радуюсь лету

В последнее время все чаще задаюсь вопросом "а чего бы мне хотелось сейчас?" и все чаще получаю ответ "постоянную заработную плату, на которую могу позволить себе отдых на бора-бора каждый сезон". Но увы и ах, реальность сурова.

А еще новый трейлер по волчонку вдохновил меня на новую идею... И которая, как обычно, на любителя: топ!Стайлз/Дерек, с капелюшечкой омегаверса. Ох уж это странное желание Лидии и Стайлза перекупить Дерека. Он прям няшная прожженая проститутка :з
Дерек снизу мой личный кинк хотя я пока ничего не писал на эту тему

скотя
перекупить
ПЕРЕКУПИТЬ!!!
кому ето Дерека собрались продать???? что Стайлз его перекупать пришел???

патрик
Может он стал шлюшкой продажной?
Решил бабосов заработать?

скотя
а может его злые дядьки хотели сделать шлюшкой, но стайлз его вовремя спас

патрик
Нет
Дерек шлюшка по собственному желанию

скотя
не он ж соброался продаваться, а его хотят продать. моего зайку похитили и хотят продать(((
нееееееееет

патрик
Да

скотя
нет

патрик
Шлюшка снизу :3
Подставляет свою прелестную накачанную загорелую крепкую задницу крутым парням на красивых тачках

Интересно, а одного меня посещают такие сумасшедшие идеи?

Вопрос: Напрячь ли автору свои ягодичные (агоничные) мышцы и выдать фик с топ!Стайлз/Дерек?

1. додай нам автор, я вся\-есь горю		7	(58.33%)
2. нит, автор, побойся Бога		4	(33.33%)
3. автор, перетри мне за сюжет и я голосну		1	(8.33%)
Всего:		12

@музыка: One republic – Everybody loves me

@темы: волчонок, угар, teen wolf, sterek

---

Нелюбимые. Глава 3

Название: Нелюбимые
Фендом: Волчонок
Пэйринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Hurt/comfort
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Кинк

Описание: Дерек знает, что Стилински влюблен в него, но Хейлу нравятся девушки.
Конечно, он благодарен парню в красной худи за помощь, настоящему члену стаи, он его защищает, но не любит. И Стайлз это знает, каждый раз чувствуя вину за свою любовь к Хейлу.

Глава 3. Читать дальше...

Питер жмурится от яркого солнца и надевает очки. Сегодня его очередь идти за покупками, поэтому он торопливо закрывает за собой дверь лофта и направляется к узкому тротуару по петляющей улице спального района Бикон-Хиллз. Хорошая погода заставляет мужчину расправить плечи и вдохнуть полной грудью, ароматы свежей зелени, цветущих деревьев, горячей выпечки из нового бистро на углу щекочут обоняние, заставляют окончательно проснуться. Казалось бы, обычное утро в спальном районе, но внимание Хейла привлекает даже не расторопная мамаша с ребенком, который пытается облизать бродячего пса, не молоденькая официантка, от которой пахнет горечью ошкуренных прутов орешника, маслом из фритюрницы и слабой ноткой женского парфюма, смешавшегося с запахом тела, а подозрительный нескладный подросток в кепке «Los Angeles Lakers» с огромным козырьком и красной толстовке на белой молнии. Подозрительный субъект недвижимо стоит у входа в бистро и стеклянным взглядом провожает Хейла.

Питер останавливается и принюхивается, на секунду закрыв глаза.

Ошибки быть не может.

Нескладный подросток вздрагивает на месте и вновь застывает, словно в его позвоночник вбита спица, а затем, чертыхнувшись и едва не запнувшись за добродушного бродячего пса, заворачивает за бистро и быстро шагает в ближайший супермаркет. Хейл усмехается про себя, не спеша переходит дорогу по пешеходному переходу и идет в тот же самый супермаркет. Знакомый синий старенький джип на парковке слишком выделялся среди «немок» бизнес класса и обтекаемых «японок». Все верно. Питер никогда не ошибается в своих подозрениях.

Хейл не спеша прогуливается мимо касс, здоровается с обворожительными дамами почтенного возраста, которые выбирают товары в первом торговом ряду, приветствует кивком знакомого упаковщика. Напевая себе под нос какую-то забавную мелодию, Питер останавливается прямо за спиной нескладного подростка, которого заметил еще у бистро. Парень пытается слиться с цветом стеллажа, рассматривая пачки с памперсами, нервно щупая упаковку популярной модели «Libero».

- Привет, Стайлз, - полушепотом произносит Хейл, едва скрывая ехидную ухмылку, когда подросток всем телом вздрагивает и пытается втянуть шею в плечи.

- Йоу, Питер. Как дела? Как твое… что-нибудь, что позволило бы перевести тему диалога с крайне щекотливой темы на нейтральную, - бубнит себе под нос Стилински, отводя взгляд и пытаясь слиться спиной со стеллажом. – В общем, привет.

Стайлз как-то неестественно поднимает руку в приветствующем взмахе и замирает, торопливо облизнув губы.

- Если хочешь знать, то Дерек давно ими не пользуется, - с колкой улыбкой добавляет Питер, опуская взгляд на пачку памперсов в руках Стилински.

Стайлз выпучивает глаза и пытается придумать оправдание, что-то немо бормоча и пожимая плечами.

- Дерек. Какой Дерек? А, Дерек! Твой Дерек, - Стилински частит от волнения. – Точнее, не твой. Фактически не твой, но я уверен, что генетический код у вас совпадает… Вы же родственники, правда? Я очень рад.

Питер выдыхает со смесью разочарования и недоумения, сетуя по себя, что Стайлз еще может его удивить своими речевыми па. Хейл забирает у Стилински пачку «Libero» и сует в руки проходящему мимо фасовщику, который, находясь в сумеречном состоянии, очевидно, после двойной смены, безошибочно ставит пачку на место с идентичными товарами, удаляясь в подсобку супермаркета.

Стайлз торопливо выдыхает и пытается ускользнуть, придерживая на голове слишком большую кепку, но Питер ловко хватает его под руку и тащит за собой.

- Оу, Питер, мне не туда, - шипит Стилински, уворачиваясь от наполненных тележек и пытаясь вырваться из крепкой, в прямом смысле слова, нечеловеческой хватки. – О, ну ладно. Я пойду с тобой, если ты так просишь.

Хейл ассиметрично ухмыляется и проходит в самые дальние ряды, безразлично оглядывая полки.

- Спасибо, что проводил, это именно то место, которое я искал… инструменты? Серьезно? – Стайлз пытается вернуть себе самообладание, но рядом с Питером эта суперспособность имеет ограниченное действие.

- Ты же хотел прогуляться. За этим ты и приехал в спальный район, верно? – парирует Хейл, и Стилински в ответ только немо ловит ртом воздух. – Ты в последнее время реже заходишь. Мой дорогой племянник что-то сказал или сделал?

Стайлз молча закрывает рот, опускает голову так, что козырек кепки прикрывает глаза.

- Ничего. Он ничего не сказал и не сделал.

- Так в этом и есть проблема? – вновь задает вопрос Питер и получает молчание в ответ. – Вот значит как. И, тем не менее, ты не перестал заботиться о нем после этого. Дистанционная версия Стайлза Стилински?

- Как ты узнал? – возбужденно и обеспокоенно откликается Стилински, а Хейл слышит, как его сердце забилось быстрее.

- Записки на контейнерах для обедов с цитатами из фильма «Звездные Войны» и наклейками с Дарт Вейдером. Лекарства и компрессы от Дитона, где каждая бутылочка подписана корявым неразборчивым подчерком. Постоянно пиликающий телефон Скотта с точными инструкциями и «шифровкой». Это было слишком очевидно, ведь только ты любишь глазированные пончики, которые приносит Скотт в лофт, когда как Дерек их ненавидит, хоть и ест…

Питер видит, как кончики ушей Стайлза покраснели.

- Мне нужно идти.

Стилински порывается уйти, но Хейл преграждает ему путь.

- Пусти меня, Питер.

- Стайлз, - окликает парня Хейл, но Стилински не поднимает головы, прикрываясь нелепой кепкой, которая ему не по размеру. – Это игра в одни ворота.

- Я знаю, - шипит Стайлз, пряча руки в карманы красной толстовки.

- Ничего не изменилось от того, что ты стал реже мелькать перед глазами, чем обычно. Он не смотрит в твою сторону.

- Я знаю, - отвечает Стилински громче, настойчивее, но тут же нервно поджимает губы и отводит взгляд.

- Он не любит тебя.

- Я знаю.

Питер едва скрывает свое удивление, когда вместе с этой горькой фразой Стайлз спокойно и медленно поднимает голову, внимательно и серьезно смотрит в глаза Хейла.

- Его цепляют темноволосые красотки, знающие себе цену, своенравные и капризные, жадные до внимания. Он у них популярен, они примчатся, стоит ему только набрать их номер. – Питер смакует каждое произнесенное слово. - Тебе будет гораздо лучше со мной.

- Ты не любишь меня, Питер, - холодно усмехается Стилински. – Не делай из меня педика, я не западаю на парней.

- Но ты знаешь, что тебе будет гораздо лучше со мной, даже если я не люблю тебя.

Стайлз проходит мимо Хейла, не оборачиваясь, машет ему рукой.

- Не знаю, что за игры у тебя, Питер, но я не хочу участвовать в ваших разборках и быть разменной монетой.

Хейл ухмыляется чему-то своему и не провожает Стилински взглядом, отправляется по своим делам между торговых рядов, задумавшись только над одним вопросом: стоит ли брать сельдерей?

* * *

- Выглядишь неплохо, племянничек, - воркует Питер, встретив на кухне лофта Дерека, который держится за край конторки и наливает воду в стакан. – Я купил немного продуктов.

Хейл-младший отвечает выразительным молчанием, осушив стакан воды.

- Если тебе интересно, то сегодня в нашем супермаркете я встретил Стилински.

- С чего мне должно быть это интересным? – холодно отвечает Дерек и ставит стакан на край мойки.

- Ну, может быть, от того, что на протяжении всего времени, напомню, времени, когда ты был на пороге смерти, Стайлз, как полоумный, выхаживал тебя, никого не подпускал, чуть ли не пылинки сдувал с твоих перекаченных загорелых плеч. И это был комплимент. И, наверное, не тебе.

Питер ставит пакет с продуктами на стол рядом с холодильником и методично начинает его разбирать.

- У него были скрытые мотивы.

Хейл-старший громко смеется, не стесняясь и не стараясь прикрыть рот рукой.

- Дерек, так ты понял, что он к тебе неравнодушен? А я думал, нужно будет заказать огромный баннер и повесить за окнами на стене соседнего здания…

Питер не успевает закончить каламбур, как стакан с жалобным звоном падает в мойку и разбивается на мелкие осколки от сильного удара. Хейл-старший замолкает и внимательно смотрит на руку племянника, которая закровоточила от пореза.

- Ты закончил?

- Более чем, - кротко улыбается Питер и убирает сельдерей в холодильник, закрыв дверку. – Твоя рука. Я должен обработать.

Дерек грозно скалится и отдергивает руку, его радужка окрашивается красным. Хейл-старший не наступает, не настаивает, но чувствует гнев Альфы даже на расстоянии. Его радужка невольно вспыхивает голубым, а клыки давят на губу.

- Твоя рана, - вновь начинает Питер, но племянник его не слушает.

- Мои раны после случая с Альфами затягиваются в разы медленнее без лекарств Дитона. Я не могу полностью трансформироваться.

Хейл-старший молча смотрит на капающую на пол кровь Дерека и берет трансформацию под сознательный контроль.

- Тебе нужна помощь. Я постараюсь разузнать среди своих источников, что можно сделать.

Дерек молча сжимает ладонь в кулак.


* * *

Несколько дней спустя.

- Стайлз, ты уверен, что это хорошая идея? – МакКолл пытается неподозрительно сидеть на переднем сидении синего джипа, выглядывая прохожих на улице в спальном районе Бикон-Хиллз.

- А почему нет? – Стилински заинтересованно что-то выглядывает в бинокль, но желаемая цель еще не попалась на крючок.

- Ну, - растягивает слова Скотт, пытаясь вразумить друга. – Мы бы могли просто зайти и спросить как дела у Дерека, помочь, а не смотреть в бинокль… Это, например, то, что, собственно, я и собираюсь сделать.

МакКолл уже тянется к ручке двери джипа, но рука Стилински останавливает его.

- Чувак, в прошлый раз я уже попался. Я не сталкер, просто я хочу знать, что все в порядке.

- И как ты это узнаешь сидя здесь?

- Вот так! – Довольный собой Стайлз демонстрирует бинокль. – А еще, если ты будешь внимательно смотреть вперед, то мы все поймем даже отсюда. Ты что-нибудь видишь?

МакКолл отрицательно качает головой.

- А вот то, что нужно! – Стилински что-то видит в бинокль, но счастливая улыбка тут же пропадает с его губ. – Кто это с Питером?

Скотт старается присмотреться.

- Это девушка, он провожает ее из лофта. Мы слишком далеко, я не могу понять, кто это.

- Темные волосы, слишком короткая юбка, вызывающий вырез на блузке, - резюмирует Стайлз, облизывая губы. – Не похожа на медсестру из скорой помощи. Скорее на спасательницу Малибу. Я вижу ее здесь не впервые.

- Стайлз, - тихо обращается МакКолл к Стилински. – Ты как?

Парень откладывает бинокль и растерянно смотрит на друга.

- Я? Я в порядке, конечно, в порядке. Я же не буду переживать из-за того, что увидел суперсексуальную девушку, которую сопровождает один из Хейлов до автомобиля, когда сидел в засаде и следил за ними… Я в порядке, определенно.

Скотт с удивлением смотрит на Стайлза, который убирает в бардачок бинокль, кривит губы и отрицательно мотает головой, невзначай ударяя рукой по рулю, а затем заводит джип.

- Куда мы?

- Куда? Куда-нибудь подальше, давай прокатимся.

Джип съезжает с парковки на полосу, быстро набирает скорость и сворачивает с городской трассы к пролеску за пределами города.

* * *

- Чувак-чувак, помедленнее, - Скотт пытается отобрать у Стилински бутылку отцовского виски, но безуспешно. – Что на тебя нашло? Опять это место, костер, виски твоего отца. Что-то случилось?

Стайлз облизывает губы, которые неприятно пощипывает.

- Чува-а-ак, я в порядке, - тянет Стилински и вновь делает глоток из бутылки, которую осушил почти наполовину.

МакКолл аккуратно отбирает виски у Стайлза и ставит бутылку на землю, успевая поймать оступившегося друга и вновь усадить на старый деревянный поддон.

- Стайлз, это не похоже на «порядок». Может, объяснишь?

Стилински виновато опускает голову вниз, громко сопя.

- Меня все достало. Это похоже на какой-то хренов сказочный заколдованный лес, чувак. Я не могу выйти оттуда, я заблудился. И чем дальше я прохожу по петляющей тропинке, тем сильнее меня это затягивает. Я, даже если захочу, не смогу найти дорогу обратно, - Стайлз растирает ладонями лицо и громко дышит. – Я ненавижу себя за то, что делаю. Я ненавижу, что чувствую, но не могу отключить в себе это. Какого хрена вообще… Почему это происходит со мной? Что я такого сделал, что судьба поставила на мне жирный крест, обозначив, как эпицентр неприятностей. Это совсем не смешно, Скотт.

Стилински сдавленно, вымученно смеется и мотает головой, а МакКолл молча ежится на месте не в силах помочь другу.

- Почему все повернулось так? Почему я чувствую это? И почему причина моего беспокойства этот хренов мудак? Я ничего не понимаю, Скотт, я заблудился. Чертова Красная Шапочка, которая решила, что перехитрит волка. Черт-черт-черт… Это изводит меня.

- Ты справишься, чувак. Я буду с тобой, мы справимся. Где наша не пропадала.

Стилински криво ухмыляется и грубо отирает губы.

- Скотт, это не так просто. Я не могу отказаться от этого. Это часть меня. Если бы я мог отсидеться дома, перетерпеть, я бы давно это сделал. Я не хочу. Но я не хочу больше испытывать эту невыносимую горечь. Что со мной происходит? Почему это случилось со мной? Что мне делать, Скотт? Почему я такой?

МакКолл молча обнимает друга за плечо, но Стайлз пытается вырваться, трепыхаясь в крепком объятии подобно схваченной птице. Но с каждой попыткой его сила тает, он обмякает в руках Скотта, замирая и до боли закусывая губы, глядя на отсветы костра, которые стелются по земле. Пламя жадно облизывает дерево, пытаясь, кажется, коснуться языками самого неба, темно-синего полотна, усеянного звездами.

Стилински горячечно выдыхает и поднимается с места.

- Ты куда?

- Я? – Стайлз хмыкает, поднимая с земли бутылку виски. – Я хочу все окончательно разрушить. Собственными руками, понимаешь. Чтобы мне некуда было вернуться. Чтобы я не смог вернуться к себе самому. Я должен сделать это для себя, понимаешь?

- Мне не стоит тебя отпускать.

- Я знаю, Скотт. Я знаю.

* * *

Дерек издалека чувствует чужое присутствие на своей территории, которое становится все ощутимее. Он знает, кто идет к его двери. Хейл встает с кровати и медленно идет к дивану, опираясь на стену.

- Зачем ты здесь? – глухо произносит Дерек, когда видит на пороге гостиной Стилински, который мнется на месте. – Ты пьян.

- Ты догадливый, - выпаливает Стайлз, кусая губы. – Я пришел проведать тебя.

- В два часа ночи?

- Неудачное время? Я думал, что оборотни более активны ночью, чем днем. Хотя, вижу по твоему лицу, что я ошибался. Тогда, я, пожалуй, пойду…

Стилински пытается развернуться на месте на 180 градусов, но ноги его не слушаются, и вместо отточенного движения выходит какое-то кривое плие.

- Ты не в себе, сядь, - Хейл садится на диван, шипя от боли. Через его бинты вновь просочилась кровь.

- Я в порядке, я в полном порядке. А ты нет, - бормочет Стайлз, делая неуверенные шаги. – Я помогу тебе. Я перевяжу.

Стилински торопливо шагает к дивану, буквально рухнув на колени перед Хейлом, ударившись спиной об журнальный столик. Баночки с лекарствами от Дитона задрожали.

- Ты и себе помочь не сможешь. Хватит.

- Я помогу, - настаивает Стайлз, отирая губы и протягивая руки к бинтам на животе Дерека, но он останавливает Стилински рукой.

- Перестань. Что ты делаешь? – гневно шипит Хейл, отталкивая руки Стайлза.

- Я пытаюсь помочь…

- Кому?

Стилински молчит. Он не знает, кому он хочет помочь: Дереку или себе, но Хейлу не нужен сиюминутный ответ. Именно поэтому Стайлз молча закусывает губы и разворачивается к столику, где дезинфицирует руки раствором, открывает банки и разрывает упаковки с бинтами. Не нарушая тишины, Стилински помогает Дереку приподняться, чтобы снять старые бинты.

- Раны медленно заживают.

Хейл не отвечает, безмолвно отводит взгляд в сторону.

Стайлз, как обычно, методично накладывает повязку, но каждое движение, кажется, приносит ему большую боль, чем физическое мучение Дерека. Когда Стилински заканчивает, Хейл пытается встать, но рука подростка ложится на его колено.

- Дерек, я… Я хочу, чтобы ты знал…

- Я знаю.

- Но я… Я так не могу. Я не понимаю, что происходит, но это сидит во мне. Я схожу с ума. Мне нужна помощь. Твоя помощь прямо сейчас. Просто скажи мне.

- Я ничем не могу тебе помочь, - сухо отвечает Хейл, сжимая челюсти, кажется, до скрипа зубов.

- Дерек, - тихо зовет Стилински, но слышит в ответ только частое дыхание Хейла.

- Не зови меня.

- Дерек, - настойчивее зовет Стайлз, опуская взгляд в пол и не убирая руки с его колена.

- Заткнись, Стайлз.

- Дерек, я хочу прекратить все это, но не могу. Я ничего не могу сделать. Я сделал уже все, что мог, но оно не уходит. Дерек, пожалуйста.

- Я не могу помочь тебе.

Стилински оборванно вдыхает, встав на колени, и дрожащими руками тянется к ширинке Хейла, торопливо расстегивая пуговицу джинс и расстегивая ширинку.

- Дерек, пожалуйста, пожалуйста, - горячечно шепчет Стайлз, пытаясь сглотнуть ком в горле и вяжущую рот слюну.

Его голос дрожит, глаза неестественно блестят. Хейл видит, как подросток, парень, стягивает с него джинсы и боксеры, жадно и горячо выдыхает, когда берет во влажный рот его член. Дерек чувствует дрожь губ и языка Стилински, каждое его касание, но тело цепенеет и не откликается на прикосновения. Дерек видит, как рука Стайлза медленно спускается к его собственной ширинке и расстегивает ее, видит, как он берет в руку свой член и торопливо ласкает его, видит, как подросток с влажным всхлипом кончает в свою ладонь. Хейл крупно вздрагивает от нахлынувшей жаркой волны, которая болезненной судорогой пробегает по телу.

Дерек резко отталкивает от себя Стилински, словно очнувшись от ночного кошмара. Подросток отлетает к журнальному столику, с которого с жалобным дребезгом падают и разбиваются баночки с лекарствами. Хейл вскакивает с дивана в слепом гневе, торопливо натягивая боксеры и джины, глядя на сидящего на полу Стайлза, который с беззвучным смехом вытирает глаза от невидимых слез.

- Прости меня, прости меня, Дерек, я…

- Убирайся.

- Я не могу.

- Убирайся из моего дома.

- Дерек, я …

- Что ты от меня хочешь? Чего тебе нужно, Стилински? Чего ты от меня хочешь?

Стайлз жалобно улыбается и молчит, пытаясь сдержаться, но его сжатые губы, кажется, дрожат.

- Я ничего не хочу от тебя, Дерек.

- Я не понимаю тебя, я не понимаю, чего ты хочешь. Что ты творишь?

- Я сам себя не понимаю, - со слабой улыбкой и вымученным смехом добавляет Стилински, горько сглатывая и отирая губы. – Прости меня, я просто… Я просто не могу уйти, Дерек. Я не хочу уходить. Я хочу…

- Я ничего к тебе не чувствую, Стайлз.

Стилински на секунду замирает и со странной отчаянной благодарностью и горечью смотрит на Хейла, который часто дышит, пытаясь успокоить пламя в груди.

- Я знаю. Я знаю про жгучих брюнеток, я знаю про ту, что приходит к тебе, я знаю, что парни тебя не интересуют, меня тоже. Я знаю. Я все это знаю, но я все равно это чувствую.

- Я не могу принять твоих чувств. Я не могу принять тебя.

- Я знаю.

- Знаешь? Знаешь? Ты не знаешь, ты не понимаешь, что ты делаешь. Чего ты от меня хочешь? – От испытанной несколько минут волны жара во всем теле, когда он видел перед собой подростка, парня, который неумело отсасывал ему, тело Хейла разбила болезненная судорога, а дыхание оборвалось. В груди разгоралось пламя, от которого дышать становилось все труднее. Ужасающая мысль билась в его голове, но Дерек только сильнее сжимал руки в кулаки от бессильной ярости. Этого не может быть. Этого просто не может быть. Пьяный подросток на коленях перед ним, переживающий болезненную разрядку, когда его губы касаются тела Хейла. Чувства затмили разум. – Хочешь мою благодарность? Ты ведь за ней пришел среди ночи? Если ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, я тебя трахну.

Дерек, кажется, обезумел.

Не чувствуя боли в открывшейся ране, он рывком поднимает Стилински с пола и тащит за собой в спальню, где швыряет его на кровать. Парень с испуганными заплаканными глазами пытается отползти, но Хейл подтягивает его к себе за лодыжку, грубо раздвигая ноги Стайза и задирая его футболку.

Он видит перед собой худого бледного подростка, чья кожа усыпана родинками, видит задранную майку и закушенные губы, ладони, которыми Стилински закрывает лицо, то ли стирая слезы, то ли пряча глупый смех, видит его покрасневшие щеки и губы, которые нескончаемой мольбой повторяют имя и просят прощения.

«Дерек, прости меня».

Эти припухлые от укусов и слез губы с нескончаемой мольбой...

