы влекомы, но каждый по-своему, – Питер сделал паузу, грозно взглянув на гладиатора. – Толпа закричит, что хочет смерти неверного. Джерард не пожелает ее своему первенцу, не сотворит этого своими руками, но поддастся, если толпа взревет в неистовой агонии, желая крови… Ты убьешь его, Дерек. Ведь ты же истинный «благородный сын», верно?

Советник, удостоившийся только безразличного молчания гладиатора, с усталой полуулыбкой хмыкнул и хлопнул в ладони, пройдя к дверям.

– Дерек, помни мои слова. Толпа… Здесь правит именно она. Дай им то, что они хотят.

Деревянная дверь закрылась, и тишина поглотила небольшую комнату. Дерек неспешно надел на голову шлем и проверил остроту меча. Ремни туго обхватывали и фиксировали его доспехи, будто вливая их в мышцы. По спине пробежал холодок.

Истинный ли он «благородный сын»? Сможет ли он в угоду своей алчности до внимания Императора убить законного сына своего отца, даровавшего ему честь забрать жизнь своего первенца?

Тишина комнаты была ответом гладиатору. Скоро наступит его час и все решится.

* * *


Римская труба воззвала толпу к молчанию, и зрители буквально задержали дыхание, когда воины вышли на арену. Шестеро молодых поджарых варваров со стороны Криса и шестеро юных крепких бойцов, гладиаторов, вместе с Дереком. «Благородные сыны» шагали ровным строем под гулкий смех своих соперников. Варвары громко сквернословили, двое даже помочилось на песок под ногами, демонстрируя люду свое вычурную храбрость противнику. Женщины, распаленные вином и убийствами, кричали и оголялись, а мужчины зазывно свистели, требуя крови. Варвары восторженно и возбужденно откликались на крики, свистели и орали, пока труба вновь не зазвучала.

Начался бой.

Песок арены жадно впитывал горячую кровь, что рекой разливалась по арене. Барельефы стен арены были испещрены сколами и трещинами, которые пропитались брызгами крови, изрисовывавших их смертельным узором. Дерек видел, как двое варваров накололи на пики одного из «сынов» и пригвоздили его к стене, ударами разбив ребра и руками с влажным хрустом разломав их, вырывая сердце еще юного гладиатора, который отдал жизнь в угоду желанию императора. «Благородный сын», лучший из лучших, с жаждой разрушения в громком крике бросился на варвара перед ним. Совсем юный, он не смог отбиться от отточенных тренировками ударов Дерека, и уже вскоре свалился на песок. Волк вскочил на его грудь и резким колющим ударом пронзил мечом сердце, а затем, с размахом ударяя острым краем щита по шее поверженного врага, отсек голову. Кровь из аорты брызнула фонтаном, толчками выливаясь по легким доспехам и грязной коже варвара и покидая умирающее тело.

Спины Дерека коснулся хвост плети с крюками, которые разорвали кожу, сильно раня, но не застряв в плоти. Гладиатор потерял равновесие и рухнул на колени, прямо на труп своего врага, юного еще варвара. В его застывшем взгляде Дерек увидел первородный ужас. Это зрелище поразило бывалого гладиатора, убивавшего не впервые… Липкий пот скатывался по лицу, мешал четко видеть. Страх остро кольнул, а внутри все перевернулось, когда Волк услышал щелчок плети. Промах. Резко развернувшись, Дерек увидел, что крюки плети нападавшего врезались в мертвую плоть его сородича-варвара. Волк схватился за хлыст и резко дернул его на себя, отталкиваясь от земли и вынося навстречу летящему на него и потерявшему равновесие варвару свой меч, который мягким скользящим ударом вошел в мягкий живот. От боли варвар запрокинул голову назад и по инерции попытался соскочить с лезвия меча, в конвульсии рванувшись в сторону. Лезвие вошло неглубоко, но движение заставило его распороть плоть. Рассеченные органы полезли сквозь рану, когда Дерек резко вытащил гладиус из плоти, отряхивая меч от человеческой требухи и отталкивая щитом варвара, который упал на ровно выставленный меч еще одно «сына», даровавшего ему мгновенную смерть от удара в сердце.