Ссылка на фикбук

Вопрос: плюшка автору

1. +		19	(100%)
Всего:		19

@музыка: Breaking Benjamin – Without You

@темы: волчанка, волчонок, фикбук, ficbook, teen wolf, sterek

---

Кукла

мой первый намек на фемслэш

Название: Кукла
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 1 671 слово
Пейринг/Персонажи:Эллисон Арджент/Эрика Рейес
Категория: фемслэш
Жанр: драма, даркфик
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: частичное AU, OOC, шок-контент, дженовый рейтинг, открытый финал
Краткое содержание: После смерти тети Эллисон чувствует себя выбитой из колеи. Она не может контролировать себя и жизнь вокруг. Только воспоминание о детстве, о давнем подарке – красивой светловолосой кукле, возвращает ей мнимый покой и контроль за собственной жизнью Эллисон ищет свою куклу…
Примечание: 1) Атракуриум – нейронный ингибитор, блокатор нервно-мышечного проведения;
2) в тексте использована идея из сериала «Мыслить как преступник», 5 сезон, серия 12 – «The Uncanny Valley»
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Эрика пытается встать, но организм не слушается: ни одна мышца не подчиняется сознательной команде. Она не чувствует свое тело, не чувствует себя. Руки и ноги похожи на бесполезные куски теста, которые безвольно свисают под собственной тяжестью. Рейес пытается рассмотреть тяжесть ран, из-за которых она не может двигаться, но на светлой коже ни царапины. Голова безвольно наклоняется вперед – шея не может удержать ее вес.

Кажется, все мышцы разом потеряли тонус и закоченели.

Эрика еще раз порывается вперед, но тело отказывает ей в движении. Паника обжигающей волной касается сознания. Она умирает?

Перед глазами все плывет от потока непрошенных слез. Ее аккуратный ротик коверкает отвратительная судорога мимических мышц, губы приоткрываются, но она не может произнести ни звука. Немой болезненный крик душит, давит на грудь изнутри. Она не связана, не ранена, но заперта в собственном теле, обездвижена ужасом, который пожирает крупицы разума.

Когда оцепенение от страха слегка спадает, Эрика беспомощно, отчаянно пытается зацепиться взглядом за какую-нибудь деталь из окружения, чтобы понять, где она. Это неизвестное ей помещение. Здесь нет знакомых запахов или вещей, не ощущается чье-либо присутствие. Безличная, пустая серая комната, которая дышит одиночеством и заброшенностью, наполнена старым хламом и коробками, стены нависают вокруг. Темнота и тишина царят здесь, заполняют каждый уголок, пожирая цвета, оставляя после себя серость и грязь.

В эту жуткую картину не вписывается только аккуратный детский сундучок, который стоит в паре метров от Эрики на старом, пыльном письменном столе.

Рейес начинает мелко дрожать от страха. Ее левая рука ударяется обо что-то холодное, и Эрика косит взглядом в сторону, чтобы разглядеть этот предмет. По очертаниям она угадывает в нем стойку капельницы. Рейес опускает взгляд на свою руку – в ее вену введен катетер, по трубке которого в кровь вливается какая-то прозрачная жидкость. Эрика пытается поднять свою правую руку и выдернуть иглу, но та не слушается. Слезы беспомощности и страха катятся по припухшим щекам, задерживаются в уголках губ и пощипывают.

Она теряет сознание. Последнее, что Эрика слышит, проваливаясь в темноту, это чей-то шепот рядом.

– Какая ты красивая…


***

Она не знает, сколько была без сознания, сколько раз просыпалась и снова проваливалась в блаженное небытие, где ей нечего бояться. Она уже не считает своих невоплощенных попыток закричать или убежать. Она жива или мертва?

Эрика медленно открывает глаза. Все та же комната, только свет стал ярче. Он режет глаза, заставляет прищуриться. Вокруг появилось множество предметов, которых не было ранее: куски ткани, платья, косметика и множество игрушек, таких ярких, что рябит в глазах. Комната оживает. Здесь появляется множество новых запахов, но среди них остро ощущается знакомый аромат кого-то близкого.

Рейес моргает и видит перед собой огромное напольное зеркало и отражение в нем. Она видит себя: бледную, болезненно худую девушку со светлыми волосами, в красивом зеленом платье с множеством оборок, в белоснежных носочках и черных туфельках.

– Куколка.

Знакомый голос. Эрика пытается позвать на помощь, но ее губы только кривятся, не произнеся ни звука.

– Ты такая красивая.

Тело Рейес пронизывает крупная дрожь, а по щекам вновь текут слезы.

Эллисон медленно подходит к своей кукле, нежно прикасается к ее волосам, коже шеи, губам. Она улыбается по-настоящему счастливой улыбкой, словно обретает в эти секунды первородный покой, истинное блаженство. Арджент поправляет трубку капельницы, проверяет надежность фиксации катетера и садится напротив Эрики.

– Почему ты плачешь? – Эллисон нежно стирает подушечками пальцев слезинки со щек Рейес, целует ее в уголки губ. – Тебе страшно? Мне тоже было страшно, но теперь ты здесь. Я с тобой, Эрика. Все хорошо, все теперь хорошо, я с тобой.

Голова Эрики безвольно съезжает с подголовника стула, и Арджент аккуратно поправляет полосатую подушечку под ее шеей, нежно поворачивая лицо куклы к себе.

– Ты такая красивая, Эрика, – шепчет Эллисон, смахивая сбившийся локон Рейес. – Теперь мы всегда будем с тобой вместе. Не плачь, – приговаривает Арджент, стирая слезы Эрики, и берет в руки карандаш для глаз. – Ты хочешь спросить, почему все так вышло?

Эллисон чуть оттягивает левое веко Рейес вверх и рисует аккуратную стрелочку, а затем – вторую, на правом глазе. Потом она аккуратно берет небольшую шкатулочку и достает оттуда накладные ресницы, которые аккуратно наклеивает Эрике.

– В детстве моя тетя часто приезжала к нам в гости, но однажды что-то случилось, и ее очень долго не было. Чтобы я не расстраивалась, она мне отправила красивую куклу. Я все время таскала ее с собой, она была такой замечательно. Прямо как ты, – Арджент улыбается и чуть наклоняет голову набок, присматриваясь к лицу Рейес. – Я давно уже не ребенок, но скучаю по тем временам. Та кукла уже давно истрепалась, а тетя умерла… Но теперь у меня есть ты, и все будет хорошо! Ты так на нее похожа! Не плачь, пожалуйста.

Эллисон вновь стирает слезы Эрики, а затем берет другой карандаш и рисует ей кукольные губки, тщательно их прокрашивая.

– Мне очень не хватает ее. И тебя, – жалобно шепчет Арджент, сглатывая комок в горле. – Когда я увидела тебя впервые, то поняла, кого ты мне напомнила. Это стало освобождением… Моим и твоим, ведь мы всегда теперь будем вместе! Ты пыталась убежать от меня, помнишь? Не покидай меня, хорошо?

Эллисон откладывает карандаш в сторону и нежно целует Эрику в ее кукольные, ярко-красные губы.

– Теперь ты меня никогда не покинешь. Как жаль, что ты не можешь обнять меня, как тетя… Но теперь ты не бросишь меня, верно? Я вливаю тебе атракуриум, чтобы ты не бросила меня. Из-за него ты больше не можешь двигаться, улыбаться… А тебе так идет улыбка… Я скучаю по ней…

Эрика смотрим взглядом, полным страха, отвращения и отчаянья, на ту, которая убивает ее, превращая в часть своих воспоминаний, превращая в куклу, игрушку. Она умоляет, немо, недвижимо, о свободе, но Эллисон смотрит на нее так жадно и безжалостно.

– Мы долго-долго будем вместе. Теперь навсегда.

Арджент жадно целует неподвижные губы Рейес, скользит языком по ее шее, чувствуя языком, как бьется жилка сонной артерии.


***

– Как жаль, что я не могу взять тебя с собой. Часы, проведенные здесь, – настоящее блаженство. Ты у меня такая красивая. Самая красивая на свете, – нараспев произносит Эллисон.

Эрика не понимает, сколько прошло времени с последнего визита Арджент, но всегда чувствует ее приход. Эллисон приносит с собой страх, отчаянье, восторг и смесь запахов, составляющих неповторимый аромат жизни: карамель, горячий асфальт, горечь ошкуренных ивовых прутиков вместе с неповторимой свежестью бьющего из-под земли ключа; запахи Скотта, Стайлза, Лидии, запах сладостей из магазинчика на углу Сорок второй улицы. Каждый ее визит уничтожает надежду внутри Рейс, которая слепо смотрит перед собой, на свое отражение, на безумную, счастливую улыбку Арджент. Каждый раз она убивает Эрику, превращая ее в бездушный предмет. Свою куклу.

Эллисон берет в руки крупный гребень и медленно, упоенно расчесывает волосы Эрики. Она что-то напевает себе под нос, вычесывая крупные клоки светлых волос, которые падают с зубьев на пол. Раздосадованная, Арджент заворожено поднимает с пола локоны Рейс, поджимая губы и сдерживая всхлипы.

Она видит, что Эрика угасает.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – возбужденно частит Эллисон и трет глаза, убирая клоки волос Рейс в шкатулку. – Ты не бросишь меня? Ты не покинешь меня?

Эрика смотрит на Арджент невидящим взглядом, редко моргая.

– Я буду вливать тебе еще больше витаминов, обещаю! Все будет хорошо… Ты такая красивая, – Эллисон дрожащими руками тянется к сундучку со швейными принадлежностями, достает оттуда самую крупную иглу и моток толстых черных ниток. – У меня для тебя подарок.

Арджент достает из пакета белокурый парик, зарывается в него носом и с блаженной улыбкой поднимает голову.

– Пахнет совсем как ты.

Эллисон кладет парик на колени Эрики и проводит по волосам своей еще живой куклы. Светлые пряди падают даже от легкого прикосновения. Рейс проваливается в темноту.


***

Эрика открывает глаза от ощущения давления, слабого натяжения на голове. У ее ног лежат светлые локоны. Она поднимает глаза. Арджент стоит сбоку и оправляет край парика, крепко прижимая его к голове Рейс со стороны затылка. Голова Эрики наклонена вниз, она не видит, что делает Эллисон, но чувствует тупое покалывание в висках и на затылке, натяжение кожи, редкие размытые вспышки боли.

Арджент поднимает голову Рейс и наклоняет вправо. Теперь Эрика видит, как Эллисон протыкает кожу у виска толстой иглой и протягивает нитку через край белокурого парика. Натяжение нити давит на голову. Рейс в ужасе пытается закричать и отстраниться, но ни один мускул не подчиняется ей. Она только выразительно, кукольно моргает и немо заливается слезами, видя, как стежок за стежком к ее голове пришивается парик.

Ранки от проколов кровоточат, из-за сукровицы нитка твердеет и застревает, но Эллисон упорно дергает ее или прокалывает отверстие шилом, чтобы нитка легче проходила.

– Куколка, смотри, – Арджент собирает локоны в пучок на макушке Рейс, обнажая уродливые стежки черной толстой нити и кровоточащие раны от проколов, опоясывающие голову куклы. – Не плачь. Ты у меня самая красивая. Я никому не позволю забрать тебя у меня. Я люблю тебя, Эрика. Я так сильно тебя люблю…

***


Рейс чувствует пульсацию незаживающих инфицированных ранок на голове. Температура тела повысилась. Эрика поверхностно дышит, глядя в потолок.

Скоро все закончится.

По левой руке пробежала болезненная судорога, от которой пальцы сковало невыносимой болью. Рейс сглотнула, в ужасе пытаясь одернуть рукой. Ее пальцы слабо шевелятся. Эрика опускает взгляд на катетер – Эллисон неплотно соединила наконечник и трубку, поэтому часть лекарства не попадает в кровь.

Рейс из последних сил двигает рукой.

Конечность бессильно падает с подлокотника кресла, а трубка выпадает из основания катетера. Эрика закрывает глаза, пытаясь успокоиться. От долгой неподвижности и страха внутри все онемело и тело реагировало слабо. Она рывком двигается вперед и падает на пол, сотрясаясь в глухих рыданиях. Эрика пытается поднять голову, но шею сводит судорогой. Она пытается ползти, ползти к двери, чтобы позвать на помощь, но для этого слишком слаба. Каждый сантиметр преодолеваемого расстояния отдается болью во всем теле, но Рейс ползет из последних сил. Ненастоящие локоны лезут в глаза, от платья отрываются неумело пришитые лоскуты ткани.

Эрика доползает до двери, но та оказывается запертой. Крупная дрожь пробегает по телу. Страх и боль затуманивают разум, но Рейс продолжает слабо толкать неподдающуюся дверь. Она пытается закричать, но из ее рта выходит лишь невнятное мычание:

– Помо… Помо…

Эрику трясет от ужаса остаться в этой комнате навсегда.

Приближаются чьи-то быстрые шаги.

Рейс пытается сильнее стучать в дверь, чтобы привлечь внимание. Она слышит, как кто-то останавливается у дверей и проворачивает ключ в замке.

– Что случилось, куколка? – Эллисон наклоняется к Эрике, которая отшатывается в сторону, пытаясь мотать головой и сдержать рыдания. – Ты хотела покинуть меня?

Рейс что-то бормочет, дрожит, чувствуя, как смыкается на ее плечах объятие Арджент.

– Мы с тобой будем вместе всегда-всегда.

@темы: волчанка, teen wolf, ВФБ

---

Правила съема: метод Стилински + Правила самообороны + Пара причин моей ненависти

вот что бывает, когда автор не умеет шутить, а пишет в жанре юмор

Название: Правила съема: метод Стилински
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 1 046 слов
Пейринг/Персонажи: Стайлз Стилински/Аарон Харрис, Скотт МакКолл, Айзек Лейхи
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: G-PG
Краткое содержание: Порой простой спор может привести к весьма неожиданным последствиям.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

– Чуваки, я осознал свою сексуальность, – с торжествующей улыбкой заявляет Стилински с порога, дергая рюкзак за лямку, снимая его с плеча и приземляясь за парту перед опешившими Скоттом и Айзеком.

МакКолл беспокойно оглядывается, мысленно благодаря случай за пустой класс. Лейхи пытается выкинуть из головы двусмысленное, даже провокационное заявление Стайлза, однако любопытство побеждает здравый смысл: он отодвигает конспект по химии и исподлобья не мигая смотрит на довольного Стилински.

– Сексуальность, чувак? – Настороженно переспрашивает Скотт на полтона тише и переглядывается с Лейхи. – Мы не ослышались?

Стайлз безмолвно ликует, сияя подобно начищенному медному чайнику или стразам на бюстье нового костюма Леди Гаги.

– Именно, – подтверждает Стилински, ерзая на месте от предвкушения. – Я понял, что раньше «установить контакт» мне мешали нервозность и неверие в свои силы, но с сегодняшнего дня я новый человек! Я супер-Стайлз, маэстро любви, Йода телесных наслаждений! «Брода» мастер меня звать можете вы.

Последнее предложение Стилински произносит в стиле мастера Йоды: чуть сгорбившись и на старческий манер.

Лейхи не выдерживает первый. Он громко смеется, запрокидывая голову и хлопая в ладоши, чем обескураживает Стайлза и Скотта, который добродушно улыбается затее друга.

– Ты опять начитался женских журналов, которые оставили Лидия и Эллисон? – Вытирая выступившие слезы и улыбаясь, спрашивает Лейхи.

– Ничего я не читал, – гнусавит демонстративно обиженный и недооцененный Стилински. – И, между прочим, по результатам теста на развороте, я – горячий любовник.

Айзек вновь заливается громким смехом, а Скотт скрывает улыбку, пытаясь спрятаться за учебник в руках.

– Ты горячий любовник, бро, – улыбаясь, подтверждает МакКолл и перелистывает страницу.

– Серьезно? – Стайлз чувствует подвох, но его крайне веселит хорошее расположение духа друзей.

– О да, – вторит Лейхи, возвращаясь к конспекту. – Горячий Стилински.

Стайлз, торжествуя, разваливается за партой,насколько это возможно в меру крутости и комфортабельности.

– Спорим на десять баксов, что никто не устоит передо мной и любой даст свой номер? – Стилински не умеет вовремя останавливаться, он уже вошел в раж.

Лейхи с задорной искрой во взгляде переглядывается с удивленным Скоттом, который закрывает учебник по химии и откладывает в сторону.

– Никто-никто? – Переспрашивает МакКолл, заговорщически улыбаясь Айзеку.

Стайлз утвердительно кивает.

– Тогда жертва твоего обаяния – мистер Харрис, – Лейхи с недоброй улыбкой пододвигает к Стилински учебник химии, который отложил Скотт. – Аарон Харрис, наш учитель химии.

Стайлз на несколько секунд пребывает в замешательстве, ловя открытым ртом воздух, затем неловко закрывет его рукой, не в силах совладать с отвалившейся челюстью.

– Он же меня ненавидит. – Наконец-то выдавливает из себя Стилински, тяжело сглатывая комок из сожалений и рухнувших надежд в горле. – Он же придирается ко мне по любому поводу и оставляет после занятий. Он – мой ночной кошмар, мой Фредди, заваливающий меня формулами и элементами, обливающий кислотой…

– Мягко сказано, – подытоживает МакКолл, горько качая головой.

– Тогда ты проиграл спор, – с наигранной разочарованностью проговаривает Айзек и отводит взгляд, подтягивая учебник к себе. – Мои десять баксов можешь отдать завтра.

– А на мои – купи мне сока и принеси, – не отрываясь от конспектов, отвечает Скотт с улыбкой.

– Ты дьявол, – с прищуром бросает Лейхи Стайлз.

– А я его прислужник, – со смехом добавляет МакКолл, пододвигая учебник по химии к Стилински.

– Я принимаю вызов.

Айзек со смехом переглядывается со Скоттом.

– Через сколько дней он сдастся? Десять долларов на то, что это случится … завтра.

– Принимаю пари. Ставлю десять баксов на сегодня, – с улыбкой отвечает МакКолл.

– Вообще-то я все еще здесь, – добавляет Стайлз, открывая учебник по химии с демонстративной жестокостью. – Вот увидите, я выиграю пари.

– Вперед, горячий Стилински! – Скандирует Скотт, подбадриваемый аплодисментами Лейхи.

***


Урок химии сопровождается безмолвным напряжением всего класса. Не только потому, что Харрис объявляет внеплановую контрольную по пройденному материалу, но и потому, что Стилински безбожно и в открытую пялится на учителя химии, который делает вид, что не замечает этого немигающего, откровенно пугающего взгляда. Нервное постукивание колпачка ручки по парте сопровождает каждое действие Стайлза и крайне нервирует ничего не подозревающих Лидию и Эллисон. Лейхи, наблюдая крайне комичную картину, сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос, а Скотт добродушно улыбается, начиная сомневаться, что Стилински вообще решится действовать.

– Чувак, он точно не устоит от такого взгляда, – язвительно шипит Айзек, вытягиваясь к парте Стайлза через проход.

Стилински только нервно облизывает и кусает губы.

– Тебе повезло, что у нас сегодня два урока. Уверен, он не выдержит и сдастся еще до перерыва, – Лейхи не унимается и получает колпачком ручки в лоб, вызывая облегченную улыбку у Стайлза и смех у МакКолла.

– Мистер Стилински, если вам безразлична тема нашего занятия, то настоятельно рекомендую посетить дополнительное после уроков.

Мистер Харрис поправляет очки и внимательно смотрит на Стайлза, который ловит губами воздух, пытаясь врасти в стул спиной.

– Мне очень, прямо очень небезразлично. Очень, – скомкано бормочет Стилински, изредка поглядывая на учителя.

– Хорошо. Тогда позвольте, мы продолжим, – выразительно подытоживает мистер Харрис, разворачиваясь к доске.

Звонок спасает положение. Класс вздыхает с облегчением и высыпается в коридор. И Скотт решает «помочь другу», а заодно пошутить.

Стащив у Стилински стикер, МакКолл что-то торопливо пишет на нем и приклеивает на стол Харриса.

Начинается новый урок.

– Финишная прямая, Стайлз, – шепчет на ухо другу Скотт, улыбаясь и предвкушая шоу. – Включи весь свой шарм.

Мистер Харрис со стопкой тетрадей идет к своему столу и замечает стикер.

– Кто оставил здесь…



Класс замирает от неожиданности, впервые увидев растерянность на лице Харриса, прилив крови к его щекам и шее, которая покрылась пятнами то ли от негодования, то ли смятения. Ситуация становится только хуже, когда Стилински все-таки решается включить шарм и, ничего не подозревая, выразительно и двусмысленно подмигивает мистеру Харрису. Учитель откладывает тетради на край стола и прочищает горло кашлем, вновь возвращая самообладание и начиная урок.

И, конечно же, Стайлза оставляют после занятий.

***


– Как ты думаешь, Харрис еще долго его истязать будет? – Лейхи подпирает плечом стену и смотрит на слишком довольного Скотта, сидящего на полу около шкафчиков.

– Даже не знаю. Оу, тихо, кажется, кто-то идет, – МакКолл вскакивает с пола и выжидающе смотрит на открывающуюся дверь. – Стайлз!

Стилински растерянно смотрит на друзей.

– Вау, чуваки, не думал, что вы здесь… были, все это время, – Стайлз криво ухмыляется и поправляет лямку рюкзака.

– Ну что, когда ты выплатишь нам наш выигрыш? – Скотт лукаво улыбается и потирает ладони.

– Завтра, завтра, – скомкано бормочет Стилински. – Я проиграл, чуваки, признаю…

– Не может быть! Горячий Стилински признает свое поражение!

– Веселись-веселись, Айзек. Ты, между прочим, не помогаешь мне пережить поражение! – Стайлз смеется и идет с друзьями к своему шкафчику.

Стилински так и не расскажет им, что после уроков мистер Харрис оставил его не просто так. Сперва он что-то сбивчиво говорил, а затем – написал свой номер телефона на обратной стороне стикера. Это определенно победа, но настоящий мужчина о таком не хвалится на каждом углу. Особенно, если этот мужчина – горячий Стайлз Стилински.


Название: Правила самообороны
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 1274 слова
Пейринг/Персонажи: Бобби Финсток/Аарон Харрис
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Потому что нельзя быть красивым таким! Будут последствия.
Примечание: Титрование (то же, что титрирование) – определение содержания какого-либо вещества путем постепенного смешения анализируемого раствора с контролируемым количеством реагента.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

– Гринберг, это ты, что ли? Гринберг, сисечка моя, неужели ты принес классный журнал прямо после того, как я попросил об этом? Вау, это прям праздник какой-то! – Харрис старательно игнорирует насыщенную сарказмом речь тренера Финстока, который останавливается в дверях учительской и «дружелюбно» беседует с учеником. – Я бы мог поинтересоваться, отчего же ты сегодня такой услужливый, Гринберг, но не буду лишать тебя удовольствия сеять вокруг себя интригу – в женщине должна быть загадка. Что ты смотришь на меня? Ждешь душевного объятия? Иди сюда. Ну чего ты смотришь? Говорю, иди сюда.

Аарон хмурит лоб и смотрит через плечо на разворачивающееся действие: неуверенный высоченный подросток мнется и млеет перед Финстоком, а затем наклоняется, чтобы его обнять и…

– Гринберг, ты что, ополоумел? – Финсток легко тыкает подростка в плечо, отталкивая от себя, и смотрит на него со смесью недоумения и смутного раздражения на лице. – Шагай на тренировку, два круга по стадиону!

Громкий звук свистка на несколько секунд оглушает. Харрис разражено мотает головой и вновь возвращается к конспектам будущих лекций.

– Объятия, тоже мне, – бубнит себе под нос Финсток, но тут же замолкает, поймав недовольный взгляд Харриса. – Ученики офигели совсем!

Оправдание не согревает «Снежную Королеву»-Харриса, и его тихий, медленно закипающий гнев обращается на шумного Финстока.

– Журнал? – пытается реабилитироваться тренер, протягивая предмет Харрису.

Химик поправляет манжет пиджака, затем очки и берет журнал из рук Финстока.

– Спасибо.

Тренер чувствует себя Брюсом Уиллисом в трениках, который обезвреживает бомбу, и довольная улыбка расплывается по его лицу. Сейчас не хватает только горячей цыпочки, бросившейся с поцелуями на шею.

Но внимание Финстока привлекает стопка мятых бумажек в одной из папок Харриса. Опираясь рукой на край стола, он тянется к карандашнице, пытаясь как можно незаметнее разглядеть бумажки, но маневр не удается: ладонь Финстока поскальзывается на лужице воды рядом со стаканом Харриса… Тренер со всем присущим ему отсутствием грации падает на стол, задевая бумаги химика, которые взлетают в воздух.

– Финсток, какого черта? – вскипает Харрис, вскакивая со стула, когда тренер поднимает на него виноватый взгляд. К его щеке прилипает бумажка, которую Финсток снимает и со всей возможной в данной ситуации концентрацией читает.

– «Может мой потенциал потитрируешь?»

До тренера не сразу доходит истинный смысл записки. Его рот медленно открывается, а глаза обращаются к пачкам записок с крайне замысловатыми «подкатами».




Харрис внимательно смотрит на Финстока, растянувшегося на столе и перечитывающего записки.

– Вы закончили ознакомление, мистер Финсток? – ледяной тон химика выводит тренера из ступора.

Он вскакивает, пытается собрать бумаги, но Харрис жестом останавливает Финстока и сам начинает складывать конспекты и злосчастные записки с предложениями сексуального характера.

– Аарон… То есть мистер Харрис, я прошу прощения, мне не стоило лезть в свое дело, – виновато бормочет тренер, почесывая затылок. – Это же сексуа… секс…домог…во.

Финсток бессвязно бубнит себе под нос.

– Аарон, можно просто Аарон. И да, это сексуальное домогательство – слова, которое вы с трудом выговариваете.

– Аарон, – автоматически повторяет тренер, вздрагивая, когда Харрис поворачивается. – Пирож… То есть, Бобби. Можно просто тренер.

Химик кивает, не отрываясь от своего занятия.

– И что вы будете делать … с этим?

Харрис не смотрит на Финстока, но последний ощущает, как похолодало в комнате.

– Ничего.

Тренер в недоумении замирает.

– Так и оставите?

Харрис собирает бумаги в стопку и разворачивается к Финстоку.

– Да.

Химик открывает свой портфель и убирает в него пачку конспектов. Тренер беспокойно мнется на месте, пытаясь что-то сказать, но его губы только беззвучно двигаются. Когда Харрис застегивает пиджак и оправляет лацканы, направляясь к выходу, Финсток резко хватает его за запястье, тут же застывая на месте и замолкая.

– Тренер? – Обеспокоенно обращается химик к Финстоку, который в упор смотрит на него и молчит.

– Позвольте мне помочь, – наконец-то выдавливает из себя тренер. – Я научу вас самообороне.

– Но, – пытается возразить Харрис, внимательно глядя на крепко сжимающую его запястье руку. – Мне не нуж…

– Позвольте мне помочь. – Настойчиво и вкрадчиво произносит Финсток, не ослабляя хватки.

***


– Почему мы должны заниматься сегодня? – нерадостно произносит Харрис, складывая руки на груди и глядя на разминающегося со скакалкой Финстока. – И почему после закрытия школы?

Ответом на вопросы химика служат только быстрый счет и частое дыхание тренера. Количество прыжков Харрис рассчитывает как повторение сакрального «раз-два-три-четыре» в четвертой степени: ровно двести пятьдесят шесть прыжков. Счет продолжается: двести пятьдесят семь, двести пятьдесят восемь, двести пятьдесят девять, двести шестьдесят, закончили.

– Почему? – с вопросом разворачивается запыхавшийся тренер, наклоняясь вперед и упираясь руками в колени. – Потому что нельзя такое терпеть.

– Терпеть? – переспрашивает удивленный Харрис и получает в руки скакалку. – Меня не беспокоят чьи-то глупые шутки.

– Это не шутки,– обрывает его Финсток и забирает протянутые химиком очки. – Это самое настоящее, самое отвратительное сексуальное домогательство.

Серьезность тренера немного сбивает с толку, но Харрис пытается сдерживаться и быть благодарным за помощь. Не очень своевременную и нужную, но все-таки помощь.

– И что мне делать?

Создается впечатление, что этот вопрос ставит Финстока в тупик. Финстока, учителя экономики и тренера школьной команды по лакроссу.

– Прыгать, – скомкано заключает Финсток и свистит в свисток.

После этого Харрис испытывает на себе все прелести разминки, переживаемые командой по лакроссу: прыжки на скакалке, бег, силовые и кардиоупражнения . Любые попытки призвать к богу, совести, жалости или великодушию Финстока прерывались громким свистом.

Когда тренер указывает на мат и берется за свисток, химик уже понимает, что от упражнений на пресс ему не отвертеться. Харрис падает на мат и пытается восстановить дыхание.

– И когда же мы перейдем непосредственно к приемам? – на выдохе произносит химик, приподнимаясь на локтях с мата и глядя в глаза слишком серьезного Финстока, сидящего у его ног.

– Скоро, – бубнит тренер. – Прямо сейчас, например.

Харрис тяжело выдыхает.

– Нам нужна ситуация. Представь, что я – маньяк, – Финсток снимает свой ценный свисток с шеи и откладывает на край мата, вставая на колени перед Харрисом. – Ты идешь домой после работы, усталый и беззащитный. Ты слышишь, что кто-то идет за тобой. Ты ускоряешь шаг, и я тоже. И вот я уже бегу за тобой. Я загоняю тебя в безлюдный парк…

– На пути к моему дому нет парка, – серьезно произносит отдышавшийся Харрис.

– Хорошо, – тренер на несколько минут задумывается и продолжает. – Я загоняю тебя в переулок…

– Переулков тоже нет.

– Хорошо-хорошо, – частит неугомонный, возбужденный погоней за жертвой «маньяк». – Я врываюсь в твой дом, в твою спальню и швыряю тебя на кровать, начинаю снимать с себя одежду…

И в подтверждение слов Финсток стягивает с себя футболку, отбрасывает ее в сторону и надвигается на оцепеневшего Харриса.

– Моя спальня на втором этаже.

Тренер на несколько секунд зависает, после чего продолжает движение к «жертве», а затем нависает сверху .

– Я поднимаюсь на второй этаж, врываюсь в твою спальню, швыряю тебя на кровать, раздеваюсь. Затем я…

Харрис в ожидании смотрит на замявшегося Финстока прямо над ним.

– Ты-ы? – тянет химик, сглатывая комок в горле и торопливо облизывая губы.

– Я-я…

Финсток наклоняется к нему, и близорукий Харрис видит, как покраснели от волнения его щеки и уши, как он в ступоре кусает губы, слышит частое дыхание.

– Я маньяк, – видимо самоутверждаясь, произносит тренер. – Я сейчас…

– Я знаю, что ты маньяк, Финсток, – спокойно, с полуулыбкой произносит Харрис.

– Откуда ты знаешь? – тренер ловит ртом воздух, пытаясь совладать с собой и своей глупостью, которая его как-то выдала.

– Я видел, как ты приносил все эти записки. Да и к тому же, только ты мог придумать такие странные подкаты к учителю химии, – Харрис едва сдерживает смех, видя перед собой раздосадованного и пойманного с поличным Финстока. – Я не злюсь.

-Тогда, что ты сделаешь, когда маньяк… – горячечно шепчет тренер и тянется рукой к паху химика.

– Дам ему по яйцам, – спокойно произносит Харрис и фиксирует руку Финстока, выкручивая ее так, что он теряет равновесие и падает на мат.

– Как ты… Харрис…

– Я с девяти лет занимался дзюдо, – по секрету шепчет химик ему на ухо и встает на ноги, оставляя тренера корчится на мате. – Ну так что, Финсток, теперь, когда ты знаешь, где моя спальня, осмелишься найти «мою точку эквивалентности»?

Тренер со смесью удивления и восторга растирает руку и садится на пол, не веря тому, что слышит.

– Так я могу? Серьезно?

– Да, если ты ни разу не произнесешь в постели «три-четыре, закончили».


Название: Пара причин моей ненависти
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 1 438 слов
Пейринг/Персонажи: Айзек Лейхи/Джексон Уиттмор
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Оказывается, если очень сильно кого-то ненавидеть, то можно не заметить, что все ваши мысли будут только о нем.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Джексон ненавидит Лейхи. Его внимательный взгляд, высокий рост, кривую ухмылку, нескладные широкие плечи, длинные руки с тонкими запястьями и пальцами, которые постоянно барабанят по парте/шкафчику/скамейке, когда он нервничает. Еще – вьющиеся волосы, выступающие ключицы, острые коленки и длинные ноги, вытянутые в проход между партами, о которые Уиттмор постоянно запинается, когда идет к своему столу.

Айзека раздражает Уиттмор. Его манера держаться высокомерно, взрывной характер, зашкаливающие амбиции, бесконечный список недостатков, который раздражает/удивляет/сбивает с толку неподготовленных к волне преисполненной сарказмом речи. Еще – чрезмерная настойчивость, граничащая с бараньей упертостью, непредсказуемость, гордыня и спесь.

У Джексона есть пять веских причин ненавидеть Лейхи, а у Айзека – ровно столько же способов вывести Уиттмора из себя. И ни один из них не намерен проиграть.

Наверное, они сами уже не помнят, как все началось.

Так было далеко не всегда. Или всегда?

Айзек лениво зевает, развалившись на скамейке запасных трибуны поля для лакросса. Новая форма с номером «14» неплохо сидит на таком рослом парне, как Лейхи, однако недурственный внешний вид на тренировке не приравнивается к успеху в игре. Или элементарному в ней участию, особенно после того, как ты феерично заваливаешь очередной тест по экономике и раздразниваешь неудом Финстока. «Пирожок» не в духе. Предположение Айзека о том, что начинка Финстока – экстракт преисподней, приобретает смысл.

Уиттмор проходит мимо, скользнув безразличным взглядом по очередному претенденту на место «мальчика для битья». У Джексона тут собственная песочница – капитан команды по лакроссу, местный красавчик, богатенький мальчик. Такому на роду написано отсутствие всякой мотивации к достижению успеха по причине его давнего наличия. Лейхи не скалится и не завидует, молча провожает взглядом игрока под номером «37 », вздрагивая всем телом, когда Финсток что есть силы дует в свисток.

– Лейхи! Поднимай свои булки и дуй разогреваться с Уиттмором, – до одури громко горланит Финсток, подняв руку. – Уиттмор, он весь твой!

Джексона, кажется, передергивает от волнующей перспективы тренироваться с новичком, но он это тщательно скрывает за настойчивой попыткой задушить свою клюшку – или сломать ее об колено.

– Тренер, но почему я? – Раздраженно отзывается Уиттмор, справившись с собой.

– Потому что, – Финсток не желает что-то объяснять, а только машет руками, словно пытается разогнать стаю ворон, а не толпу идиотов с клюшками . – Пошевеливайся.

Лейхи не возражает, просто встает, надевает шлем и проверяет застежки перчаток и защиты, а затем с клюшкой наперевес бежит через поле к Джексону, останавливаясь в нескольких метрах от него.

– Хочу, чтобы ты знал – ты меня раздражаешь уже одним присутствием, – скалится Уиттмор, откладывает клюшку на траву и снимает шлем. – Твоя задача – попытаться поймать мяч, который я буду кидать. Знай, что у тебя не получится. Можешь отказаться от задания прямо сейчас и уйти, я сделаю вид, что презираю тебя меньше, чем человека, которого просто не замечаю. Выбор за тобой.

Айзек крепко перехватывает клюшку. Джексон принимает это как ответ.

Стоит оговориться, что у Лейхи не было и нет проблем с глазомером или ловкостью, в особенности после укуса. Не зная о последнем, сам факт этой случайности можно списать на волю небес, и, когда Уиттмор бросает мяч, Айзек без труда ловит его на клюшку и автоматически посылает назад… Резиновый мяч для лакросса с приличной скоростью летит обратно, и Джексон не успевает его поймать. Глухой вскрик оповещает поле о попадании.

Лейхи бросает клюшку и срывается с места, попутно скидывая шлем и перчатки в сторону, пока игроки и тренер помогают Уиттмору подняться с земли и остановить кровотечение из рассеченной брови.

– Мне очень…

– Если третье слово в твоем предложении не «до свидания», то следующее, что мы услышим, будет: «о, боже, какая боль, мои яйца, мои яйца»! – гневно вскрикивает Джексон, кривясь, и отталкивает от себя руки тренера. Уиттмор быстро удаляется с поля, глухо чертыхаясь на всех и каждого на своем пути.


***

Лабораторные у Харриса – вероятно, одна из пыток, которые будет практиковать дитя Сатаны, когда вернется к папочке. Изощренности экзекуций может позавидовать Калигула, даже сам маркиз де Сад не придумал бы лучше. Айзек с ощущением неизбежного надругательства над психикой смиренно ждет своего напарника по несчастью.

– Мистер Уиттмор, пересядьте от мисс Мартин к мистеру Лейхи, – безучастно обращается к Джексону Харрис. – Я напоминаю, что после проведения опыта каждая группа сдает отчет. Подпишите свои фамилии, безымянное искусство не будет оценено. Помните об осторожности.

С этими словами Харрис покидает аудиторию, а Джексон пересаживается к Айзеку. Его зубы скрипят от злости так громко, что если это звуковую дорожку слегка обработать, то получится новый трек от Skrillex.

Лейхи доставляет огромное удовольствие видеть все оттенки ненависти к себе на прекрасном лице Уиттмора – лучшего развлечения и не придумаешь на скучной лабораторке. Джексон не разбирается в химии – это Айзек знает наверняка, поэтому он самостоятельно проводит опыт и конспектирует получившуюся реакцию. Кажется, Уиттмор устал злиться: он спокойно записывает наблюдения в тетрадь, подглядывая формулы у Лейхи.

Стоит оговориться, что у Айзека не было и нет проблем с внимательностью, особенно после дополнительных занятий по химии. Сам факт этой случайности можно списать на волю небес, но, когда Уиттмор наклоняется к тетради Лейхи ближе, он нечаянно толкает Айзека под локоть, и содержимое пробирки выливается совсем не в ту колбу. Химическая реакция не заставляет себя ждать – быстрый и интенсивный выброс кислорода в пенных пузырьках оказывается на новой рубашке и лице Джексона.

Лейхи судорожно хватается за салфетки, глядя, как багровеет Уиттмор.

– Знаешь, почему я уже много лет хожу к одному и тому же парикмахеру, сорокалетнему мистеру Харди? – гневно шипит Джексон. – Не потому что я люблю, как он трется своей отвисшей мужской грудью третьего размера о мой затылок и плечи, когда подбривает мои виски. А потому что он всегда делает так, как нужно!

Уиттмор грозно сверкает глазами и громко хлопает дверью кабинета химии. Айзек грустно выдыхает. Кажется, он стал жертвой проклятья Джексона.


***

– Поход на пляж? – озадаченно переспрашивает Лейхи, переглядываясь с МакКоллом и Стилински.

– Именно, – подтверждает Стайлз, многозначительно глядя на безразличную к его подкатам Лидию, которая увлечена собственным отражением в зеркальце больше, чем происходящим вокруг. – Половина класса едет на экскурсию с Финстоком, а остальные, то есть мы, свободны. Но чтобы нам не поставили прогул, мы договорились с тренером, что коллективно выйдем на природу, а затем напишем об этом эссе. Ты с нами?

Айзек точно знает, что Уиттмор не едет на экскурсию, а значит, вынужден проводить время с простыми смертными. Он чувствует, как Джексон буравит его взглядом, словно пытаясь выжечь сердце.

– Хорошо, – с довольной улыбкой соглашается Лейхи, представляя, как внутри Уиттмора умирает что-то доброе и светлое . – Тогда завтра у нас поход на пляж. Кто выбрал это злачное место?

Вся компания поворачивается в сторону Джексона.

– Да ладно? – удивленно вскрикивает Айзек. – Джексон и пляж? Вы шутите? Джексон может радостно бегать по пляжу только в одном случает – если там он зарыл чьи-то кости.

МакКолл и Стилински старательно сдерживают смех, прекрасно понимая, чьи кости будут зарыты на пляже.

– Я ненавижу тебя, Айзек, – желчно выдавливает из себя Джексон.

– А сейчас-то за что? – в недоумении спрашивает Лейхи вслед удаляющимся Мартин и Уиттмору, которые переговариваются между собой. – Не забудь крем от загара!

Лидия что-то торопливо записывает в телефон, а Джексон гневно поворачивается.

– Я… Это… Не тебе, наверное, да? Но ты тоже не забудь, у тебя кожа… нежная, – с улыбкой бормочет Лейхи под тупое гоготание Стилински и МакКолла.

***


– Почему я должен подвозить тебя? – спрашивает Уиттмор, когда Лейхи садится в порше .

– Может быть потому, что я живу рядом и тебе по пути? – задумчиво отвечает Айзек и ставит свой рюкзак под ноги. – Или потому, что Мартин не хочет ехать с тобой, а подвезет Эллисон? Или потому, что ты козел, а я единственный, кто способен вытерпеть это?

– Мое великодушие становится тяжким беременем. Господи, помоги, – обращаясь в никуда, проговаривает Джексон, а Лейхи тихо смеется.

Мотор порше приятно урчит, машина трогается с места. От тишины в салоне становится неловко, но стоит Айзеку открыть рот, как Джексон начинает гневно шипеть.

– Не вздумай портить этот прекрасный момент.

– Ты меня настолько ненавидишь? – с полуулыбкой спрашивает Лейхи, мысленно представляя ответную отповедь Уиттмора.

Порше резко сворачивает на обочину и останавливается.

– Ненавижу? Нет, это не ненависть, это мега-ненависть с огромной буквы «М»! Я ненавижу тебя всего, а в особенности то, что ты думаешь, будто я тебя настолько ненавижу, и это занимает все мои мысли! О, нет, я тебя ненавижу гораздо сильнее, поэтому просто буду игнорировать! Ты понял?

Айзек с улыбкой идиота смотрит на Джексона, который пытается отдышаться.

– Уиттмор, пожалуйста, не ненавидь меня. Хочешь – закажем пиццу, сдвинем подушки и ляжем рядом в позе ложечек? Я буду большой ложечкой.

Джексон в ступоре замолкает и открывает рот.

– Мне интересно, ты понимаешь, что говоришь, или просто дрейфуешь в подсознании и выдаешь случайный набор слов?

Айзек смеется.

– Я сейчас верно расслышал: «мне нравится человек, которого ненавижу»?

Уиттмор гневно заводит порше, выезжает на дорогу и сворачивает на противоположную полосу.

– Мы не едем на пляж?

Джексон долго молчит в ответ.

– За пиццу платишь ты, – выдавливает из себя Уиттмор, пытаясь состроить самое недовольное лицо, какое только возможно, но Айзек знает, что Джексон предвкушает позу ложечек. Или нет. Главное, что это заставляет его улыбаться.

Так было далеко не всегда. Или всегда?

Пожалуй, сейчас это не так уж и важно.

@темы: волчонок, teen wolf, ВФБ

---

Тепло твоих рук

капелюшечка моего любимого хейлцеста

Название: Тепло твоих рук
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 1793 слова
Пейринг/Персонажи: Питер Хейл/Дерек Хейл, Питер Хейл/Кейт Арджент, Дерек Хейл/Кейт Арджент
Категория: слэш, упоминается гет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: частичное AU; Питер на семь лет старше Дерека, намек на вертикальный инцест, графический гет, упоминание смерти второстепенных персонажей,

спойлер

дарк!Дерек
Краткое содержание: Дядя Питер был единственным, кто постоянно, чем бы ни был занят, приглядывал за Дереком.
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними;
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Концентрируясь исключительно на настоящем, Дерек не привязан к своему прошлому, но даже его хладнокровие дает сбой, когда моменты из безоблачного детства, как невинные напоминания о собственной привязанности и ранимости, предстают перед глазами. Он помнит все до мелочей: сдержанную похвалу отца, мягкую улыбку матери, гордость старшей сестры за младшего, которую она скрывала за капризным фырканьем, и даже счастливое гуление малютки Коры на руках мамы. Дерек помнит радостные объятия дяди, даже по глупым поводам, его утешающие теплые ладони в минуты скорби и грусти, проигрыша или тумаков от старшей сестры, не желающей возиться с малышней.

Дерек старательно изрисовывает корку какой-то старой, серой и скучной, по мнению малыша, книги из библиотеки отца, чтобы тому было радостнее читать. Но отец почему-то не улыбается, гневно кричит, и Лора уводит сопящего и тихо плачущего Дерека из его кабинета… Лишь Питер мягко гладит малыша по голове и безмолвно целует в лоб, в покрасневшие горячие и мокрые от слез припухлые щечки, прижимает к себе. Мама слишком занята с Корой, она не успевает оценить талантливо вырытую Дереком яму посреди ее клумб, Лора слишком увлечена новомодным солистом-мальчишкой, с накрашенными глазами и слащавым голоском, чтобы восхититься, как здорово младший брат покрасил ее белое платье зеленой эмалью, которую еле притащил из подвала.

Только Питер улыбается, разворачивая долгожданный свежий журнал и обнаруживая, что все интересующие его моменты вырезаны неровными движениями ножниц в детской руке, а внизу нарисована карандашами, если верить подписи, «Семья Хейлов»: папа, мама с Корой на руках, Лора под руку со сладкоголосым солистом и Питер с Дереком, чуть в стороне. Нарисованных кракена, чьи щупальца заполонили колонку с комиксами, и большого бурого волка с красными глазами, бантом на хвосте и гусеницами от танка вместо ног Питер тоже хвалит и благодарно гладит Дерека по щеке, наслаждаясь искренней, хоть и без двух передних зубов, улыбкой ребенка, измазанного в зеленой краске, к которой прилипли обрывки газет.

Хейл-младший был умен не по годам и понимал, что порой маме с папой нужен отдых и Лора хочет побыть одна, поэтому они оставляли его одного… Но тем не менее он считал и до сих пор считает, свою семью самой замечательной, дружной стаей, преданной друг другу.

Дядя Питер был единственным, кто постоянно, чем бы ни был занят, приглядывал за Дереком. Малышу нравилось проводить время со взрослым, который учил его, помогал делать макеты для школы, гулял по прогалине вблизи дома, помог переживать каждое полнолуние с детских лет…

Чем старше становился Дерек, тем больше ему хотелось монополизировать своего дядю. Но у судьбы и Питера были свои мысли на этот счет: дядя чаще стал пропадать с друзьями из старшей школы, перестал вместе с младшими Хейлами возвращаться домой. Дерек становился все раздраженнее, капризнее, все чаще срывался в школе и дома. Питер был единственным, но теперь и у него перестало хватать времени на Дерека.

И Питер знал, что происходит с его племянником, но молчал. Их разница в возрасте была не так уж и велика, но дядя не мог простить себе такое предательство – в угоду своей слабости перед жадным до его ласки ребенком, он открыл дверь своей комнаты и разрешил Дереку спать в его постели. Это был их секрет.

Дереку нравилось секретничать с Питером, ночевать в его большой и прохладной комнате, прижиматься к его груди ночью, кутаться в одеяло и поджимать под себя ноги. Дереку нравилось, как дядя перед сном мягко целовал его в лоб, в кончик носа, что заставляло мальчишку каждый раз зарываться под одеяло, чтобы не показать Питеру своего смущения. А дядя только тихо смеялся и поправлял одеяло, когда Дерек засыпал.

Дереку нравилось читать книги Питера, слушать его рассказы о предметах в старшей школе, что ждут его через несколько лет. Он предпочитал с открытым от удивления ртом прислушиваться в ночи к горячему шепоту дяди, когда тот рассказывал о красивых девочках в его классе, о первых поцелуях и сексе. Дереку не нравились девчонки, они были как Лора: визгливые и помешанные на сопливых солистах популярных групп, пахнущие так приторно-сладко, что хотелось чихать; ему нравилось проводить время с Питером. Его дядя пах корицей и мятой, немного потом и лесом после дождя; его запах был чуть влажным, насыщенным настолько, что, кажется, оседал на корне языка и чуть горчил. Дереку нравился его дядя. И Питер знал это, но только звонко смеялся, когда глаза племянника округлялись от подробностей взрослых поцелуев, когда он брезгливо морщился и кидался подушками в ответ на вопросы Питера о девочках, которые ему нравились. Племянник начинал грозно сопеть, раздувая ноздри, а дядя только ухмылялся, затаскивал его под одеяло, целовал перед сном, сначала в лоб, а потом в уголок губ, прижимал к себе и засыпал, хотя отчетливо слышал, как сердце Дерека резко заходилось в бешеном ритме, и как его кровь билась в висках.