Дерек, часто и поверхностно дыша, развернулся, высматривая в поредевшей толпе варваров Криса. Только мгновенный выпад союзника из-за плеча спас Дерека от атаки со спины.

Крис не щадил, не дарил благородной погибели своему сопернику. Он нападал со спины, оставлял колющие, но несмертельные раны, чтобы лишить врага способности защищаться и подарить долгую мучительную смерть от потери крови. Сейчас он был тем животным, которым никогда не хотел стать…

Крис наносил удар за ударом, быстро и часто, попадая по щиту Дерека, закрывающегося от стремительных атак. Он насчитал уже пять упущенных возможностей контратаковать и убить Криса, но почему-то отражал удары, не нападая. Толпа неодобрительно завыла, женщины визгливо закричали, а мужчины сорванными голосами басили.

– Трус! Атакуй! – Вскрикивал между атаками Крис, продолжая осыпать ударами щит Волка. Дерек постарался осмотреться, но пот заливал глаза. В эту секунду он потерял из виду новую атаку, которая пришлась ровно в шлем. Дерек опрокинулся назад, чувствуя, как ремень на плече впился в руку и давит на рану, полученную от кого-то в пылу боя. Шлем сбили с головы, и Волк на несколько секунд оказался дезориентирован. Крис, воспользовавшись превосходством, с криком бросился на Дерека, который попытался пнуть нападающего в грудь, но тот ускользнул от удара, потеряв скорость и поскользнувшись на песке, пропитанном кровью. Дерек перебил его атаку мечом, но Крис падал прямо на него, сбитый с ног…

Толпа громко охнула и замерла. На подие, где сидели приближенные Императора, началась паника. Женщины закричали, а советники буквально свесились со своих балконов. Жене императора стало дурно, дамы с визгами увели ее с балкона. Трест щитов и стук стали о сталь оглушали.

Джерард вскочил с места и пытался рассмотреть, что произошло. Два тела, Крис и Дерек, лежали посреди арены, не двигаясь, а пятно крови впитывалось в песок под ними. От запаха требухи и крови стало дурно и тяжело дышать…

Император попытался окликнуть взбесившуюся от зрелища толпу, но вдруг его тело почему-то пошатнулось, а в горле застрял немой крик. Схватившись руками за горло, Джерард нащупал пальцами тонкую спицу, что пробила его плоть насквозь. С ним на балконе остался лишь один человек…

– Питер, – хрипло, бурлящее шептал император, глядя на своего ухмыляющегося убийцу.

– Да, мой император. Мой славно погибший император. – Кривая ухмылка раскрасила скучающий вид советника. – Теперь я император. Посмотри на меня. Я потратил годы, чтобы свергнуть тебя, уничтожая твоих отпрысков, а сколько я планировал твою гибель… Тише, Джерард, – Питер любовно убрал руки умирающего императора с его шеи, чтобы они не цеплялись за спицу. – Видишь ли, я уже подкупил совет, твою охрану… Убил второго сына, а сегодня сделал так, чтобы этот день запомнил Рим – я убил твоего первого наследника и тебя, Джерард!

Толпа бесновалась, кричала, билась в истерике. Стражники россыпью разбежались по трибунам, сдерживая ее ярость, угрожая любому, кто представлял угрозу. Паника начала спадать, когда восторженные глаза всего Рима увидели, что два тела на арене зашевелились…

Дерек тяжело поднял с себя едва живого Криса. Под собственным весом его тело ровно упало на выставленный меч Волка, ранив обоих. Крис бился в крупной горячечной судороге, его рана была открыта и плоть разорвана криво вошедшим лезвием, а кровь медленно текла, питала одежду и песок, покидая тело. Дерек схватил его, пытаясь пережать ранение, позвать на помощь, но арена была усеяна трупами и требухой убитых. Немой крик сорвался с губ «благородного сына», когда, шипя от боли, кашляя от собственной крови, Крис вцепился уже не сгибающимися пальцами, перепачканными кровью и грязью, в плечи Дерека.