Шумный дом Хейлов редко оставался без домочадцев, гостей или родственников. В этот день Дерек пришел из школы один и уже издалека почувствовал чужой женский запах, который переплетался с запахом Питера. Дерек тихо пробрался в дом, бесшумно вбежал по лестнице и замер от ужаса, когда в приоткрытой двери увидел Питера в объятиях незнакомой молодой девушки-блондинки на их кровати, в их просторной комнате. Его дядя,словно животное,вжимал ее в постель, срывая с губ хриплые стоны, оставляя на ее теле метки-укусы, слюну, семя, которое жадно размазывал пальцами по бледной коже. Дерек оцепенел, попытался бесшумно сбежать, но в последнюю секунду поймал помутневший от возбуждения взгляд Питера. И в тот момент Дереку показалось, что губы дяди беззвучно произнесли его имя.

Дерек.

Безмолвно и оглушающее одновременно.

Дерек еще долгое время после этого случая избегал Питера, не приходил ночами в его комнату, хотя метался от желания и злости на самого себя. Он был уверен, что дядя прекрасно все понимает. И он был прав.

Вскоре после этого Дерек переспал с той блондинкой, которая однажды делила постель с Питером – ее звали Кейт Арджент. Завалив ее в кладовке школы на старый учительский стол, Дерек торопливо задрал юбку смеющейся, закусывающей губы девушки и спустил ее кружевные трусики, бесцеремонно и бесчувственно трахнул ее, до синяков на талии, содранной кожи на запястьях и коленях, до капель густой спермы, стекающих по ее бледному бедру. После, застегивая ширинку джинс и натягивая майку на липкую от пота спину, он не раздумывая признался, что переспал с ней из любопытства. Просто потому, что она была с Питером.

Кейт взбесилась.

Между Питером и Дереком разверзлась глубокая пропасть. Талия, посоветовавшись с мужем, попросила Питера покинуть их дом. Дядя не сопротивлялся, не просил, не уговаривал, просто молча начал паковать вещи и книги. А Дерек взбеленился и разругался с семьей, требуя остановить Питера, крича матери, что она хочет их разлучить.

Талия призналась сыну, что знала обо всем с самого начала: знала о ночевках Дерека в спальне Питера, о поцелуях, о девушке между ними и об одинаковом запахе, которым оба пропитались. Мать просто решила все прекратить. Разорвать связь, не спросив ни одного из них…

Дерек обезумел.

Не прошло и пары дней, как случился злосчастный пожар. Дерек до сих пор чувствует запах горелой плоти и сажу, что оседала на языке, в легких, слезы на своих щеках и немую мольбу к богу, дьяволу, не важно – чтобы Питер уехал.

Но никто его не услышал – в тот день дядя опоздал на свой рейс и поменял билеты, чтобы подольше остаться в доме с семьей, с воспоминаниями, что привязывали его к этому месту, к городу, где началась его жизнь.

Дяде еще повезло. Врачи не утешали, не обещали выздоровления, но выделили палату и сиделку очередному «овощу» – именно так отзывались о Питере санитары, ухаживающие за ним. Дерек слышал их …

Даже сегодня, сейчас, после всех бед, что случились в его жизни, Хейл-младший не утешал себя, не просил жалости у окружающих. Многое изменилось с тех пор. Питер вновь жив, он поправился, но между ними тоже огромное расстояние, которое не пересечь – ни вплавь, ни вброд.

Дерек покинул старый дом, обосновался в лофте. Питер заходит сюда даже чаще, чем надеялся его племянник. Он так же, как и всегда, оставляет книги на столике, в пустоту рассказывает истории, наверное, надеясь, что Дерек его услышит. Питер всегда уходит, каждый вечер, но никогда не говорит куда. Дерек даже не знает, где он ночует, не знает, есть ли у него дом, но Питер не остается на ночь в лофте…

Дерек неподвижно сидит на диване, всякий раз провожая Питера безразличным взглядом, не шевелится, пока запах дяди не перестанет быть хотя бы чуточку ощутимым. Только тогда он вскакивает с дивана, поднимается в свою спальню, плотно захлопывает дверь и прижимается к ней, чувствуя, как его трясет от возбуждения. Дерек торопливо расстегивает ширинку, стягивает боксеры ниже, обхватывает пальцами член, сдвигая крайнюю плоть, и спешно размазывает каплю густой терпкой смазки по головке. Он не церемонится, нервно и быстро дергает рукой, сильнее сжимая крепко стоящий член, пока в исступлении едва не давится собственным оборванным вдохом, кончая в ладонь, размазывая сперму по еще стоящему члену, болезненно пульсирующему от быстрой разрядки. Дерек тяжело сглатывает, закрывает глаза и отпускает руки. Ему мерещится мягкий поцелуй Питера, отчего щеку сводит судорогой, а по шее бегут мурашки.

На следующий день Питер вновь возвращается, как и всегда, садится на диван как ни в чем не бывало. От него пахнет корицей и мятой, дождем, городом. Запах леса исчез с его кожи, но Дерек не может отвыкнуть от присутствия дяди, даже когда его нет рядом. Этот аромат пробуждает воспоминания каждый раз, вновь и вновь, отчего саднит где-то внутри, глубоко, в области солнечного сплетения. Боль – это тот самый «раздражитель», к которому организм никогда не привыкнет, какой бы она ни была.

– Питер, –дядя осекается, когда слышит, что Дерек позвал его по имени. Они очень давно не говорили, и, кажется, Питер уже забыл голос племянника, его единственного родственника, оставшегося в живых. – Ты чувствуешь запах?

Питер принюхивается, но для него аромат лофта остался, как и всегда, неизменен – запах Дерека, книг, еды из супермаркета.

– Нет.

– А я до сих пор чувствую запах, который стоял в округе, когда случился пожар… Питер, прости меня, – голос Дерека неожиданно дрогнул, а в тоне послышались те самые детские нотки, словно малыш-Дерек в очередной раз разрыл клумбы Талии.

– Тебе не за что просить у меня прощения, – удивленно хмыкает дядя, открывая книгу.

– Это я сказал Кейт поджечь наш дом, сказал, что рябиновый круг никто не сможет пересечь. Это я убил всех.

Питер откладывает книгу и смотрит в глаза Дерека, что стоит перед ним, сжимая кулаки.

– Зачем?

– Они хотели отнять тебя у меня. Я хотел уничтожить их, чтобы вернуть тебя себе. Они не понимали. Они…

Дерек заходится в беззвучной, немой истерике. Он не рыдает, его просто колотит крупной дрожью, а глаза безжизненно смотрят куда-то выше Питера. Только когда их взгляды пересекаются, что-то в глазах Дерека оживает, словно он на мгновение возвращается в прошлое. Невинное и далекое прошлое, где душевную боль можно было залечить теплыми ладонями дяди и мягким, чуть влажным прикосновением его тонких губ к нежной, покрасневшей от слез щеке ребенка.

– Мой мальчик, – шепчет Питер, протягивая руку племяннику, который падает на колени и утыкается носом в ладонь, жадно вдыхая его запах, покрывая кроткими, мокрыми от слез поцелуями изящные, тонкие мужские пальцы и широкое запястье. – Я всегда знал это. Я всегда хотел этого.

В серо-зеленых глаза Питера что-то неестественно блестит, а кривая, ассиметричная улыбка касается тонких губ.

– Мой мальчик.

@темы: волчанка, teen wolf, ВФБ, Halecest

---

Традиции Дома Хейлов, или Как влюбиться по-волчьи + Я никогда не сделаю тебе больно

Две работы для любителей Питер/Айзек

Название: Традиции дома Хейлов, или Как влюбиться по-волчьи
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 3 918 слов
Пейринг/Персонажи: Питер Хейл/Айзек Лейхи
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: PG
Предупреждения: ООС
Краткое содержание: Маленькие дети! Ни за что на свете не ходите в Африку гулять в дом Хейлов, ведь никто не застрахован от влюбленности в злого крокодила зрелого мужчину, особенно если ты парень...
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними;
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Айзек с горечью вспоминает те светлые деньки, когда он еще не попал в ловушку этого нехорошего человека, если так можно назвать саркастичного и самодовольного Питера Хейла – бывшего Альфу с ярко выраженными садистскими наклонностями, восставшего из мертвых дядюшку несговорчивого, выразительно молчащего Дерека Хейла, оборотня в самом расцвете сил. Питер мизантроп, живущий в свое удовольствие, прожженный плейбой и гениальный стратег – демо-версия дарк!Тони Старка-младшего. Список изящный оскорблений Лейхи может продолжать бесконечно, ведь ему есть, у кого этому учиться, однако Питер и вовсе не видит в этом проблемы, более того – это его забавляет.

Айзек просто не смог устоять. Не то чтобы Хейл-старший был привлекателен своей зрелостью и славился искушенностью в чистом искусстве телесных наслаждений, но он определенно знал себе цену и пользовался популярностью у обоих полов. Лейхи не отдавал себе отчета в том, что каждый раз откровенно пялился на него, не зная, что ожидать, породив в собственном сознании какое-то девчачье томление, что крайне раздражало самого носителя этого «прекрасного юношеского чувства». Продолжая провожать взглядом ухмыляющегося мужчину, Айзек не подозревал, что невинное внимание придет в итоге к тому, что…

***


– Стайлз, ты серьезно? – голос Лейхи, сидящего на корточках на дне ямы глубиной примерно в полтора метра, звучал приглушенно и вопросительно одновременно. Его взгляд был устремлен на лицо чумазого Стилински, который держал в руках лопату и смотрел на Айзека с края вырытой ямы. И Лейхи производил не лучшее впечатление – капли пота медленно скатывались по вискам, щеки были разукрашены землей, растертой в попытке смахнуть испарину, на зубах скрипел песок.

– Айзек, ты не помогаешь. И, чтобы ты знал, когда я шучу, все смеются, – громко заявил Стайлз, оглядываясь по сторонам. – Ты нашел?

– Нет, – уныло протягивает Лейхи, глядя на свои грязные руки. – Стайлз, здесь слишком темно. Кстати, который час?

– Скоро будет двенадцать, Айзек, не отлынивай, ищи. Ты же знаешь, что это можно сделать только сегодня, 25 июля. Сам виноват, что весь день пропадал, – Стилински недовольно бурчит, стуча черенком лопаты по земле, отчего камешки начинают сыпаться прямо на голову Лейхи. Из темной ямы на Стайлза тут же устремляются недовольные глаза, сверкнувшие ярко-янтарной радужкой, что не предвещает хорошего исхода для обычного человека, чья защита – только сарказм и отцовский пистолет в бардачке джипа. И лопата.

Лейхи начинает низко, гортанно рокотать, но Стилински не теряется, контратакуя вопросом.

– Кстати, Айзек, ты напомнишь мне, почему мы здесь? – Лейхи густо краснеет, но этого никто не видит в темноте ямы и под слоем грязи. – О! Я расскажу тебе. Все оттого, что кто-то водил шуры-муры с крипи-дядющкой хмурого волчары Дерека, а теперь …

Стайлз не успел ничего договорить, как ему в лицо полетел длинный веретеновидный корень цикория с кусками земли. Отплевавшись от песка во рту, Стилински осмотрел находку и, гаденько улыбаясь, продолжил свое бормотание.

– А теперь по-волчьи выходит замуж!

– Ну все, Стилински, ты доигрался! – Айзек буквально выпрыгивает из ямы и несется за истошно орущим и смеющимся одновременно Стайлзом, трясущим в руке корнем цикория.

На электронных часах время обнуляется. Они успели. Первое задание выполнено.


***

Ненадолго вернемся к самому началу.

Все произошло до ужаса банально. Невинный агнец сам пришел в логово злого Серого Волка и остался там жить. Не то чтобы Лейхи хотел этого, просто, после того как Дерек подарил ему укус и погиб отец, ему было некуда податься, а Питер настоял на том, чтобы его племянник взял ответственность за тех, кого «приручил», точнее, укусил. Дерек в тот момент очень выразительно посмотрел на Питера, напомнив ему про подаренный Скотту укус, но это рассмешило довольствующегося вниманием окружающих дядюшку.

Так Айзек и остался под присмотром Хейлов.

Сначала это было элементарное выживание между двух огней, оборотней-родственников, но потом Лейхи привык, даже позволяя себе иногда готовить для всех блинчики по утрам на выходных. Это заставляло Питера широко улыбаться, а Дерека – бурчать благодарности. Впервые услышав это, Айзек искренне засмеялся, не поверив, что он действительно чувствует себя хорошо, на своем месте.

Айзек с трудом вспоминал свои первые попытки общаться с Питером. Хотя парень признавал, что выглядел как испуганный олень под светом фар, когда сталкивался в коридоре или ванной с Хейлом-старшим. Сам Питер, кажется, дискомфорта не ощущал, его это более чем веселило. После переезда Айзека к Хейлам даже Дерек заметил, что дядя стал чаще оставаться дома.

Вечерами они играли в карты, читали книги, спорили о развязках сериалов или фильмов, а порой просто сидели в гостиной в комфортной тишине. Однажды Питер даже попытался помочь Айзеку приготовить блинчики на завтрак. Попытка провалилась в первый же раз – Питер не смог проснуться к назначенному времени, проспав до обеда. Когда дядя Дерека обнаружил, что порция ждала его на кухне, его удивлению не было предела. В следующий выходной Питер не проспал.

Лейхи гораздо позже понял, что на самом деле испытывает к Питеру, чем заметил, что тот с энтузиазмом отвечает на корявые попытки подростка угодить «небезразличному человеку». Но Питер смотрел на ситуацию иначе.

Однажды, когда Хейл-старший увлек Айзека за собой, помочь прибраться в кладовой, они обнаружили старый патефон. Бережно сохраненные пластинки без сколов и трещин мягко, с легким потрескиванием звучали, когда игла двигалась по их поверхности. Старая мелодия ласкала слух, дарила приятный покой… Питер, прикрыв глаза, мурлыкал себе под нос знакомые слова, медленно переступая вальсовым шагом по скрипучему полу. Лейхи с улыбкой наблюдал за его таинственным действом, пока сам не встал с места и не подхватил Питера под руку, вступая в пару, шаг в шаг в танец с ним.

Хейл благосклонно усмехнулся и повел эту партию. Айзек не сопротивлялся, но успел два раза наступить Питеру на ногу, тихо шипя от смущения и неловкости, когда вновь и вновь натыкался на него. Именно там, в той кладовке со скрипучим полом, Лейхи случайно столкнулся с губами Питера в кротком поцелуе.

Питер засмеялся, отступив назад, а обескураженный его реакцией Айзек затих. Питер остановил парня, совсем еще мальчишку, когда тот, разгоряченный и взволнованный, попытался донести до него свои чувства. Он объяснил это просто – мальчик перепутал волнение от переезда, от внимания, смены обстановки с любовью.. Растерянный Айзек склонил голову и безмолвно согласился с мнением Хейла.

Если бы не любопытство Питера и не упорство Айзека, то ничего бы не произошло; они продолжали готовить блинчики на завтрак по выходным и играть в карты. Дерек только молча наблюдал за двумя постояльцами в его квартире, а потом переставил позабытый всеми патефон, найденный в кладовой, в гостиную, и в один из вечеров включил пластинку перед тем, как отправится «по делам».

Питер и Айзек все поняли. Тугой на намеки Дерек сообразил все гораздо быстрее их самих.

С тех самых пор все шло очень гладко, что, с одной стороны, не радовало Дерека, наблюдающего целыми днями за этими двумя, а с другой – предвещало беду, потому что стая начала догадываться об отношениях Питера и Айзека. Пик неловкости от этой ситуации случился в тот самый момент, когда взволнованный Стилински ворвался в гостиную, где собралась вся стая, и торжественно объявил.

– У нас будет волчья свадьба! Я читал, я знаю, Дерек мне книгу дал, – все дружно повернулись в сторону Хейла-младшего, который картинно сложил руки на груди, глядя на причину всех бед, Стайлза Стилински. – Ну как дал. Не уследил он за ней, значит – дал. Так вот…

В тот день Стилински поведал всей стае, что отношения между оборотнями – штука еще более сложная, чем тест по химии у Харриса, и они не отдадут Айзека без «приданного», для чего последнему нужно будет пройти несколько испытаний, чтобы стая приняла их отношения.

Сказать, что Питер смеялся, – значит ничего не сказать. Сперва он внимательно слушал монолог Стилински, скрывая свое лицо за развернутой газетой, но после того, как бумага начала трястись в его руках, не выдержал и зычно расхохотался, полностью поддерживая инициативу Стайлза. Описать реакцию стаи было сложно, но самым запоминающимся было лицо Скотта – складывалось ощущение, что он на скорость выпил гигантский стакан слаша и у него замерзли мозги.

Айзек молчал, открыв рот и повернувшись к довольному Питеру, продолжающему с улыбкой читать прессу.

Так и началась эта история.

***


26 июля. 4 p.m.

– Так-так, и что у нас здесь? – проговорил Хейл-старший, отрываясь от книги и обращая взгляд на корень с кусками земли, который лежал перед ним, завернутый в промасленную тряпку.

– Корень цикория, – заговорщически произнес Стилински, подмигивая Айзеку, который в ответ только беспомощно закатил глаза, ища сочувствия у Питера. Но тот только пытался сдержать смех, глядя за звездный состав перед ним: самонадеянного юного эрудита Стилински, замученного его активностью Айзека, Скотта, сопровождающего гарантированные неприятности в лице двоих его друзей, и Дерека, который молча смотрел на компанию и пытался мысленно задушить каждого. Хейлу-старшему слишком весело, он скалится в тридцать два зуба и вновь оглядывает присутствующих.

– Собственно, кто из великолепной четверки объяснит, зачем вы принесли мне «это»? – Питер прикладывает титанические усилия, чтобы не расхохотаться, параллельно многозначительно поворачиваясь к Айзеку, который, вероятно, борется с очередной мыслью о попытке суицида, вызванной унижением.

– Как? Питер, ты не знаешь? – тараторит Стилински в ответ на вопрос, а у Лейхи, кажется, начинается мигрень. – Существует легенда, что корень цикория может сделать своего обладателя невидимым, уберечь его от пули. Преподнося своей паре дар в виде корня, оборотень как бы говорит, «чувак, я дарю тебе безопасность и свою мохнатую любовь».

Довольный таким ответом, Стайлз оглядывает свою «команду»: Айзек выглядит еще более бледно, чем обычно, а у Скотта, кажется, мозг до сих пор не оттаял. Дерек ничего не комментирует. Из всей компании только Питер выглядел заинтересованным и счастливым.

– И каким же будет следующее испытание? – мурлычет себе под нос Хейл-старший, возвращаясь к чтению.

– Надеюсь, мне не придется съесть конское сердце на твоих глазах, – иронично обращается к Питеру Айзек, на что мужчина только тихо посмеялся.

– Я поищу в книгах, возможно ли это, – срывается с места восторженный Стилински, которого хмурый Дерек тут же останавливает, вовремя схватив за плечо. – Кстати, я просто интересуюсь, но кто из вас «кхалиси»?

Питер, посмеиваясь, переглядывается с Айзеком, который с открытым ртом устало смотрит на блещущего самодовольством Стайлза и Скотта, который, кажется, больше не будет болеть за Дейнерис в ее борьбе за трон…

***


Дерек никак не комментировал отношения дяди и своего подопечного, Айзека. Стая поначалу ни о чем не догадывалась, списывала свои наблюдения на богатое воображение, однако долго так продолжаться не могло. Карты раскрылись самым неожиданным образом: Эллисон, которая реже всех посещала дом Хейлом и была наименее болтливой из всей компании, оказавшись не в том месте и не в то время, увидела не предназначенное для ее глаз. И стоило ей довериться Лидии, как на следующий день вся стая была огорошена новостью и разработала план: обнаружить доказательства «особых отношений» между Питером и Айзеком.

Каждый отнесся к этому заданию со всем энтузиазмом, которым располагал: Лидия старательно пыталась установить контакт с Питером, выуживая у него оговорки; Эллисон угрожала Айзеку на тренировках, отпуская туманные намеки, отчего Лейхи терял концентрацию и получал затрещины от юной охотницы; Скотт усиленно изображал душевное расстройство и отлынивал от работы, но зато Стилински пахал за двоих: парень с нескрываемым азартом исследовал содержимое мусорных контейнеров близ дома Хейлов, отчего Скотту становилось все хуже . Наверное, не стоит говорить, что Стайлз увлекся, потому что после неудачного «исследования» Дерек наглядно, сопроводив демонстрацию синяками, показал Стилински, почему нельзя копаться в чужом «грязном белье»…

Стая усиленно искала ответы на свои вопросы, а Питер и Айзек продолжали шифроваться.


***

– Я не надену это! – Скотт взволнованно смотрел на Айзека, пытаясь отбиться от атаки инициативного Стилински. Лейхи молча наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной: Стайлз тряс рогами косули, которые держал в руках, пытаясь примерить их на голову МакКолла, уворачивающегося от каждой новой попытки. – Айзек, ты же понимаешь, что это бред?

– Чувак, ты предлагаешь ему реально загнать косулю, вместо того чтобы тебе на одну тренировку надеть «это» и сыграть ее роль? – Стайлз непреклонно тряс рогами, что выглядело очень забавно, если учесть, что он продолжал махать ими перед Скоттом.

Айзек молчал, обдумывая свое бедственное положение.

– Хорошо, но только один раз, – МакКолл устало выдыхает, поддаваясь очередной безумной идее Стилински. Лейхи ухмыльнулся и последовал за Скоттом.

Компания экспериментаторов вышла на поле для лакросса перед самым закрытием ворот стадиона. Скотт поправил защиту формы, косясь на Айзека, который с улыбкой смотрел на его шлем с прикрепленными скотчем рогами.

– Твоя задача, чувак, – бежать настолько быстро, насколько сможешь, понял? – Стайлз беспокойно тараторил, глядя в глаза Скотта. – Он должен будет тебя поймать и завалить…

– Завалить? – переспросил МакКолл, прищурившись и надеясь, что ослышался.

– Именно. И не он один, – пробормотал Стилински, похлопывая друга по плечу. – Беги, Скотт, ну же!

МакКолл обеспокоенно переглянулся с Айзеком, и на секунду осталбенел, чувствуя запах охотничьей жажды Лейхи, видя его загоревшуюся янтарем радужку глаз.

– Что с ним?

– С Айзеком? – непринужденно отреагировал Стайлз, поглядывая на тяжело дышащего Лейхи, который находился на грани трансформации. – Я попросил у Дитона немножко травок, чтобы максимально приблизить «игровую» ситуацию к реальности. Тебе я тоже, кстати, кое-что дал. Я тебе не сказал? – уточнил он с некоторым беспокойством. – Тогда я потом извинюсь, о'кей, бро, иначе все закончится, так и не начавшись…

– Что закончится?

– Лучше беги, Скотт. Беги.

МакКолл побежал, периодически оглядываясь назад, на стоящего на месте Айзека. Стоило Скотту отдалиться от «охотника» на «дистанцию бегства», как тот сорвался с места, быстро наращивая скорость и трансформируясь на бегу. Тяжело сглотнув, МакКолл пересек бровку поля для лакросса и перескочил через ограду, убегая в гущу пролеска. Он чувствовал, как Айзек приближался, буквально ощущал его дыхание на своем загривке и страсть, которую он вкладывал в план поимки «косули»-Скотта . МакКолл не петлял, но очень быстро пересекал местность, ориентируясь по запаху, чувствуя приближение искусственного карьера у воды, который планировал перепрыгнуть до тех пор, пока Лейхи буквально не налетел на него, сбивая с ног и скатываясь с добычей вниз по склону. Рога вместе со шлемом слетели от удара о землю, но это не остановило Айзека, который навалился на грудь МакКолла, придавливая его к земле и громко взвывая, вытягивая шею и высоко приподнимая подбородок.

Скотт замер на секунду. Он звал кого-то еще.

МакКолл оттолкнул руки Лейхи с груди и вскочил с земли, поднимая ворох сухой листвы. Обогнул крупный валун Скотт уже без шлема с рогами, но погоня не закончилась. Айзек двигался параллельно ему, тропил на некотором расстоянии, зазывно воя на каждом повороте, словно указывая кому-то путь, меряя расстояние. От воя у МакКолла заходилось сердце, но он не прекращал бежать, видя, как по правой стороне тропки его преследует тень, держащаяся на расстоянии, но не отстающая ни на шаг.

Что-то мелькнуло слева, появился новый запах. Скотт резко свернул вправо, направляясь к Лейхи, но тот куда-то исчез. Тогда МакКолл решил спуститься к ручью, огибая обвал деревьев и старую, давно брошенную койотом нору. Приближение воды знаменовал более густой, влажный воздух. Пробежав вверх по ручью, против течения, Скотт замел свои следы, выйдя выше на пару десятков ярдов.
Он остановился, тяжело дыша, и тут же почувствовал удар в спину – с высоты на него рухнуло чье-то тело, заваливая на землю.

– Айзек? – с придыханием позвал МакКолл, но тут же понял, что ошибся.

Ярко-голубая радужка знаменовала о прибытии гостя, Питера Хейла. Айзек стоял в метре от них, чуть наклонившись корпусом к земле, и не шевелился. Только когда Питер приподнялся, Лейхи позволил себе подойти ближе. Скотт, не уверенный, что все идет по плану, отполз от воды на метр, пытаясь определить наличие повреждений.

Айзек медленно подошел к стоящему на месте Хейлу, словно принюхиваясь, вымеряя расстояние, на которое сможет приблизиться. Питер не мигая следил за каждым его движением, переводя дух, но его радужка все еще горела ярко-голубым. Лейхи медленно подошел, опустив голову, наклонил ее набок, когда между ними остается расстояние в пару сантиметров. Хейл внимательно вглядывается в янтарную радужку, а затем по-волчьи прикасается носом к носу Айзека. Последний смиренно закрывает глаза, глубоко вдыхает запах Питера, утыкается лбом в его лоб, замирая в молчании.

– Я вижу, все по плану, – закричал с пригорка довольный Стилински, рядом с которым стоял Хейла-младший. – Я почему так долго… Я заблудился. Ну как заблудился – Дерек поймал меня и притащил сюда. Дело сделано, Айзек?

– Принято, – скупо отвечает Питер хриплым голосом, подтянув к себе Лейхи за шею и вдыхая его запах.

Стайлз победно вскидывает руки.

– Кстати, Скотт, нужно будет найти рога.

– Ты лучше мне объясни, отчего они за мной гнались, если целью была часть «косули»? – спросил настороженный МакКолл.

Повисшая пауза была слишком долгой и нетипичной для Стайлза Стилински.

– Стайлз?

– Чувак, я не хотел говорить, но тебе я не травки подсыпал. Я подкинул тебе в суп кусок зуба косули. Он сейчас в тебе, – констатирует Стилински, виновато улыбаясь. МакКолл чувствует, что хуже быть не может. – Могут быть сложности с перевариванием. Мне, кстати, нужно его вернуть. Но ты же справишься, бро?

Нет, все-таки может, думает Скотт, откидываясь на влажную листву на берегу ручья, игнорируя выкрики Стайлза, Дерека, который закатил глаза, Айзека и Питера слишком увлеченных друг другом…


***

После объявления стае о «волчьей свадьбе» и странных обрядах Айзек находился в заторможенном состоянии: периодически застывал прямо во время еды, молчал на вопросы о личной жизни и натыкался на углы, как слепой котенок. Из этого состояния его мог вывести только Питер, после многозначительных взглядов Дерека, который слишком устал убирать осколки разбитых Айзеком кружек и реанимировать подгоревшие ужины. Хейл-старший считал это поведение исключительно занятным и милым, поэтому только культивировал его внезапными поцелуями при членах стаи, шепотом на ушко, когда Айзек читал, и прочими вещами, вводящими его в ступор от стыда и неловкости.

Айзек даже не думал, что каждое последующее испытание будет еще более странным, чем предыдущее. Слишком довольная улыбка Стилински пугала Лейхи сильнее праведного гнева Дерека и наводила на подозрения, но не ясно было, где искать ниточки, ведущие к истине, и как за них потянуть. Случайно обнаружив стратегический план Стайлза на следующее испытание, Айзек понял, что участие Стилински в этом жутком представлении не случайно. Однако раскрыть карты Лейхи не решился, вспомнив смех и довольную улыбку Питера, его похвалы после каждого удачно пройденного «испытания»… Щеки Айзека залил румянец, а сам парень снова столкнулся с косяком. На гневный крик Дерека, который, кажется, сотню раз заделывал трещины от столкновений Лейхи с твердой поверхностью стен, подросток не обратил внимания, отправившись на кухню за порцией молока для себя и чашкой кофе для Питера. Все-таки жертвы того стоили.


***

Стайлз лежал в кресле, свесив ноги с подлокотника и наблюдаk за потугами Айзека, сидящего перед ним. Скотт молча сминал листок руках, комкал его все сильнее, бесцельно глядя в одну точку.

– Чувак, я никогда этого не делал, – тихо говорит МакКолл, глядя в глаза Лейхи.

– Никогда? – переспрашивает заинтересованный Стилински, чуть не падая, когда от любопытства свешивается с кресла. – Ты никогда этого не делал? Вы с Эллисон… нет?

– Нет, – бормочет Скотт.

– Я тоже этого не делал, не то чтобы вообще, я пытался, но самому это сделать очень сложно, сам понимаешь, – Айзека ответ Стилински не утешает. – Айзек, тут все просто, забей в гугл – там ответ точно есть.

Лейхи откидывается на спинку кресла, проводит ладонями по лицу и беспокойно выдыхает.

– Я уверен, Питер умеет это делать, еще как, – Стайлз, подобно китайскому болванчику, кивает в подтверждение своих слов, лукаво ухмыляясь. – Вид у него такой… Я прямо вижу, как он это делает!

Закусив губу и помотав головой, Стилински встречается с двумя непонимающими взглядами.

– Чувак, тебе просто нужно написать клятву или любовное послание, называй как хочешь, – протягивает Стайлз, косясь на Скотта. – Мы просто переиначили требование – нужно нанести клеймо, вот ты его образно на сердце Питера и нанесешь…

– Бро, звучит отвратительно. Не в обиду, Айзек, – морщится МакКолл, растягиваясь, на диване насколько это возможно.

– Скотт, ты должен понимать сейчас чувства Айзека, между прочим, – обиженно гнусавит Стилински, переглядываясь с Лейхи. – Вот расскажи, что ты чувствовал, когда увидел Эллисон впервые? Это и будет ответом.

МакКолл некоторое время молчал, а затем внимательно посмотрел на Айзека.

– Когда я увидел ее, я сидел как громом пораженный, забыв, как дышать, как мыслить. Я в тот момент слышал только свое сердце, которое быстро забилось, в груди поселилась острая боль, едва ли я в тот момент понимал, что я могу так сильно любить ее. Мне не нужно было обещаний, только ее теплые губы на моих губах, ее ладони, скользящие по моей спине, улыбка, родинки на плечах, ее запах, чтобы, хотя бы на мгновение, все это было моим; тогда-то я понял, что острое желание обладать кем-то поселилось во мне, открыло чувства в моем сознании…

– Чувак, ты можешь быть еще большим геем? – звонкий смех Стайлза прервал затянувшуюся паузу, а Айзек в ответ разразился хохотом, запрокидывая голову. МакКолл с улыбкой швырнул в Стилински комком бумаги, улыбаясь вместе с ними.

– Между тем я был честен сейчас.

– Спасибо, – Лейхи с благодарной улыбкой похлопал друга по колену, отложив ручку и листки, которые так и остались чистыми.

– Ты куда, друг, ты не написал ничего? – воскликнул Стайлз, вновь свешиваясь с кресла. – Надеешься, что слова сами придут?

Лейхи неуверенно кивает.

– Дерьмовая импровизация будет, чувак.

Айзек в ответ смеется и смотрит на часы.

Сегодняшний день практически подошел к концу. Ему пора встретиться с тем, с кем он начнет новый день.

Лейхи выходит на крыльцо, спускается к парковке и садится на мотоцикл, удачно одолженный у Скотта на одну ночь. Огибая крупные перекрестки, парень едет к заповеднику по улочками, малолюдным в столь поздний час. У старого мотеля он оставляет мотоцикл, выходит к пролеску, вдыхает его густой запах, медленно проходит вглубь, теряясь среди деревьев и бездумно шагая куда-то вперед.

Только когда его слуха касается вибрирующий волчий вой, его путь приобретает направление, и непроглядная чаща становится простой тропинкой, по которой он вначале быстро шагает, а затем срывается на бег. Его ведут его чувства, обостренные густой темнотой непроглядной ночи, его ведет голос.

Лесная полоса резко заканчивается, и деревья словно расступаются пред ним. Айзек стоит на краю обрыва, с которого весь город виден как на ладони. Темный силуэт недвижимо стоит практически у края. Когда Лейхи подходит ближе, Питер поворачивается к нему и мягко улыбается.

– Последнее задание?

Айзек слабо улыбается, чувствуя, как ветер мазками прикасается к лицу, холодит кожу.

– Да.

Хейл усмехается, смотрит вдаль и молчит, но Лейхи почему-то очень комфортно просто находиться рядом. Он чувствует чужое тепло на коже, когда Питер мягко берет его руку и сжимает в своей ладони.

– Питер, – попытался начать Айзек, но стоит Хейлу повернуться к нему, как Лейхи замялся и выдал случайный набор звуков, мало похожих на клятву. Питер не выдержал и мягко засмеялся, крепче сжимал руку Айзека. – Я должен…

– Разве?

– Я хочу.

– Звучит гораздо лучше, – Хейл ухмыляется. – Продолжай.

– О чувствах говорить очень сложно, давать клятвы – тем более. Питер, я хочу, чтобы ты знал, что я не сожалею ни о словах, ни о поступках. Я хочу быть рядом с тобой, видеть мир твоими глазами. Я поклянусь тебе в том, что всегда буду следовать за тобой, что бы ни случилось. Даже если ты меня прогонишь, – пауза, Лейхи делает глубокий вдох, словно сглатывает ком в горле. – Я не уйду. Я буду с тобой. Я хочу стать частью тебя, я хочу поглотить тебя и растворить в себе. Мое чувство эгоистичное, детское, но я жаден до твоей любви, Питер. Я клянусь, что не оставлю тебя, что стану частью твоего мира, как ты стал частью моего.

– Я знаю, – мягко говорит Питер, присматриваясь к выразительным чертам Лейхи, к его припухшим от прикусываний губам, тонкому носу, высоким скулам. – Потому что я через тебя буду любить этот мир, потому что я не могу не любить тебя, Айзек.

Хейл мягко прикасается ладонями к щекам парня перед ним, нежно целует в лоб, в уголок губ, но, когда тот тянется к губам, Питер останавливает его.

– Ты принимаешь мою клятву? – неуверенно интересуется взволнованный нелепой импровизацией Айзек.

– Более чем, – смеется Питер. – Иначе бы я не совершил свою клятву.

– Ты о чем?

– В моем столе лежат документы на официальное заключение брака, Айзек.

– Вот это поворот! – окрик Стилински и громкий «ох» МакКолла нарушили всю романтичность момента. Усугубить ситуацию могло только их приближение, которое намеренно предотвратил Дерек, хмуро смотрящий на дядю.

– Как? Ты знал, что они здесь? – Айзек вопросительно смотрит на Питера, который кивает. – Почему я не почувствовал?

– Мы стояли с подветренной стороны. Поздравляем, – мягко отвечает Скотт, удерживая возбужденного сакральным действом Стилински.

Увлеченные друг другом, Питер и Айзек стояли в тишине и молчали. Скотт подсчитывал расходы на медобследование для извлечения зуба косули, который не вышел из организма естественным путем, а Стайлз – расходы на праздничную вечеринку. Расчеты последнего нарушил Дерек неожиданным вопросом.

– Ты ведь не скажешь им, что все эти «традиции» – выдумка?

Стайлз заговорщически ухмыляется и подмигивает Дереку, у которого от этого жеста переклинивает челюсть, а потом смеется.

– Да будет вечеринка! – кричит Стайлз.

– Не будет! – возражает Скотт, рассчитавший, что ему не хватает средств на извлечение зуба косули из «труднодоступного места ».

– Просто скажи да, Айзек, – мягкий, чуть хриплый голос обращается к Лейхи, теплые руки обнимают его плечи. Даже сквозь шум и гам он слышал только одного человека, и это определенно значило «да».


Название: Я никогда не сделаю тебе больно
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 4 439 слов
Пейринг/Персонажи: Питер Хейл/Айзек Лейхи
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст, даркфик
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: AU, дженовый рейтинг, насилие, галлюцинации
Краткое содержание: Вечером на школьной дискотеке Айзек Лейхи, а не Лидия Мартин, отправляется на стадион на поиски Джексона Уиттмора и становится жертвой Питера Хейла.
Примечание: изменена последовательность событий канона
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Когда Айзек засыпает, то во сне всегда оказывается в темном лесу, растущем у границы пустоши в сто ярдов земли, которая не породила жизнь в этом месте: здесь нет ни растений, ни животных. Здесь нет ни одного кустарника, птичьего гнезда или норы пугливого зверя. Под ногами только сухая земля, покрытая пожухлыми листьями и ветками. Порывы холодного ветра перебирают ковер из листьев, разносят по лесу шепот ночи. Сквозь частые деревья на границе пустоши не видно ничего, кроме новых и новых деревьев, серыми столбами ограждающих это место. Тишина. Ее не нарушает только своенравный ветер, поднимающий листву и осыпающий на землю, лаская небрежными порывами, как неопытный любовник. На небе нет звезд, только одинокая луна, скрывающаяся за темными, мутными низкими облаками.

Айзек помнит это место, хоть в реальности никогда не был здесь. Только тут, в своем сне, ему спокойнее, чем наяву.

Он, как и прежде, стоит в центре бесплодной земли, недвижимо, слепо вглядываясь в темноту. Подросток ждет, потому что знает, что Он придет. Он всегда приходит. Каждую ночь.

Айзек закрывает глаза и прислушивается, нетерпеливо облизывая губы, втягивает воздух сквозь крепко сжатые зубы. Горло холодит вдох, парень торопливо сглатывает и замирает, только заслышав, как тонкая ветка хрустнула под весом чужого тела. Он пришел. Он всегда приходит. Каждую ночь.

Парень медленно поворачивает голову на звук, постепенно открывает глаза, словно боится, что спугнет Его. Из чащи леса на него смотрит пара голубых звериных глаз. Массивный бурый волк переминается с лапы на лапу, тяжело дышит, вывалив язык, и, поймав взгляд подростка, от которого его отделяет примерно десять прыжков, поднимает морду со светлыми подпалинами вокруг глаз. Животное поворачивается корпусом в сторону, медленно мотает головой, принюхивается. Айзек видит, что его густой мех запачкан кровью, а на шее – глубокая рваная рана. Подшерсток скатался от грязи и крови, которые коркой засохли на груди зверя.

Волк вновь мерно покачивает головой, чуть опускает ее к земле, принюхивается, после чего, медленно переступая, начинает двигаться. Звуки его шагов едва различимы, но Айзек слышит их настолько отчетливо, словно волк уже рядом. Он пришел. Он всегда приходит. Каждую ночь.

Парень слышит, как тяжело продолжает дышать животное, со сдавленным сипом. Воздух затягивается в рану, холодит, саднит. Айзек пытается отскочить в сторону, сорваться с места в бег, чтобы скрыться от хищника, но тело застывает на месте, цепенеет, когда пара голубых глаз смотрит на него. Волк останавливает в метре от добычи, поднимая тяжелую, массивную голову.

Айзека трясет от необъяснимого о страха перед животным и восхищения мощью, исходящей от него незримой волной. Парень закусывает губы и пытается усмирить свои противоречивые чувства, но его только сильнее начинает пугать сила дикого зверя. Он пришел.

Волк никогда не нападает. Во всех снах он просто выходит из чащи и останавливается близ подростка. И только когда дикий зверь садится, высоко поднимает морду, кажется обращаясь к непроглядным небесам, и начинает громко выть, внутри у Айзека все сжимается, а грудь обдает жаром, который медленно спадает, оставляя после себя глубинное умиротворение. Вой эхом разносится по лесу, а еще, кажется, кто-то в глубине чащи отвечает ему. И Айзек в своем собственном сне находит покой, закрывает глаза под гортанную мелодию – зазывающий сородичей клич одинокого животного, которое приходит к нему во снах.

На этом их встреча всегда заканчивается…


***

Айзек лежит в реанимационном отделении, в индивидуальной палате, под надзором медсестер, которые проверяют его состояние каждые полчаса. Мелисса МакКолл проходит по пустому коридору, здоровается с сестрами, санитарами, останавливается у точки регистрации этажа. Старшая сестра кивком приветствует женщину, чей взгляд устремлен на палату, где лежит мальчик, друг и ровесник Скотта, подключенный к аппаратам жизнеобеспечения.

– Он спит, состояние нормализовалось, если тебе интересно, – понизив голос на тон, говорит темнокожая полная медсестра, поправив стетоскоп на шее.

Мелисса молча кивает и пытается улыбнуться в ответ, но получается слабая и неуверенная полуулыбка. Старшая медсестра берет карту пациента, Айзека Лейхи, из кармашка, просматривает динамику состояния, словно игнорируя присутствие МакКолл.

– Твоя смена закончилась. Так почему ты еще не дома?

– Айзек, он… Одноклассник моего сына Скотта, – выдавливает из себя Мелисса горькие слова, сдерживаясь, чтобы голос не дрожал. – Он и я беспокоимся. У мальчика никого не осталось.

– Печальная история, дорогая. Порой Бог несправедлив, мы можем только молиться, «ибо господь вершит дела по правде своей». – Женщина сделала паузу и отложила карту пациента. – Ты можешь навестить его.

– Спасибо, Лаверн.

Мелисса благодарно улыбается и медленно направляется к палате.

Она неторопливо открывает дверь, пересиливает себя, чтобы переступить порог палаты. Всего одно усилие, – женщина подходит к постели Айзека, и на плечи наваливается тяжкая ноша вины. Его лицо безмятежно, словно он не ощущает боли, но тело – почти сплошная кровоточащая рана. Острый запах крови и медикаментов ударил по обонянию и вернул ее в ту самую минуту, когда Лейхи только привезли в клинику: взволнованные подростки, которые увязались сопровождать раненного, пытались что-то объяснить санитарам, хватали за руки подоспевших врачей, но те не слушали их, выполняя механическую работу по стабилизации состояния пациента, который оставался для них обезличенным – так быстрее и точнее воспроизводились полученные навыки. Стайлз, Лидия, Скотт и Эллисон стояли в коридоре, словно потерявшиеся во времени и пространстве, уставившись в одну точку – на дверь операционной, куда увезли Айзека.

Мелисса уже не помнила, как в критической ситуации сохранила самообладание, не уходила мысль, что и ее сын находился в такой же опасности… Могла бы она защитить его? И кто защитит Айзека теперь?

– Время ввести лекарства, дорогая, – Лаверн вежливо обратилась к ней, оказавшись в дверях палаты. Мелисса уже собиралась уйти, но почему-то покидать это место было еще больнее. – Если тебе станет от этого легче, то можешь сама это сделать. Дозировка указана на листе сопровождения, все остальное лежит в тумбочке, ключ у тебя есть.

– Но это же не по правилам, моя смена…

– Ничего не хочу слышать, дорогая моя, просто сделай свою работу, чтобы мальчику было легче. Ты же хочешь его защитить.

Слова Лаверн, которая с мягкой улыбкой обращалась к Мелиссе, были ответом на мучающий вопрос; она незамедлительно потянулась к листу сопровождения больного, внимательно прочитала дозировку, а затем отправилась к тумбочке за ампулами. Отточенными движениями женщина обработала руки, надела перчатки, достала одноразовый шприц из герметичной упаковки и, лишь на секунду оглянувшись на спящего Айзека, наполнила цилиндр препаратом в необходимой согласно распоряжениями лечащего врача дозировке. Открыв винтовой зажим трубки капельницы, она ввела иглу и надавила на поршень. Закончив, Мелисса выдохнула, отложила шприц на стойку и отрегулировала скорость введения препарата, закрутив зажим на трубке.

Женщина беспокойно посмотрела на время, проверила реакцию Айзека на лекарство, убрала использованный инструментарий. В соответствии с указанием лечащего врача, пациент должен был проспать еще несколько часов, во избежание разрывов свежих швов.


***


После встречи с массивным бурым волком с глубокой раной на горле Айзек всегда просыпался, сознательно открывал глаза, заставляя себя очнуться от затянувшейся дремоты. Но сейчас его веки словно налились свинцом, не подчинялись желанию пробуждения. Лес пропал, а Лейхи начал медленно проваливаться в пустоту. Это не напугало, отнюдь – Айзек ощущал, что его тело стало тяжелее, а воздух вокруг стал гуще. Вдохи давались все труднее, из-за нехватки воздуха все потихоньку начинало плыть перед глазами, границы предметов размывались и поглощались темнотой…

Внезапно Лейхи ощутил, что падение прекратилось и он сидит на стуле в кухне своего дома. Лампочка над головой мигнула два раза, кажется, послышался легкий треск. Айзек попытался зацепиться за стол, опереться на него, чтобы встать, но тело было слишком тяжелым. За столом, напротив Айзека, кто-то сидел на высоком стуле, но из-за постоянного мигания лампочки подросток не мог разглядеть своего гостя.

– Папа, это ты?

Ответом Лейхи был приглушенный незнакомый смех.

– Если пожелаешь.

Айзек заставил свои руки подчиниться воле и протер глаза. Перед ним сидел его отец.

– Папа, – Лейхи не верил в то, что видел – как в кино, картина последнего воспоминания об отце разворачивалась перед глазами подростка. – Ты живой?

Отец не отвечал Айзеку, продолжая свой ужин, словно в комнате больше никого не было. Лейхи-старший неторопливо разрезал стейк и кусочек за кусочком отправлял в рот, тщательно пережевывая.

– Айзек, как твои оценки? – наконец-то обратился он к сыну.

– Пап, какие оценки? Ты, ты был разорван зверем! Какие оценки? Папа? – взволнованный Айзек попытался сорваться с места, протянуть руку к отцу, но тело не слушалось.

– Айзек, как твои оценки? Как химия? – Лейхи-старший словно не слышал вопросов сына, продолжая трапезу, разжевывая сочное мясо, которое оставляло сальные следы на столовых приборах и его губах. – Ты исправил контрольную по химии?

Айзек торопливо вдыхал, чувствуя, как сердце разгоняется все быстрее и быстрее.

– Айзек? Как оценки по химии?

У парня закружилась голова. От сильного, пряного запаха жареного мяса замутило. Звуки пережевываемой пищи, брызги сока, скатывающиеся по подбородку отца капли жира, с глухим стуком капающие на стол, лязг столовых приборов и их скрежет по посуде – все это превращалось в оглушающую какофонию.

– Ты же погиб, ты же погиб, – причитал напуганный Айзек, раскачиваясь из стороны в сторону и замирая в ужасе, когда Лейхи-старший поднял на него глаза.
Из его рта вывалились пережеванные куски пищи, а по подбородку потекла тонкая струя крови.

– Так ты этого хочешь? – спросил отец у Айзека, и в секунды кухня окрасилась брызгами крови, стол и кухонные конторки превратились в руины, а посуда – в осколки, лежащие у ног. Лейхи видел, как его отец задыхался, давился кровью, что бурлила в его горле и пузырилась на губах, видел его открытые кровоточащие раны, как после нападения дикого животного, его вскрытую плоть. Внутренние органы давили своей тяжестью на рваные раны живота, похожие на следы от когтей, вываливались сквозь пальцы Лейхи-старшего, пытающегося зажать расходящуюся плоть руками. Его тело слабело с каждой секундой, а пальцы скрючились в судороге.

Айзек видел, как отец превращается в безжизненный мешок с потрохами, кровяной пузырь, а за его спиной стоял кто-то и внимательно смотрел на слезы, скатывающиеся по щекам подростка, на ужас, который исковеркал правильные черты лица. Изумительная яркость эмоций, запах страха словно питали этот жадный немигающий взгляд. Запах жареного мяса превратился в запах тлеющей плоти…

Айзек закричал.

Свет ударил в глаза, дезориентировал, и Лейхи бился в чьих-то руках, прижимающих его к кровати, напугано, истошно кричал и рыдал, давясь слезами, пытаясь освободиться от сковавшего его тело ужаса.

Медбратья и медсестры вовремя среагировали на скачок показателей сердечного ритма и давления, увеличение амплитуды мозговых волн, которые поменялись, словно пациент не спал, а находился в состоянии бодрствования. Команда врачей попыталась удержать очнувшегося от кошмара Айзека, чтобы он не причинил себе вреда, но это только больше напугало подростка, едва ли осознавшего, что все было сном, ночным кошмаром. Дополнительная доза успокоительного заставила Лейхи ослабеть, но перед тем, как провалиться в беспамятство, он хватал за руки врачей и умоляюще шептал, чтобы они не позволяли ему вернуться туда.