Питер с удивлением смотрел на арену.

– Знаешь, ведь это я убил дочь Криса, чтобы он потребовал мести. Я велел ему убить Дерека в наказание тебе, а Волку сказал убить твоего первенца. Иронично, не правда ли – смотреть, как оба твоих сына умирают на твоих глазах?

Джерард завалился на спинку своего кресла, пытаясь что-то сказать, но на арену уже выбежала стража. Двое юных солдат под руки оттащили Дерека от еще живого Криса.

– Дерек, Дерек, это мы, не шевелись, – Скотт и Стайлз держали его и не подпускали остальных стражников к раненому.

Джерард слепо смотрел на арену и почему-то бурлящее смеялся. Питер, озадаченный предсмертной судорогой, поджал губы.

– Рим! Слушай меня! Твой император мертв, его сыны погибли! Теперь я твой император, кричи же мое имя! – Толпа в ответ на речь Питера неистово зашумела. Был ли это страх, восхищение или освобождение– не важно. И Джерард смеялся вместе с толпой, медленно умирая.

– Знаешь, меня забавляет, что ты смеешься, понимая, что если я достану спицу, ты сразу умрешь. Ты уже парализован, а все равно…

– Дерек… Де-реееек…

Император, умирая, шептал одно имя.

– Он мой… второй… второй…

Питер в ужасе отшатнулся. Все встало на свои места.

Скотт пытался удержать вырывающегося Дерека, но это было почти невозможно. Волк увидел плоды своих действий, слышал беснующуюся толпу и обезумел от речи Питера, верного советника его отца. Отца. Императора.

– Дерек, спокойно, подожди! Дерек, ты не «благородный сын», ты истинный второй сын Джерарда! – Стайлз надрывно цеплялся за плечи воина и хлестал его по щекам, пока не докричался до него. – Дерек! Ты второй сын! Вас подменили по указу Джерарда, чтобы уберечь тебя от покушения, Дерек! Ты законный наследник!

Питер резко вытащил спицу из шеи Джерарда. Император пал также бесславно, как падают рабы, ноксии, простой люд, когда их тело покидает жизнь. Новый Император подошел к краю балкона и поднял руки, заставив одуревшую от духа смерти толпу замолчать.

– Граждане Рима! Наш любимый император не оставил наследников, все они погибли, кто-то в бою, кто-то во сне. Они отдали свои души Богам. Они отдали славу и власть в наши руки, чтобы мы справедливо несли суд и вершили его! Теперь я поведу вас вперед, чтобы отплатить долг Риму и славному Императору Джерарду! Поднимись Рим, мы будем расти и процветать!

Дерек слепо смотрел на Питера, слыша, как беснуется неудержимая толпа, сдерживаемая грозной стражей, убивающей любого, кто воспротивится гласу нового Императора.

– Что касается тебя, «благородный сын» Дерек, – обратился к нему Новый Император с балкона, когда толпа замолчала. – Я дам тебе совет. Человек должен склониться перед своей судьбой… или падет под ее ударами.

Толпа взорвалась новым криком. Они голодно, наперебой кричали, звали победителей, императора, нового правителя и Волка, оглушая, кажется, весь мир, замерший перед величием и жаждой Рима. Питер с елейной ухмылкой развернулся и удалился с балкона.

Законный наследник и узурпатор.

Громкий звериный то ли рев, то ли рык наполнил арену. Толпа, весь Рим, дико, восторженно и возбужденно отозвался на зов их истинного вожака.

Это еще не конец.

Да будет битва. Да будет песок Рима обагрен кровью!

Кровь и песок!