Потому что он придет. Он всегда к нему приходит. Каждую ночь.


***


– Айзек, постарайся отдохнуть, – молодой врач нажимает кнопку пульта, и спинка кровати Лейхи приподнимается. – Мне сказали, что ты плохо спишь.

Подросток старается не смотреть в глаза доктору и слабо улыбается чему-то своему.

– Что-то стряслось? Тебя мучают кошмары?

– С чего вы взяли? – вопросом на вопрос отвечает Айзек, с демонстративным равнодушием разглядывая узор на одеяле.

– Ты отказываешься от снотворного, изводишь себя отсутствием сна. Ты должен понимать, что…

Молодой врач не успел договорить, прерванный разгневанным взглядом подростка.

– Со мной все в порядке, – с небрежной ассиметричной улыбкой проговаривает Айзек, кажется пытаясь убедить самого себя.

– Ты прав, – на выдохе произносит врач и садится на стул рядом с кроватью пациента. – Ты идешь на поправку. Раны еще нуждаются в уходе и перевязке, но они быстро заживают. Скоро будешь как новенький, но для этого тебе нужно хотя бы немного спать.

Айзек молчит, не реагируя на слова.

– Я понимаю, что произошедшее ранит…

– Вы не понимаете, вы не можете понять, – криво ухмыляется Лейхи и поджимает губы. – Почему ко мне не пускают моих друзей?

– Из-за недостатка сна ты еще немного нестабилен. Тебе нужен покой. Программа восстановления не рекомендует посещения на данном этапе реабилитации, но я поговорю с заведующим отделением. Айзек? Ты меня слышишь?

Лейхи на несколько секунд замирает – его взгляд расфокусирован, а дыхание замедлено. Словно пробуждаясь от сна, он поднимает голову и сглатывает комок в горле.

– Мне показалось, ты только что…

– Все в порядке, все в порядке, – частит Айзек, оправляя одеяло. – Те события… Я ничего не помню. Я ничего не расскажу, ведь я ничего не помню.

Врач натянуто улыбается.

– Или не хочешь помнить?

Лейхи с удивлением смотрит на доктора.

– Я ничего не помню. Во сне мелькают вспышки воспоминаний, но я не могу их уловить и разглядеть. – Айзек закусывает губы, комкает край одеяла в руках, пытаясь скрыть волнение.

Врач краем глаза наблюдает за показателями на мониторе, который выводит общие данные по состоянию пациента – резкий скачок вверх.

– Я ничего не помню. – Лейхи продолжает повторять фразу, чуть покачивается, его пальцы начинают часто подрагивать. Сиплый шепот становится все тише, а вдохи поверхностнее.

Врач медленно поднимается со стула.

– Айзек? Айзек, я верю тебе, ты не помнишь того, что случилось, – понизив голос на тон, проговаривает врач, двигаясь к тумбочке, откуда быстрыми движениями выуживает шприц и ампулу. – Айзек, ты меня слышишь? Успокойся, все в порядке, все хорошо.

Перед глазами Лейхи все плывет. Он пытается разглядеть доктора, который аккуратно прикасается к его лицу ладонями, похлопывает по щекам, пытаясь привести в чувство. Айзек вновь ощущает тошнотворный аромат горелой плоти, который становится все острее и приторнее. Врач придавливает Лейхи к постели, что-то говорит, но он не слышит.

– … инъекция, успокойся, все будет хорошо, Айзек.

Но Лейхи не становится спокойнее, он пытается вырваться, пытается сконцентрировать взгляд. В последнюю секунду он видит, как толстая игла приближается к его глазу, а затем чувствует, как она протыкает глазное яблоко, двигается внутри к стекловидному телу, протыкает мышцу и надрывает ее, когда тело рефлекторно вздрагивает. Айзек пытается закричать от обжигающей пульсирующей боли в правой половине лица, отдающей в висок и затылок, но не может. В ушах звенит. Врач удерживает бьющегося в крупной судороге подростка и с силой нажимает на поршень шприца. Жидкость начинает заполнять глазное яблоко изнутри, надавливая на глазные мышцы, которые, кажется, трещат. Лейхи запрокидывает голову и чувствует на своих губах привкус слез и сукровицы, вытекающих из его глаза. Невыносимая боль вспышкой отключает разум, а запах гари и пепла оседает на языке.

Айзек безвольно откидывает голову назад.


– …зек? Айзек, ты слышишь меня? – врач обеспокоенно прижимает плечи дрожащего Лейхи к постели. – Ты в порядке, Айзек, все хорошо. У тебя был приступ, но все в порядке. Ты должен поспать… Сестра, быстрее!

Айзек уже не слышит, о чем кричит доктор, какие распоряжения отдает. Около него суетятся люди, а Лейхи не может понять, очнулся ли он и спал ли вообще… Острая боль пульсирует по всей правой половине лица. Рот Айзека кривится от острой болевой вспышки, слезы бегут по щекам, стекая к губам, которые начинает щипать.

Ощущение собственной крови во рту было настолько реальным, что Лейхи попытался прикоснуться дрожащими к губам пальцами, но тело отказалось подчиняться. Он поворачивается и видит, как врач вновь вводит порцию успокоительного через капельницу.

– Я проснусь?

Жалобный слезливый шепот заставляет сестер вымученно улыбнуться в ответ и помочь пациенту удобно лечь, а молодой врач сверил показания с общей динамикой, пытаясь выявить аномалию, которая изводила пациента сильнее физических ран. Казалось, что какой-то невидимый для глаза рубец все еще кровоточил.

***


Через пару недель Айзека выписали из больницы. Врачи полностью переложили ответственность за контролем состояния на самого пациента, обязали его приходить раз в несколько дней на дополнительные процедуры. На удивление всем, парень быстро восстановился, хотя врачи отмечали некоторые психосоматические симптомы, как последствия травмы, которые купировали медикаментозно. Айзек не жаловался, чувствовал себя вполне комфортно, однако иногда проявлял симптомы фантосмии – ему казалось, что пахло гарью или кровью, хотя окружающие не чувствовали ни того, ни другого. Ему перестали сниться кошмары, сон стал спокойнее и дольше. Состояние пациента Лейхи можно было классифицировать как стабильное, но все же врачи испытывали некоторое беспокойство.

Айзек вернулся к своей обычной жизни.


Скотт торопливо шагает по коридору торгового центра, ловко огибая женщин с колясками и пакетами, нерасторопных мужчин, ходящих в поисках подарков супругам. Айзек со смехом идет прямо за ним, параллельно рассматривая ассортимент торговых отделов, выбирая что-то для себя. Взгляд Лейхи встречается с собственным отражением в зеркале, которое встроено в стену между двумя магазинчиками. Он замирает на месте и внимательно смотрит, но не может узнать.

Он видит парня в бардовой водолазке и кожаной куртке, в синих прямых джинсах и кедах, но не может узнать себя в этой одежде.

Айзек вздрагивает, когда слышит, как громко окликает его Скотт. Оцепенение проходит, и подросток с растерянной улыбкой находит МакКолла в толпе, идет прямо к нему и слышит счастливое щебетание друга, который увидел лучший в своей жизни скейт. Лейхи кивает, но его мысли все еще заняты тем, что он увидел в отражении. Не себя. Но это было абсурдно и просто невозможно.

Он находит глазами ближайшее зеркало и проходит к нему, следуя за Скоттом. В этот раз на него смотрит тот же человек, но теперь Айзек себя узнает.

Ухмыльнувшись своей впечатлительности и списав привидевшееся на усталость после ночного просмотра всех частей Хоббита вместе с МакКоллом, Лейхи попытался окликнуть Скотта, но слова застряли в горле, а тело оцепенело.

Все повторилось. Вновь в собственном отражении Айзек не узнал себя. На него смотрел подросток с его лицом, фигурой, в его одежде, но тот Айзек беззвучно смеялся.

Этого не могло быть, но отражение Лейхи заливалось смехом. За спиной того Айзека стоял незнакомец. Высокий мужчина в черном плаще, с уложенными волосами, изящными, аккуратными чертами лица и горящими голубым глазами недвижимо стоял за спиной отражения. Он медленно поднял свою руку, длинные пальцы которой обезображивали загнутые звериные когти, и поднес ее к шее отражения. Кровь потекла из рваной раны, когда когти незнакомца с ярко-голубыми глазами рассекли аорту...

Айзек отшатнулся от зеркала и схватился за горло, пытаясь сделать вдох, но грудную клетку словно сдавило прессом. Скотт вовремя подхватил друга, усаживая, пытаясь привести в сознание, но тот поверхностно дышал и пытался повернуться назад, рассмотреть кого-то в толпе помутневшим от ужаса взглядом.

– Немедленно, вызовите врача, пожалуйста! – МакКолл в панике закричал, кто-то из толпы уже вызывал скорую помощь. – Айзек, ты в порядке? Ты меня слышишь?

Лейхи с ужасом смотрел на свое отражение в зеркале. В нем все еще отражался высокий мужчина в черном плаще, стоящий среди толпы.


***

Айзек должен был узнать, кто этот человек.

Воспользовавшись компьютерными навыками Дэнни и сноровкой Стайлза, сумевшего представить некоторые сводки из дел местной полиции, а также знаниями Скотта об «обратной» стороне городка Бикон-Хиллз и его жителей, Лейхи нашел его.

Незнакомцем оказался Питер Хейл.

Сводки говорили о том, что он был одним из погибших в пожаре в доме Хейлов, который случился несколько лет назад. Скотт рассказал Айзеку о том, что Питер выжил и был тем самым альфой, который держал в страхе весь город, о том, что именно он напал на Лейхи на стадионе. Айзек беспокойно оглядел друзей, Скотта и Стайлза, в один голос утверждающих, что Хейла-старшего больше нет, но это не успокаивало.

В тот же вечер Лейхи вновь открыл полицейские сводки, любезно оставленные Стилински. Листая документы, Айзек наткнулся на фотографии пожара.

– Не лучшие фото особняка, – незнакомый голос оторвал Айзека от чтения сводки. – Не пугайся, ты же хотел узнать, кто я такой.

Лейхи сглотнул и медленно повернулся. За его спиной стоял Питер Хейл.

– Это невозможно… Ты мертв, – горячечно прошептал Айзек, пытаясь выровнять дыхание.

– Не самое приятное, согласен, но все же я здесь, – Питер сел в кресло, с интересом наблюдая за Лейхи.

– Я сплю?

– Сложно сказать, – елейно произнес Хейл и прищурился. – А сам как думаешь?

– Почему я вижу тебя? Это из-за укуса, верно?

– И да, и нет, – Питеру приносит удовольствие видеть растерянное выражение лица Айзека. – Может быть, ты сам хочешь меня видеть и поэтому я здесь?

Лейхи поверхностно дышит и лихорадочно сглатывает вязкую слюну. Он чувствует, что с каждой секундой комната все сильнее наполняется запахом гари и крови, а пепел, кажется, скрипит на зубах.

– Я знаю, что ты мертв, – твердо произносит Айзек, но это только смешит Хейла, который закидывает ногу на ногу и вопросительно смотрит на подростка. – Я знаю, как ты умер.

– Ты это про запах? – иронично подмечает Питер, сдерживая улыбку. – Дважды быть сожженным заживо – в такой смерти нет ничего героического и приятного. Всегда мечтал умереть с бутылкой в руке и девкой на члене.

Хейл смеется. Его смех приглушенный, гортанный, улыбка ассиметрична, а глаза холодны.

– Ты пришел ко мне во сне первый раз в тот самый день, когда умер. Почему? – Айзек одергивает плечом, вспоминая тот кошмар, как наяву. – Почему даже после смерти ты преследуешь меня?

Питер ухмыляется и откидывается на спинку кресла, с искренним недоумением глядя на сидящего перед ним подростка.

– Ты до сих пор не понял? Что ж, я объясню тебе. Между нами образовалась связь, Айзек. Теперь ты не оборотень, но и не человек. Ты стал моим продолжением после моей смерти, и в благодарность за это я показал тебе, что стало с твоим отцом, показал свою гибель, часть воспоминаний, которые ты прожил, как проживал я…

– Хватит!

Айзек громко вскрикивает, сгибается пополам и тяжело дышит, чувствуя, что воздух не доходит до легких, а в ушах нарастает шум. Он хватается за голову, пытается закрыть уши, но слышит каждый вдох и выдох Хейла, словно они одно целое, один человек. Лейхи замутило. Перед глазами все плывет. Чьи-то холодные ладони обхватывают лицо Айзека и приподнимают. Он смотрит на Хейла, и страх выворачивает все внутри.

– Почему ты плачешь, Айзек? – Питер приближается лицом к лицу Лейхи и закрывает глаза, глубоко вдыхая.
Его радужка вновь горит ярко-голубым, а Айзеку этот взгляд кажется до дрожи знакомыми.
– Ты пахнешь восхитительно, Айзек. Но отчего ты боишься меня? Ведь я никогда не делал тебе больно.
Сухие губы Питера прикасаются к влажным от слез щекам Лейхи, собирают каждую слезинку, смакуя ее, как дорогое вино.

– Ты – продолжение меня. Я никогда не сделаю тебе больно.

Шепот Хейла завораживает Айзека, который не чувствует больше ничего, кроме чужого горячего дыхания на коже.

– Не бойся того, что ты чувствуешь. Это я. Это мы.

Лейхи вздрагивает и глухо вскрикивает, когда когти Питера впиваются в его шею, но ему не страшно.


***

Айзек пытается проморгаться, оттереть глаза от пелены и понять, где он находится. Он стоит у входа в заповедник Бикон-Хиллз, беспокойно оглядывается, оставаясь в полном неведении, как оказался здесь.

Ноги сами ведут Лейхи вглубь заповедника, словно помнят эту дорогу. Но он не узнает окрестностей, очертания зданий вдалеке едва различимы сквозь ветви деревьев. Запах леса, влажность в это время года кажутся знакомыми. Слух жадно впитывает каждый шорох и шепот деревьев, движения становятся плавней и мягче. Это место кажется родным, знакомым, оно пробуждает внутри давно забытое, потерянное чувство освобождения, то, что ликует сейчас внутри и рвется наружу.

Он выходит на пустую, безжизненную поляну, покрытую опавшими листьями и сухими ветками. Айзек узнает это место – оно являлось ему во сне каждую ночь. Лейхи со страхом и любопытством разворачивается к линии леса, ожидая встретиться взглядом с парой голубых звериных глаз, но тень от стены деревьев скрывает животное.

Айзек знает, что он здесь. Ему не нужно видеть, чтобы почувствовать его присутствие. Он закрывает глаза, прислушиваясь к шепоту леса.

– Я не тот, кого ты ждешь, – нарушает тишину голос Питера. – Не помешаю?

– Я всегда знал, что это ты, – серьезно произносит Лейхи и смотрит в глаза Хейла, который не сдерживается и глухо смеется.

– Что ж, – скалится Питер и оглядывается по сторонам. – Узнаешь это место?

Айзек безмолвно кивает.

– Это ты показал мне его во сне.

Хейл ухмыляется и наклоняется к земле, приподнимая сухую ветвь.

– Верно, но ты сейчас не спишь, – безучастно произносит он, скрывая свое любопытство. – Ты понимаешь, что не спишь сейчас?

– Да, – приглушенно отвечает Айзек, всматриваясь в лицо Хейла. – Ты моя фантазия?

– Можно сказать и так. Ты позвал меня, и я пришел. Раньше ты мне не давал ни голоса, ни образа, но теперь желаешь видеть меня таким, какой я есть. Раньше я приходил к тебе в личине волка, но тебе этого стало мало. Ты сам наделил меня лицом и личностью в своей голове.

– Чего ты хочешь от меня?

Питер посмеивается про себя, скрывая улыбку.

– Ты знаешь, чего я хочу, но не отпускаешь меня.

– Я не звал тебя! Я не просил! – Айзек гневно кричит, сжимая кулаки, не желая принимать слова Хейла за правду. – Почему ты преследуешь меня?

Питер искренне улыбается и смотрит с укором, словно на капризного ребенка. Он рывком подтягивает Айзека к себе, удерживая за шею. Хейл мягко прижимается лбом к его виску и закрывает глаза.

– Сделай то, о чем я тебя прошу, и все закончится, я обещаю. – Губы Питера растягиваются в широкой неестественной улыбке, похожей на оскал. – Я всегда сдерживаю обещания. Я же никогда не делал тебе, нам, больно, правда, Айзек?

Лейхи дрожит, пытается вырваться из хватки Хейла, но тщетно. Он может только беспомощно кивать, закусывая губы и пытаясь сдержать крик, режущий глотку.

– Не молчи. Ответь мне!

И Айзек кричит.

От крика связки гудят, а горло горит. Эхо отголоском разносится по обветшалому зданию – сгоревшему много лет назад дому Хейлов. Сон или реальность? Лейхи отшатывается назад и падает, пытаясь закричать, но изо рта вырывается лишь сбивчивая, сиплая мольба. Он пытается отползти, но спина упирается в обгорелый обломок стены. Пожар был много лет назад, но Айзек чувствует запах огня и горящей плоти. В панике он пытается встать, но тело не слушается. Лейхи захлестывает истерика.

Прямо из темноты руин дома к нему двигается массивный бурый волк с кровоточащей раной на шее.

– Убирайся к черту!

Айзек давится слезами и слюной, вяжущей рот, пытается отползти, но все попытки тщетны. Волк пропадает, его силуэт словно подхватывает ветром, и он рассыпается в пыль.

– Айзек, послушай меня… – из темноты говорит Лейхи-старший, израненный и едва держащийся на ногах.

– Я знаю, что ты не мой отец! Уйди, я не желаю тебя видеть! – Айзека трясет.
Он уже не понимает, что сон, а что реальность. И вновь, подобно волку, фигура рассыпается в прах.

– Уйди! Уйди…

Лейхи раз за разом повторяет всего одно слово, которое сливается в поток болезненного бреда.

– Я хочу, чтобы ты увидел меня.

Айзек вздрагивает всем телом, когда слышит голос Питера, но не может понять, откуда он доносится. Ветхие доски пола дрожат от сильного удара снизу. Еще один удар – и он видит, как мелкие щепки отлетают вверх вместе с песком. Лицо Лейхи искажает ужас. Он сучит ногами, пытается сдвинуться с места, но тело его не слушается, а глаза следят за каждый сильным ударом. Старые половицы подаются, с треском лопаются от следующего удара, мелкий сор разлетается в стороны, а из дыры в полу к Айзеку тянется рука. Еще один удар.

Лейхи закрывает глаза, дрожа всем телом и умоляя себя проснуться. Он кусает себя за пальцы, судорожно понимая, что не спит, слыша, как ломаются доски, как Он поднимается, расправляет плечи и двигается ближе. Айзек чувствует запах гари, жаркое дыхание на своей щеке, но не открывает глаз, мысленно произнося мольбу…

– Открой глаза. Посмотри на меня, Айзек!

От крика Хейла Лейхи вздрагивает всем телом и закусывает губы, медленно открывая глаза. Мольба застревает в его горле, когда он видит перед собой Питера, чье лицо и тело обезображено ожогами и рваными ранами.

– Ты не настоящий, ты не настоящий, – сквозь слезы лепечет Айзек, видя ассиметричную улыбку Хейла.
Питер мягкими прикосновениями подушечек пальцев собирает слезинки Айзека, а затем жадно облизывает пальцы.

– Так сделай меня живым. Сделай меня живым, Айзек. Я никогда не сделаю тебе больно, я обещаю.

Лейхи закрывает глаза, чувствуя фантомное прикосновение к лицу, жар, как от огня, на своей коже. Внутри него теперь тоже полыхает пламя. Он как наяву слышит чужой голос в своей голове, но ему больше не страшно.

Айзек медленно открывает глаза. Он сидит на полу сгоревшего дома Хейлов, посреди обломков рухнувших стен и пыли. Здесь нет никого живого, кроме него. Пока. Он знает, что сегодня Лидия Мартин устроит вечеринку, знает, кто на нее придет. Лейхи поднимается с пола, оглядывает обломки и встречается взглядом со своим отражением в осколке старого зеркала. Теперь он узнает себя, улыбку своих тонких губ, свой смех, блеск глаз, отливающий голубым, как у Него. Потому что он скоро придет. И в этот раз навсегда.

@темы: волчонок, teen wolf, ВФБ

---

Тератома разума

Название: Тератома разума
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 1 793 слова
Пейринг/Персонажи: Стайлз Стилински, шериф Стилински, Скотт МакКолл, Клаудия Стилински (упоминание)
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: G-PG
Предупреждения: частичное AU, спойлер, упоминание канонной смерти персонажа
Краткое содержание:Память — писарь нашей души.
Примечание:1) Стайлз-центрик, таймлайн – после зобытий 3b;
2) Тератома (от др.-греч. τέρατος — чудовище) – опухоль, образующаяся из клеток эмбриона ;
3) Название является отсылкой к произведению Оливера Сакса «Заблудившийся мореход» из цикла произведений «Человек, который принял свою жену за шляпу».
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Самые важные стороны вещей скрыты от нас в силу их простоты и обыденности. Человек часто не замечает чего-нибудь только оттого, что оно находится прямо перед ним. Истинные основы познания никогда не бросаются нам в глаза.
Людвиг Витгенштейн

Шериф Стилински – человек, достойный уважения, и настоящий профессионал, мастер своего дела. Он неравнодушен, открыт и сердечен, что чувствуется в приветственных словах, торжественных напутствиях и даже в укоряющих речах. Потрясающе тонкая наблюдательность к фактам, изобретательность и недюжинные способности к анализу помогли ему реализовать себя в профессии, а лидерские качества – занять должность шерифа в Бикон-Хиллз. Этот желанный гость в каждом доме, добрый друг и справедливый человек был известен и тем, что судьба его не щадила. Глубоко несчастный мужчина, потерявший красавицу жену и в одиночку воспитывающий сына, продолжал улыбаться и исправно нести службу, не доверяя своего горя никому.

Он так и не смог полюбить другую, не смог найти замену матери Стайлза. Не потому, что его окружали недостойные кандидатки, отнюдь, – просто он больше не мог открыть сердце кому-то еще. Некоторые считали, что шериф искупает собственную вину перед женой, помогая другим, – он с этим не спорил, понимал. Действительно, тяжесть пропадала с его плеч ненадолго, когда шериф видел счастливые лица тех, кому помог, но этого было недостаточно. Он просто не мог отпустить воспоминания о ней, Клаудии Стилински, поэтому посвятил свою жизнь помощи другим и сыну, их общему будущему, а не самому себе. Однако шериф знал, что она не одобрила бы этого.

Клаудия была великолепной женщиной, самой красивой и понимающей, нежной и бескорыстно любящей, порой воодушевленной, а порой слишком серьезной. Именно Клаудия подарила миру и шерифу маленькую жизнь, их маленького сына.

Но уже тогда она предчувствовала болезнь.

Шериф, ничего не подозревая, был счастлив и готов носить ее на руках, а она только отнекивалась и смеялась. Она была такой же, как и всегда, пока не случилось страшное – Клаудия начала медленно сходить с ума…

Все началось с нарушений сна, полной потери сновидений и невыносимой усталости. Она могла засыпать только со снотворным, но сон истощал ее, мучил – Клаудия просыпалась еще более уставшей. Постепенно она начала путать сон и реальность. Шериф не находил себе места, обзванивал врачей, записывал супругу на бесконечное число приемов, но никто не мог дать точного ответа, что с ней происходит. Галлюцинации и провалы в памяти, прогнозируемые врачами как дальнейший анамнез болезни, вскоре проявились, а со временем стали все чаще и продолжительнее. Врачи разводили руками, не в силах ответить, что произошло с молодой женщиной, демонстрировали снимки, в которых шериф ничего не понимал, сетовали на старую аппаратуру в небольшой, единственной на весь город больнице.

Через связи шериф нашел возможность свозить жену к врачам в крупную клинику, но даже этот шаг не приблизил Клаудию к выздоровлению. Ей лишь констатировали «неоперабельное злокачественное новообразование в головном мозге с высоким процентом риска наследственной передачи».

Опухоль в ее мозге постепенно росла, а Клаудия увядала. Шериф не мог скрыть своего страха и отчаянья, замыкался в себе, а маленький Стайлз рос, не понимая, почему все вокруг его жалеют, а папа с мамой часто плачут по ночам.

Постепенно галлюцинаторный бред превратил ее из прекрасной, жизнерадостной матери симпатичного малыша и жены самого молодого шерифа Бикон-Хиллз в увлеченный собственными навязчивыми идеями тикозный образ-призрак Клаудии Стилински, абрис некогда живой молодой женщины.

С течением времени она перестала узнавать окружающих, зациклилась на каком-то далеком воспоминании, проживала его, а затем снова погружалась в небытие, застревала между сном и реальностью.

Это не было похоже на жизнь. Шериф горевал и переживал утрату еще живой жены, той, что уже не была Клаудией. Стайлз часто плакал, просился к маме, капризничал и беспокойно засыпал с красными, припухшими от соли слез щеками, закушенными губами и сжатыми кулачками.

А после ее не стало.

Стайлз был слишком мал, чтобы понять, что мамы больше нет. В его глазах все еще теплилась надежда обнять ее, ведь он не знал, что Клаудия давно перестала узнавать собственного сына.

Шериф не мог поверить, что потерял ее так рано. До сих пор он не простил себе собственную слепоту.


* * *

– Ребенок, ты как? – шериф с широкой улыбкой заходит в палату и протягивает Стайлзу подушку. – В этот раз я чуть не забыл ее, как всегда. Я же знаю, что ты не можешь уснуть без нее.

Стилински-младший вымученно улыбается, безмолвно приветствуя отца кивком. Стайлз чересчур бледен, сравнительно худ, под глазами у него заметные синяки.

– Йоу, пап, любопытное замечание, если учесть, что я не спал примерно 3 дня. И, конечно же, не по вине подушки.

– С таким не шутят, Стайлз, – нахмурившись, бормочет шериф и садится рядом с постелью сына.

– А я и не шучу. Никому здесь не нравится, как я шучу, – констатирует Стилински-младший и обнимает подушку. – Ты как, пап?

– Этот вопрос я должен задавать, – тихо смеется шериф и гладит сына по руке. – Я в порядке, в порядке, ребенок. У тебя все хорошо?

– Даже не сомневайся, я тут оттягиваюсь по полной, – Стайлз подмигивает проходящей медсестре, чем вызывает смех у отца и вежливое извинение перед «пострадавшей» от любвеобильности сына. – Похоже, я ей нравлюсь. Она так хватает меня за руку и засаживает иглу, когда ставит капельницу… – Стилински-младший попытался изобразить рычание, но получилось крайне комичное мычание.

Шериф со слабой улыбкой молчит и смотрит в пол, а Стайлз виновато сжимает подушку в руках.

– Стайлз, я…, – попытался начать шериф, но его голос неестественно дрогнул.

– Все в порядке, пап, ничего не нужно говорить, – успокаивающе заключает Стилински-младший и закрывает глаза. – Мы оба знали, что это случится.

Шериф пытается сдержать слезы, закусывает губы и растирает лицо горячими ладонями, чувствуя, как дрожат пальцы.

Он должен был заметить с самого начала, что что-то не так. Стайлз всегда был особенным ребенком, но страх признать, что болезнь коснулась собственного сына, заставлял шерифа в ужасе цепенеть и отрицать действительность.

Все началось точно так же, как и у Клаудии. Стайлз попросту перестал спать. Сначала ему мешали ночные вылазки со Скоттом, потом – подготовка к контрольной у Харриса, а затем Стилински-младший понял, что просто не может уснуть. Успокоительное слабо помогало, снотворное отключало организм, но Стайлз не отдыхал во сне. Из-за недостатка сна он стал медлительнее, забывчивее, рассеяннее, даже аддералл не помогал восстановить баланс.

Стилински-младший стал беспокойнее, часто кричал во сне, долго не осознавал пробуждения после кошмара, продолжая задыхаться от оглушающего крика и слез. У него резко начала ухудшаться память: он мог элементарно забыть, где находится и что делает, пока отец или Скотт не приводили его в себя. Все чаще его воспоминания начинали «плавать», перескакивать друг через друга, меняться местами или просто выпадать.

Все чаще Скотт или шериф напоминали Стайлзу о событиях прошлого, но тот не мог припомнить их. Он мог согласиться, что такое поведение ему свойственно, узнать себя по рассказу, но в его глазах не было узревания ; воспоминания превращались в головоломки, которые «разрешались» в памяти за счет припоминания какой-то яркой детали, а не события в целом.

Стайлз задыхался от обилия внезапно позабытых воспоминаний, терялся в массиве информации, ему все тяжелее было запомнить что-то новое. Ситуация ухудшалась. Вскоре Стилински-младший не мог вспомнить элементарных вещей, которые совершал несколько минут назад, зато отлично помнил события прошлого полугодия.

И чем дольше болезнь изнуряла его, тем дальше отодвигалась планка воспоминаний. Сейчас Стайлз забыл уже целый год своей жизни.

В дверь палаты тихонько постучали. Скотт подождал несколько минут и вошел, улыбнувшись шерифу и Стайлзу.

– Привет, чувак, – воскликнул Стилински-младший и вытянул руки к МакКоллу для объятия. – Давно ты не заходил! Как ты? Лидия спрашивала обо мне? Как Эллисон?

Шериф со Скоттом переглянулись.

Стайлз заметил реакцию и замолчал, но не опустил рук, крепко обнял друга и похлопал по плечу.

Стилински-младший просто не помнил, что Эллисон ранили и она погибла. Не помнил, что убитый горем Крис Арджент уехал из Бикон-Хиллз вместе с Айзеком, не помнил, что воскрес Питер Хейл, а Лидия была укушена, не помнил, что Скотт давно расстался с Эллисон. Он слышал это не раз, но болезнь съела его воспоминания.

– Я пойду до кофейного автомата, – тихо сказал шериф и вышел из палаты, оставляя друзей наедине.

Стайлз с интересом смотрит на МакКолла, который садится на стул и натянуто улыбается, он видит, что Скотт страдает, и не знает, чем помочь.

– Как ты? – нелепо разводит руки в стороны МакКолл, не зная, что спросить.

– Неплохо, – устало смеется Стилински и копирует движение Скотта. – На меня запала самая угрюмая и суровая медсестра больницы, а чего добился ты с Эллисон?

МакКолл страдальчески улыбается, и Стайлз больше не задает ему вопросов, понимая, что что-то не так.

– Что говорят врачи?

– Все без изменений. Они подозревают, что я унаследовал болезнь от мамы. – Стилински ненадолго замолкает. – «Опухоль разума» – вот как я называю свой недуг, когда помню о нем. Странная штука, Скотт – она пожирает мои воспоминания, но я даже не знаю об этом. Я словно забываю помнить, и эта болезнь мой демон, мой призрак. Нелепо, правда? – Стайлз ловит во взгляде МакКолла сожаление, что заставляет его горько ухмыльнуться. – Порой мне кажется, что люди состоят из памяти. Я тоже из фрагментов памяти, только болезнь забирает ее по крупицам, лишая меня жизни. Словно вылущивает, препарирует, как лягушку. Останусь ли я, если все забуду? Буду ли это я? Или я на этом кончусь так же, как и моя жизнь, Скотт?

МакКолл мягко берет друга за холодную руку с длинными пальцами, стискивает ее в ладони, прижимает к лицу и горько всхлипывает. И они молчат. Стайлз чувствует, как его кожи касаются горячие слезы друга, как они скатываются, оставляя влажный след. Внутри все от волнения сжимается, и Стилински в ответ сжимает руку Скотта .

– Расскажи мне то, что я забыл, Скотт, – голос Стайлза звучит приглушенно.

И МакКолл сквозь слезы улыбается и начинает рассказ. В очередной раз.

Стилински смеется, шутит, а Скотт говорит, что Стайлз точно так же сказал в ту самую минуту в прошлом, которого не помнит.

– С таким охрененным чувством юмора, как у меня, я не пропаду, – сквозь смех говорит Стилински и улыбается. – Меня точно найдут. В лесу. В четырех пакетах.

МакКолл впервые так громко смеется, чувствуя, как подступают горькие слезы.

– Стайлз, ты не просто память. Все будет хорошо, – Стилински благодарно улыбается. – Я за твоим папой, подожди, ладно?

МакКолл торопится, выходит из палаты, находит шерифа у стойки регистрации с медсестрами, и они вместе возвращаются в палату к Стайлзу.

Они открывают двери и видят, как Стилински-младший безмятежно смотрит в окно, а затем медленно поворачивается к гостям.

Его скучающее лицо озарила счастливая улыбка.

– Йоу, пап! Привет, чувак, – воскликнул Стилински-младший и вытянул руки к МакКоллу для объятия. – Давно ты не заходил! Как ты? Лидия спрашивала обо мне? Как Эллисон?

Скотт со слезами на глазах улыбается, понимая, что Стайлз уже забыл о том, как они сидели и разговаривали. Шериф с горечью поджимает губы и сдавленно смеется, но Стилински-младший ловит их эмоции с удивлением и обескураженностью.

– Эй, вы чего? Что-то не так? – Скотт крепко обнимает Стайлза и громко сопит. – Чувак, ты зальешь слезами и соплями мою новую пижаму, которую мне вручила самая суровая и угрюмая медсестра больницы, похоже, она влюблена в меня, а чего добился ты?

Стилински-младший смеется, а МакКолл только крепче обнимает его за плечи.

– С таким охрененным чувством юмора ты не пропадешь. Тебя точно найдут. В лесу. В четырех пакетах, – сдавлено шутит Скотт, на что Стайлз удивленно охает.

– Легендарная шутка, бро! Надо записать, ее придумал гений!

– Я знаю-знаю, – сквозь слезы шепчет МакКолл. – Все будет хорошо.

@темы: волчонок, teenwolf, ВФБ

---

Кровь и песок

Название: Кровь и песок
Автор:  святой_ патрик
Бета:  Peach Tree
Размер: 6 975 слов
Пейринг/Персонажи: Дерек Хейл, Питер Хейл, Джерард Арджент, Крис Арджент
Категория: джен
Жанр: ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: псевдоисторическое AU без оборотней, графическое несексуальное насилие, смерти персонажей, упоминание сексуального насилия и оргий, убийство животного
Краткое содержание: Интриги внутри великой державы так же грязны, как исподнее развязных портовых шлюх. Император Джерард теряет всех законных наследников, оставаясь на троне один, в окружении льстецов и своих незаконнорожденных детей, "Благородных сынов". Власть губительна, но тайны, что покоятся в чреве Рима, гораздо опаснее...
Примечание:
1) кроссовер с сериалом "Спартак: Кровь и песок", время действия - расцвет великой Римской Империи, эпоха гладиаторов;
2) *Люпин (lupinus) был одним из любимых цветков Рима. Его название происходит от слова «волк» (lupus), это связано с тем, что его семена с огромной силой врастают в почву и с волчьей жадностью высасывают из нее влагу и питательные вещества.
** Лудус– общее название тренировочной школы для гладиаторов.
*** Ланиста – учитель и хозяин гладиаторов.
**** Гопломах – греч. «вооруженный боец» самый сильный из всех гладиаторов, обладающий самым тяжелым снаряжением. Вооружен большим щитом из одного листа толстой бронзы и мечом (гладиус – римский листовый остроконечный меч), основная тактика в бою – защита. Часто выставляли против фракийцев;
3) Автором намеренно искажается употребление термина «император», а также другие факты из истории Древнего Рима.
Размещение: запрещено без разрешения автора

Примечание: Написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Рим. 105 год до н.э.
О, Рим! Он растет и процветает, погрязая в пучине греха и разврата, упиваясь винами, телами разгоряченных женщин и мужчин, уподобившихся диким животным, разрывающим друг друга на части в слепом горячечном вожделении. Крепче, болезненнее друг друга ранить могут только любовники, чьи тела переплетены и слиты единым жаром, порывом, заставляющего алкать большего, жадно сглатывая вдохи, обжигая горло горячим воздухом, полном пыли, горечи пота и крови.

О, Рим! Твой песок под нашими ногами настолько горяч, что, кажется, подошвы сандалий простого люда, ноксий, гладиаторов, патрициев будут плавиться, утопать в крови, что ранее билась и бурлила в жилах еще живых людей, а теперь пузырится, стекая вперемешку со слюной по шее очередной жертвы человеческой алчности к борьбе жизни и смерти. Толпа задыхается и беснуется в бездушном, закладывающем уши, громогласном крике.

О, Рим! Жадность людей не знает границ. И даже твоя жестокость не насытит их.

Римская империя, ты – могущественная держава Средиземноморья. Перед тобой, стоя на коленях, преклоняют головы враги, а ныне – раболепные льстецы, вымаливающие жизнь. Ты способна даровать им эту малость, но слишком жестока и непреклонна. Ты жаждешь смертей. Ты опаиваешь своих врагов ядом из их собственной крови, ты кормишь своих детей телами их родителей и лебезящих лицедеев, мозолящих глаза и услаждающих уши лживыми песнями о твоей славе.

О, Рим! В угоду своей алчности и гордыне, ты пожираешь жизни собственных отпрысков.

Твоя слава – смерть врагов.
Твоя гордость – жестокий люд и алчущие насыщения убийством сыны.
Твоя жизнь – это кровь и песок.

* * *


Великий и безжалостный император вел за собой народ, нес награбленное на спинах побежденных, забирал завоеванное через смерть, боль и слезы, оставлял позади вереницы стенающих о справедливом суде и даре жизни умирающих, трупы, изуродованных калек и изнасилованных солдатами и варварами вдов, дочерей, сестер. В угоду своей похоти, гневливому желанию разрушения, импульсивному и всепоглощающему, он ставил на колени врагов и мастерски, садистки расправлялся с ними на глазах их семей. Справедливый и ужасный император Джерард сеял свою правду, восхищенный ропот и всеобъемлющий страх, даровал слабым и неспособным защититься благородную смерть от оружия его армии, заставляя простой люд в оцепенении преклонять колени перед его властью.
Его сопровождали слезы и смерть. Его окружали грехи и лизоблюды. В ответ он вселял в окружающих страх. Первородный страх, липким комком скатывающийся по расцарапанному в предсмертном истеричном вскрике горлу.

Император. Властный и безжалостный, вычищающий ряды смердов, черни, подчиняющий своей воле и безграничной власти. Над сломленным блеющим стадом он возвышался подобно богу. Богу, выбирающему – жить им или умереть

15 лет назад
Рим. Залы дворца Императора


Советник торопливо шагал по узкому коридору, скользя бесстрастным взглядом по стенам с барельефами лика императора и его славной истории восхождения на трон Рима: убийства, насилие, подчинение. Питер хмыкнул себе под нос, в очередной раз присмотревшись к профилю Джерарда, и отметил, что смотрелся бы гораздо лучше на этой стене. Прислуга рассыпалась в поклонах, прислонялась к стенам и опускала глаза. Советник брезгливо окинул взглядом грязных, испуганных людей и прошел к дверям огромной главной залы, где сидел его Император.

Массивные двери охраняли два солдата в тяжелом обмундировании, с длинными пиками, наконечники которых раздваивались и изгибались в форме рыбацких крюков. Доспехи гладиаторов были начищены, а лицо свободно от эмоций. Их бледно-серые глаза внимательно следили за каждым, кто подходил к этим дверям. Очищенные от разума, с выеденной огнем, сталью, кнутом плотью – следами игры со смертью, – они несли свою службу недвижимо, подобно каменным статуям. Завидев советника, два солдата одновременно сделали шаг навстречу друг другу, развернулись, ловко сдвинули скрещенные концы пик в противоположные стороны, открыв проход. Правый истукан сделал еще шаг и вновь повернулся, но теперь уже к двери. Оточенными, ровными шагами он приблизился вплотную к массивным створкам и, взявшись за кольца ручек, что держали в пасти резные двухголовые львы, медленно открыл двери перед Питером.

Огромная зала была наполнена светом, который проникал через арки, поддерживаемые толстыми колоннами с резным изображением охоты на «поясах». Легкие полотна теплого матово-бежевого оттенка подавались напористым, но жарким ласкам свежего ветра в проходах множественных арок. Миловидные молодые прислужницы, с забранными волосами, украшенными множеством цветов, в светло-бежевых туниках подносили императору на блестящих золотых подносах вина в чашах. Советник остановился у входа. Дверь со стуком, кажется эхом разнесшимся по зале, закрылась, а император обратил взгляд к гостю, жестом отсылая девушек из тронного зала.

– Мой император, – поклонившись, елейным голосом обратился советник к мужчине, сидящему на массивном резном троне в пурпурной тоге с золотой окантовкой по краям.

– Питер, – Джерард сделал паузу, поставил чашу с вином на столик близ себя и, благосклонно кивнув, позволил гостю пройти ближе. – Не ждал, признаюсь. Неужели дурные вести?

Советник в ответ благодарно поклонился и прошел вперед, останавливаясь перед ступенями трона.

– Мой император проницателен и мудр, – сказал Питер, опустив глаза в напускной скорби. – Но это не преуменьшит боли, что испытали мы все, когда узнали, что произо…

– Что случилось?

Холодный тон остановил напыщенную речь советника. Питер поднял глаза, едва скрыв восхищение: император был обращен к нему и с мрачным спокойствием желал знать правду.

– Ваш второй сын… – Джерард нахмурился. – Прошу меня простить, мой император, ваш единственный сын… Его больше нет с нами. Юный Лестат сегодня не проснулся. Наши лекари уже ничего не могли сделать. Ваша жена склонилась перед юношей в рыданиях, скорбя по своей утрате.

– Довольно.

Питер скабрезно отряхнул руки за спиной, словно пытался очистить их от невидимой грязи, покорно замолкая перед холодным гневом императора, скорбящего о своем юном сыне, покинувшем этот мир так скоропостижно.

– Как это случилось?

Ледяной тон, как будто небрежный, коснулся слуха советника, смиренно ожидающего вопроса или распоряжения властителя великого Рима.

– Что-то попало в его дыхательные пути. – Не поднимая глаз, проговорил Питер, замолкая на несколько секунд, после чего, понизив голос на тон, продолжил. – Лепесток люпина.* Лекари вторят, что это случайность, но мне кажется, что он с «волчьей жадностью» высосал его жизнь из хрупкого благородного тела…

– Распорядись, чтобы его похоронили с почестями, – брезгливо бросил Джерард в ответ на угодливую речь советника, приложившись к чаше и осушив ее до дна. Питер в удивлении приподнял бровь, чувствуя, что упускает что-то из виду. – Моей жене вели привезти из Кифии золотые украшения с драгоценными камнями, для меня – вина. И распорядись, чтобы сегодня меня никто не посещал.

– Моими руками ваша воля, – с поклоном ответил советник, поднимая голову и обращаясь взглядом к императору.

– Ты ожидаешь, что я сам выполню за тебя твою работу, Питер? – С издевкой, медленно и тихо проговорил император, подозвав молодую девушку-прислужницу, чтобы та немедленно наполнила чашу Джерарда вином. С поклоном она повиновалась.

– Нет, мой император, – в смирении перед благородным гневом Джерарда советник вновь опустил глаза, презрительно закусив губу. – Я приношу свои извинения за мою недогадливость. Я скорблю вместе с вами.

Император на мгновение замер, вопросительно взглянув на слишком учтивого отвечающего Питера, и громко расхохотался, чуть не выронив из руки чашу, когда девушка наполняла ее из кувшина. Советник в ответ на смех только скользко ухмыльнулся, но глаза его оставались все также внимательны и холодны.

– Лучше выполни поручения, а затем отправляйся пить и трахать девок, – Джерард с удовольствием пригубил чашу с вином, прищурившись, обратился взглядом к мужчине перед ним, ожидая реакции. – Не утруждай себя напускной скорбью.

– Повинуюсь и понимаю, мой император. Верно, вы не одиноки, у вас за спиной целая армия «благородных сынов», – съехидничал Питер, пытаясь поддеть слишком безразличного к смерти последнего законного наследника Джерарда.

Император на секунду замолчал, с холодком в глазах оглядев распускающего язык советника, но уже через мгновение зычно хохотал, выронив чашу из руки, когда подтянул к себе за талию грубым движением милую светловолосую девушку-прислужницу, личную его чашницу. Девушка взвизгнула, рухнув на колени императора, и, закусывая губы в немой покорности, молчала и умоляюще смотрела на Питера, когда Джерард беспардонно начал лапать ее молодое, гибкое тело, сминая светло-бежевую тунику и стягивая с молочно-белой кожи.

– Питер, для советника ты слишком остер на язык. Боюсь, что однажды я отсеку его тебе лично. Но про «сынов» ты сказал любопытную вещь. – Император вновь рассмеялся, приструнив извивающуюся девку на своих коленях, которая пыталась сбежать от прикосновений разгоряченного терпким вином мужчины. – Кто такие «благородные сыны»? Это шваль, которую я заделал своим юным и не очень любовницам. Бастарды, незаконнорожденные. Моей царственной жене наплевать, кого и как я люблю в своей постели. Цена этим детям такая же, как и пятну семени, присохшего к моей тоге.
Джерард усмехнулся и сорвал с девушки тунику, сбросил легкую ткань на пол, раздвинув перед советником мягкие бедра прислужницы, которая только жалобно пискнула в ответ и зажмурилась.
– Подумать только – капля спермы в нужно место и вот – бастарды, целый оплот. «Благородные сыны» – все, что у меня есть, говоришь? – Император с недоброй искрой в глазах обратился взглядом к Питеру, колко ухмыльнувшись.
Он столкнул со своих коленей нагую девушку и брезгливо взглянул на пятно вина на полу и пустую чашу с изящным рисунком на стенках. Чашница торопливо схватила с пола свою одежду, прижала ее к груди и со слезами выбежала из залы. На ее месте незамедлительно появилась новая прислуга, которая тут же начала затирать разлитое вино, а затем наполнила новую чашу для императора.
– Эти «сыны» – мой позор, но и моя тень. Они отдадут за меня жизнь, но сами ничего не стоят. Пятна на тоге, – Джерард встал со своего трона, отставил бокал и снял с себя трабею, которую кинул в лицо советнику, оставшись перед ним в белоснежной нижней тунике. – Хочешь все-таки знать, чего они стоят? Продай пятна, интересно, много ли ты с них выручишь. А теперь убирайся.

Питер свернул трабею в руках и поклонился, молча и незамедлительно покидая залу. На выходе, как только двери за его спиной закрылись, он сунул одежды императора в руки прислужницы, прогоняя ее с глаз. Нет, он не был зол – он был взбешен, но слишком дорогое удовольствие – развлекать глаза и уши стен дворца императора своими эмоциями. Советник одернул плечом и скрылся в арке, в тени деревьев летнего сада Императора Джерарда.

Рим. Арены лудуса** при дворце императора

Темноволосый мальчик, с выжженной жадным солнцем кожей, которая блестела от пота, и с деревянным мечом в руке, внимательно смотрел вдаль, на арки главной залы, где сидел его «отец» – император Великого Несокрушимого Рима. Рядом с этим ребенком были такие же, как и он, благородные и одновременно безродные, будущие солдаты и одновременно беспородные щенки тех дешевок, что высучивали, трудились ртами, стоя на коленях перед Джерардом.

Все они, от мала до велика, от младенцев до уже крепких юношей,– дети Императора. Его «благородные сыны».

Безродная шваль, разменная монета, которой можно «расплатиться», пролив их кровь вместо своей.

Великий император Джерард никогда не был верен своей супруге: имел множество наложниц, собственных чашниц, даже безродных шлюх наравне с дочерьми советников, которые не могли отказать из-за статуса. Причиняя боль, даря удовольствие, разрушая род, создавая новых господ, Джерард насыщал свою похоть и телесный голод, что приносили сынов и дочерей от «отмеченных императором» девок. Девочек, слабых здоровьем мальчиков и детей знатных дам отправляли в загородные виллы на воспитание нянькам вместе с их матерями, что уже не могли выйти замуж, оскверненные чужой похотью, которую со слезами принимали за честь; прочие дети считались сором, а их бедные матери предпочитали уезжать из Рима, чтобы не попасть под тяжелую руку императора, прознавшего, что его семя укоренилось в еще одном чреве. Только рожденные при дворе дети Джерарда от многочисленных его «супруг» удостаивались его внимания. Крепкие мальчики отдавались на воспитание в лудус императора к лучшим ланиста***, чтобы стать стражами, гладиаторами Его Величества для развлечения и защиты. Меч и щит из безродных псов от семени императора – это «благородные сыны», незаконнорожденные дети императора Джерарда.

Этот темноволосый мальчишка держит в руках деревянный меч, которым сражается на тренировках, а в памяти – воображаемый образ матери, которой не видел никогда, и суровый лик отца, который не заметит собственного сына, дитя порока, среди остальных таких же безродных отбросов. Это дитя всегда молчит, держится в стороне и неистово тренируется, выбиваясь из сил. Он преследует одну цель – стать лучшим. Стать лучшим, чтобы его увидели холодные глаза Императора, что лишил его матери, жизни и счастья, даровав взамен боль, жалость, положение раба. Он сделает все, чтобы эти глаза, глаза властителя великого Рима, обратились к нему с уважением. Чего бы это ни стоило…

Эти дети воистину лишены счастья: у них нет родных, только суровый безразличный всеотец, у них нет свободы, нет прав, нет слова. Они лишены собственной личности, разменивая ее на принадлежность к «сынам», обделенным истинным благородством. Рожденные во грехе, они питаются скорбью и кровоточащим ранами соперников.

Их воспитывали как гладиаторов, детей Арены. Дети с четырех лет помогают подносить еду, банные принадлежности, наблюдают за тренировками. В пять они получают свой первый меч – если дитя не проходило тренировку, было слишком слабо или необучаемо, его увозили. Ланиста безмолвно провожал повозку и глухим молчанием отвечал на вопросы о их дальнейшей судьбе. Угодное богам и Императору дитя продолжало тренировки и обучение в лудусе.

Все дети спали в общей комнате, мылись в одной общей бане, ели одну пищу. Надзирателям и воспитателям было все равно, кто кого насилует или убивает, они игнорировали плач и крики, отворачиваясь к стенам залов императора. Здесь управлял только голод и боль. Изголодавшиеся дети не знали жалости – так их воспитали.

Единственными, кого почитали эти создания, – были их Отец и Ланиста, главный тренер в лудусе при дворце императора. Только они могли остановить бесчинства.

Неспособные ученики, не проявляющие себя на тренировках и сражениях, также покидали стены казарм на повозке с тентом из темной мешковины, закрывающим от зноя. Чем старше становились дети, тем меньше они задавали вопросов. Никто не хотел уехать отсюда, как бы несладка ни была здесь жизнь.

С шести лет мальчики начинали активные тренировки, в возрасте семи лет проходил их первый пробный бой. Император лично наблюдал за баталиями, за кровью, которую выбивали сильные удары деревянных мечей.

Эти дети не знали жалости. Они были детьми голода и боли. Детьми греха.

Лучших отправляли в подземные арены, где они боролись с животными: молодыми волками, реже – бойцовскими псами, кабанами, рысями. Выжившие получали чеканные монеты с ликом Императора, погибших забирала телега с мешковидным тентом. С девяти лет лучшие удостаивались чести заниматься с настоящим оружием, чьи края кузнецы специально делали чуть толще, чем у настоящего лезвия меча. В четырнадцать для «благородных сынов» наступал момент триумфа – не мальчики, уже юноши получали первые кожаные пояса с эмблемой «Сынов» и вступали в братство, давая клятву пред другими, что никогда не возьмут жен, земель, никогда не предадут своего Императора, и пусть их жгут огнем, ранят сталью, бьют кнутами, они всегда, до конца своих дней, останутся «Благородными сынами». В другом случае их ожидала смерть.

Рожденные во грехе, без рода и племени, они становились истинными гладиаторами: крепким щитом и острым мечом, изрисованным тонкими узорами крови врагов Императора.

Их путь будет еще долог.

Десятилетний темноволосый мальчик откладывает свой деревянный меч, с упоением прикасается к настоящему оружию, к холодному лезвию тренировочного меча. Его пальцы пытливо скользят по зазубринам на краях, появившимся от частых ударов, его глаза жадно поглощают каждую царапину, рисунки на стали от чужой боли и поражения. В этих серо-зеленых глазах горит едва скрываемая жажда и единая мысль, что до сих пор удерживает его в этих стенах.

Он истинный «благородный сын» Императора. Лучший.

Звонкий лай, в котором, кажется, слышалось капризное урчание и укор, отвлек мальчика. Он отложил меч и с мягкой улыбкой повернулся к дворовому псу, что приходил каждый день к стенам лудуса при дворе императора, чтобы выпросить немного хлеба у мальчиков, тренирующихся здесь каждый день. Щенок отвечал заливистым звонким тявканьем, ворча и переминаясь с лапы на лапу. У него бурый окрас со светлыми подпалинами, но шерсть на морде выгорела так, что похожа на волчью. Юноша достал из-за кожаного пояса кусок хлеба, завернутый в мешковину, торопливо развернул ткань, угощая своего друга. Пес залился лаем, благодарно виляя хвостом и принимаясь за трапезу. Молодой гладиатор внимательно посмотрел по сторонам, сел близ щенка и погладил его еще мягкую шерсть, не огрубевшую от грязи и зноя. Пес доел краюху, оставляя голодным мальчишку, но вряд ли думал об этом. Он задорно полаял в благодарность, а после шиканья юноши замолк, внимательно глядя на него. Завалившись на бок и дернув лапами, пес подставил живот под поглаживания, засыпая сытым и спокойным. Юноша близ него, сидел в тени со своим другом, глубоко вдохнул и закрыл глаза.

– …рек! Дерек! – голос ланисты разбудил юношу ото сна; он вскочил со своего места, схватившись за рукоять меча, но от неожиданности потерял равновесие и рухнул назад. Тренер стоял в окружении мальчишек помладше, грозно глядя на юношу. – Почему ты здесь, а не на тренировке?

– Прошу меня простить, учитель. Я проспал, – проговорил Дерек, вставая на ноги и опуская меч.

– Жалкая отговорка, – гневно вскрикнул ланиста, пригрозив юноше хлыстом. – Почему ты снова здесь с этой шавкой? Я говорил тебе, что будет, если я увижу ее вновь у стен лудуса Императора?

Дерек молча исподлобья смотрел на мужчину и не двигался, чуть приподняв меч. Заспанный пес проснулся от криков и с урчанием зевнул. Тренер гневно прикусил губу и наклонился к псу. Дерек вскинул меч и глухим вскриком метнулся навстречу ланисте, но мужчина перехватил и с легкостью зафиксировал его руку одним ударом кнута, так сильно дернув за рукоять, что Дерек выронил меч и потерял равновесие. Свист хлыста настиг его слух позднее, чем щеку прижгла острая боль от удара размноженного конца с бусинами из стали, которые рассекли кожу на лице. Тем временем тренер схватил пса за шкирку и поднял, сильно встряхнув. Псина истошно и визгливо залаяла, дергая лапами и пытаясь освободиться, но безуспешно.

– Поднимись, щенок, – прорычал ланиста Дереку.

Юноша поднялся, отерев кровь со щеки, крепко, до скрипа сжав челюсти. Его глаза округлились, когда на втором этаже балкона их казармы он увидел своего отца, Императора, внимательно наблюдающего за сценой.

Ланиста развернулся и кивком поприветствовал Джерарда, одним движением швырнув визгливую псину в руки Дерека.

– Я обещал тебе, что убью собственноручно эту лающую шваль, если увижу ее вновь. Я передумал, – проговорил тренер, обращаясь, кажется, ко всем, кто был рядом. – Ты приручил его, спас от смерти, ты и заберешь его жизнь. Покажи себя, «благородный сын», своему императору. Докажи, что ты знаешь цену жизни и смерти, цену собственной ошибки.

Дерек взял пса за шкирку покрепче, выпустил меч со стальным лезвием из руки, меч глухо упал в песок тренировочной арены при лудусе. Джерард внимательно наблюдал за действием вместе с присоединившейся к нему толпой советников и слуг.

– Дерек, – гневно позвал ланиста юношу, но тот не двинулся. – Ты хочешь, чтобы я вновь тебя отправил на подземную арену?

Юноша дернул плечом, но не ответил, впиваясь взглядом в лицо Джерарда, которого советник уговаривал покинуть балкон, но тот не шевелился, глядя на своего «отпрыска».

– Дерек, – голос тренера звучал, словно сквозь вату. – Ночь без сна и два дня урезанная порция.

Ему было безразлично наказание, он просто смотрел в глаза отца, Императора, держа в руках чужую жизнь.

– Дерек, – ланиста позвал юношу уже спокойно, почти неслышно. – Неужели ты покажешь своему отцу, что не способен забрать жизнь достойно, подарив покой? Смерть – не казнь, ты даришь ему лучший мир, а не мучительную гибель от голода или холода. Забери жизнь, – старшие ребята заулюлюкали, но тренер заставил их замолчать одним жестом. – Достань из-за пояса свой кинжал, подарок Императора лучшему ученику арены. Даруй смерть. Докажи.

Дерек не отводил глаз от холодного, пустого взгляда Джерарда. Прислуга затихла, когда юноша достал из-за пояса кинжал с резной ручкой и чуть приподнял пса за шкирку, прижимая его мягкую спину к своей голой груди, испещренной синяками и порезами. Пес затих, словно чувствуя, как сердце юноши стучит, мерно и медленно, и перестал одергивать лапами и скулить.

Именно в этот момент лезвие кинжала одним ровным движением разрезало его шею. Кровь, пачкая клинок, руки и лицо Дерека, хлынула из шеи животного. Пес попытался взвизгнуть, но его крик потух в бурлении теплой, красной, густой и терпкой крови. Дерек сжал губы, не отрывая взгляда от лица Императора, чувствуя, как жжет кожу горячая кровь щенка, упавшего в песок из его рук, как непрошеные, скупые слезы текут по щекам, смешиваются с кровью друга, влажно скользят к подбородку.

Дети постарше жадно смотрели на редкие конвульсии погибшего животного, другие – отворачивались, малыши громко плакали, утыкаясь в грудь друг друга, а Джерард лишь развернулся и ушел с балкона вместе со своей свитой. Дерек опустил клинок, положил его за пояс и бесстрастно уставился на пустой балкон второго этажа их казармы.

– Дерек, – жестом ланиста прогнал в казарму детей, которые незамедлительно повиновались. – Ты должен понимать, что подарил покой этому животному. Ты не должен сожалеть, ты сделал все правильно. Твой друг хотел бы этого... Ты не должен бояться смерти: истинный «благородный сын», гладиатор, ожидает смерть, играет с ней, ласкает ее. Это не последняя жизнь, что будет отнята тобой. Помни, что ты убьешь во славу своего Императора его врагов, своих друзей и даже себя, если станешь неугодным ему.

Юноша словно не слышал слов тренера. Он молча перевел на него взгляд.

– Дерек, похорони своего друга с почестями. В благодарность, что он удостоил тебя чести забрать его жизнь.

Он молчал, тяжело сглатывая. Он больше не выпустил и слезы, только крепче сжимал кулаки.

– Дерек?

– Моими руками ваша воля, – сухо проговорил Дерек и поднял с земли тело щенка, которого убил своими руками. В его карих глазах стекленел не ужас – покой. Теплая кровь животного жадно испивалась горячим песком под ногами… Юноша ушел в тень стен лудуса.

Настоящее
Рим. Дворец Императора


Питер торопливо прошел к трону Императора, со скучающим видом ожидающего своего советника, настоявшего на скорейшей встрече.

– Мой император, прошу простить, что нарушил ваш покой, но дело не терпит отлагательств, – Советник скользким взглядом оглядел стражу близ трона Джерарда: сегодня здесь стояли лучшие бойцы – Дерек, известный на арене как Волк, и Скотт, получивший имя Непобедимый. – Эй, гладиаторы, убирайтесь из зала, вам здесь…

– Пусть останутся. Питер, кто ожидает моей аудиенции? – Вопросительно обратился Джерард к советнику, который осекся от безразличного тона императора.

– Ваш первый сын.

Император внимательно посмотрел на Питера, отрицательно махнув рукой подоспевшей с вином чашнице.

– Ты хотел сказать: мой сын, что отрекся от престолонаследования и родства со мной? Крис… Не ожидал, что блудный сын вернется с поклонением головы к своему отцу.

Питер замялся.

– Мой император, он не желает вернуться, он желает мести.

Слова советника прозвучали очень глухо в тишине залы императора. Дерек ощутил, как внимательный взгляд Императора остановился на нем, а затем вновь обратился к гонцу с дурными вестями.

– Мне разрешить пустить его?

– Нет, – проговорил Джерард. – Я не знаю этого человека, мне не к чему встречаться с варваром.

– Он будет говорить от их лица как правитель, – сказал советник, сделав паузу. – Я бы на вашем месте встретился с ним.

– На моем месте? Не торопишься ли ты на мое место, Питер? – Смех Императора разнесся по пустынной зале.

Питер скрыл ехидную ухмылку.

– Ни в коем случае, мои император, вам не занимать мудрости, которой я не блещу…

– Льстивый язык тебе мало чем поможет на моем месте, Питер. Впусти предводителя варваров, я хочу говорить с ним.

Советник учтиво поклонился, вновь смерив взглядом Дерека и Скотта, после чего с кривой ухмылкой удалился. Не прошло и нескольких минут, как массивные двери вновь открылись. Дерек инстинктивно сжал рукоять пики, впиваясь взглядом в вошедшего в залу человека.

Рослый крепкий мужчина со светлыми волосами, чуть выгоревшими на солнце, не юный, но и не старый, быстро зашагал по зале, словно знал ее и никогда не покидал. Его доспехи были истерты и побиты, в дорожной пыли и грязи, в пятнах засохшей крови. В руках его не было оружия, но к одной из высоких сандалий был прикреплен кинжал, слишком похожий на тот, что однажды получил Дерек…

– Император. – Громко обратился мужчина к Джерарду, гордо вскидывая голову и расправляя плечи, останавливаясь в каких-то паре метров от лестницы к трону, от стражей с оружием, от Дерека, чувствующего угрозу, которая исходила от этого человека.

– Крис, – ответил Джерард сухо. – Предводитель варваров с севера, где нет женщин и мужчины вынуждены осеменять собственных лошадей. Что привело коневода-варвара в стены славного Несокрушимого Рима, в залы Императора?

– Месть, – Тихо проговорил мужчина, брезгливо взглянув на обратившегося к нему правителя. – Меня привела в этот оплот лжи и порока, грязи и лицемерия, смерти и алчности – жажда мести.

– У тебя все такой же буйный нрав. Это у нас семейное, – прогнусавил с холодной усмешкой Джерард, проводив взглядом вернувшегося в сопровождении двух солдат Питера, остановившегося у западной стены залы. – Неужели ты возжелал отомстить своему собственному отцу за свою жизнь?

– Я тебе не сын, – прошипел Крис, одернув головой. – Я отрекся от тебя и никогда не испачкаю свой славный меч твоей грязной кровью!

– Моя грязная кровь в тебе…

– Это мой позор, слышишь?! Я никогда не уподоблюсь тебе! Дай мне совершить месть, и я покину этот прогнивший в сердцевине Рим!

– О какой мести ты говоришь, сын? – Джерард устало, но с живым интересом во взгляде смотрел на блудного сына перед ним.

– Твои люди напали на нашу деревню. Они перебили мужчин, изнасиловали женщин и … – Крис жадно вдохнул и тяжело сглотнул. – Они убили мою дочь. Я хочу отомстить!

Джерард едва скрыл волнение, услышав вести, но поймал ехидный взгляд Питера, наблюдающего за отрекшимся от престола сыном императора. Правитель вдохнул, прислонившись к спинке трона и подпирая подбородок рукой.

– Я не отправлял людей в твою деревню. Вероятно, ты что-то путаешь. Быть может, твоя ярость настолько велика, что во всех бедах ты видишь мои жесты…

– Двухголовый лев с открытой пастью. Твой герб. Эти люди не скрывали его, наоборот, показывали, хвастали, когда убивали моих людей и мою дочь. Я хочу возмездия.

Император тяжело и устало выдохнул, не отводя взгляда от Криса.

– Ты не в том положении, чтобы требовать что-то у Великого Рима, у его императора, варвар. Ты хочешь войны?

Крис часто и поверхностно дышал, сжимая кулаки, но молчал, закусывая губы.

– Я требую справедливости через поединок.

Джерард рассмеялся.

– Ты хочешь драться со мной, варвар?

Мужчина гневно взглянул на императора.

– Они убили мою дочь. Я хочу смерти твоих сынов, чтобы ты понял, что я чувствую…

– Я уже потерял двух сыновей.

Крис в немом удивлении распахнул глаза, торопливо вдыхая ртом.

– Лестат, он…

– Он не дожил до своего совершеннолетия, умер, так и не достигнув расцвета.

Глухой гнев накрыл и без того страдающего от утраты мужчину, который резко отвернулся от императора, схватился за голову и сгорбился, тяжело и сипло вдыхая.

– Я… Я должен забрать жизнь. Не нарушай мое право! Я сражусь с твоими «Благородными сынами». Я перебью всех до одного!

Яростный, неистовый крик оглушил залу дворца императора. Джерард благосклонно улыбнулся, поймав вопросительный взгляд Питера.

– Хорошо. Будет бой. С тобой сразится мой лучший сын, благороднейший из сынов. Дерек, – обратился император к гладиатору.
Волк, хорошо сложенный и впечатляющий своей аурой власти и силы, сделал шаг вперед, глядя перед собой.
– Он защитит мою честь. Бой состоится завтра, после полудня. Подготовь своих людей. Я освобожу для вас целый постоялый двор.

– Нам это не нужны твои подачки, – брезгливо отозвался Крис, взглянув на Джерарда. – Ты не сохранил жизнь своим законным сыновьям, теперь ты потеряешь последнее, что у тебя есть, как все потерял я.

Развернувшись к дверям, Крис торопливо удалился из залы, вслед за ним ушли и два солдата, что были при советнике. Питер быстро подошел к трону императора.

– Мой император, какие будут распоряжения?

Джерард слепо уставился на закрытую дверь, молча глядя на нее некоторое время в тишине зала.

– Подготовьте Дерека к бою. Достань лучшее гладиаторское снаряжение. Сделайте из сражения шоу, советник. Приложите усилия, чтобы весь Рим, вся его знать увидела знаменательную победу лучшего «Благородного сына». Пусть Рим запомнит этот день!

– Моими руками ваша воля, – с елейной улыбкой пропел Питер, поклонившись императору.

* * *


В подвальной бане практически не было света. Из-за влажности и жара трудно было дышать, из-за стелющегося пара – разглядеть что-либо. Отсветы стелились по стенам бани, облизывая темную, влажную от воды и пота кожу мужчины, который, закрыв глаза, стоял в окружении темноволосых девушек в прозрачных и влажных туниках, прилипших к их гибким юным телам. Они одна за другой подходили к гладиатору с кувшинами и обливали его тело водой, наблюдая, как она скользит по коже крепкого мужчины, скатывается по рельефу мускулов, широким плечам и груди, длинным рукам, прессу и крепким бедрам. Девушки проводили и усадили Дерека на низкую скамью, начали мягко оттирать его кожу от грязи и пота тренировочных боев, готовя к главному сражению, которое должно было состояться на глазах всего Рима.

Он не смотрел на них. Все мысли его были заняты боем с первым, отрекшимся от отца, сыном – Крис, первое законное дитя Джерарда.

О первом сыне императора было запрещено говорить. Никто не смел поднимать эту тему или судить, но все знали, что гнев Джерарда был велик, когда Крис пришел к нему и отрекся от престола. Будучи самым смелым и способным воином элитной школы боевых искусств, Крис отрицал бои и кровопролития, не видел в благородной смерти дара, как его отец. Оскорбленный кровавой политикой Рима, подавляющего врагов своим могуществом и ставящего их на колени, первый сын отрекся от отца, от родства с великим правителем непобедимого Рима. Джерард, решивший, что сыну нужно просто нагуляться, направил с ним своих лучших людей, чтобы защитить неразумное чадо, но Крис отослал их всех, пригрозив смертью, если они не покинут его.

Разгневанный Джерард забыл по последней «сыновьей» просьбе о существовании первенца Криса.

С тех пор слабое дитя, второй сын императора, являлся следующим законным правителем, но его смерть стала роковой неожиданностью для двора правителя. Скорбь всего Рима, державы Средиземноморья, была неутолима.

Дерек понимал, что завтрашний день ничего не изменит в его судьбе, но Боги указали ему этот путь. Понимают ли Боги, что завтра может быть его последним днем? Ответа Дерек не знал, он просто молча сжимал кулаки, чувствуя, как горячая вода скатывается по спине. Он жестом отослал девушек, оставшись наедине со своими мыслями. Завтра может измениться все или ничего.

Кровь и песок.

Кровь и песок ожидают его завтра.

Кровь и песок Великого Рима станут его судьями.

* * *


Крик толпы был настолько громким, что, кажется, заглушил все звуки в мире. Весь Рим собрался на скамьях, чтобы почтить благородный бой между сынами императора, чтобы защитить или запятнать честь. Пьяный люд бесновался и хрипло орал, сношался, подобно животным, в алкогольном забытье прямо на трибунах среди других людей. Мужчины улюлюкали и свистели, запивая свои возбужденные вскрики вином, женщины визжали, орали, задирали подолы и демонстрировали грудь перед сражающимися ради развлечения народа гладиаторами. Время перед главным боем, кажется, остановилось.

Воздух был раскален настолько, что вдохи давались с трудом. Солнце светило нещадно, неся зной и жару воинам, бившимся перед ним, словно перед самым главным судьей. Император благосклонно кивал толпе и пил вино. Близ него находилась его царственная жена, бледная и болезненная, а также пара близких советников со спутницами и слугами, приносящими яства и обмахивающими царственных особ веерами из перьев экзотических птиц.

Час близился.

Дерек стоял в комнате под трибунами с низким потолком из досок, которые ходили ходуном от беснующейся наверху толпы. Гладиатор ожидал своего ланисту с оружием и доспехами. Деревянная дверь подалась, и в комнату зашли несколько солдат в легком обмундировании, которые также проходили обучение в лудусе императора, будучи незаконнорожденными детьми сенатора.

– Дерек, – обратился к лучшему «благородному сыну» первый из вошедших, Скотт. Он положил на скамью у стены обмундирование. – Император пожелал, чтобы сегодня ты был гопломахом****. Мы принесли гладиолус, щит, манику. Позволь в этот важный день мы поможем тебе облачиться в лучшие доспехи Рима, как достойнейшему из нас .
Спутник Скотта скомкано кивнул, не отводя взгляда и нагло рассматривая живую легенду перед ними.
– Стайлз, – обратился к помощнику Скотт, после чего юноша оттаял.

Кивнув и опустившись на колени перед гладиатором, отстаивающим честь Рима и Императора, Стайлз взял в руки крепкие поножи и начал закреплять их на лодыжках воина. Скотт достал из мешковины широкий пояс из кожи с вставками-пластинами из металла и с одобрения Дерека застегнул на его талии, проверив каждую пряжку. Спутник взял манику и осторожно наложил крепкий доспех на предплечье Дерека. Воин приподнял руку, чтобы Стайлз смог туго и крепко затянуть ремни маники через грудь и спину. Скотт же взял шлем с рисунками двухголовых львов и вложил в руки Дерека, когда Стайлз закончил с ремнями на широкой груди. Воин не торопился надеть шлем.

– Покажи мне меч, – Стайлз с кивком повиновался просьбе Дерека и достал из мешковины гладиус, протянул его мужчине, стараясь не смотреть на блестящую сталь, в которой мутное отражение расплывается также, как будет расплываться на лезвии кровь врага.

– Скотт, мы должны ему…

Скотт посмотрел на спутника растерянно и поджал губы.

– Мы не можем.

– Можем. Дерек, сегодня…

Дверь комнатки приоткрылась. Вошёл ланиста в сопровождении советника. Питер медленно прошел в небольшое помещение, брезгливо озираясь по сторонам.

– Так вот, как выглядит обитель гладиатора. Ты неплохо выглядишь, толпа порадуется твоему новому облачению с недостойной тебя, пес, символикой. Вы двое, выйдите вон…

– Дерек, мы поможем, мы знаем…

Стайлз замолчал, когда Питер приблизился к нему и внимательно посмотрел, прожигая взглядом. Двое солдат удалились, и ланиста закрыл дверь, отправляясь следом за ними.

Питер цокнул языком, улыбнувшись внимательному и свирепому взгляду гладиатора.

– Оу, да ты страшен.

– Что вам нужно? – Глухо спросил Дерек, прижимая к груди шлем и крепче стискивая в руке меч.

– Ничего. Я по доброй воле решил предупредить тебя. Пускай ты и известен как Волк, но тебе не выстоять перед первым сыном императора, Варваром. Дерек смерил взглядом советника, брезгливо скривив губы.
– Не смотри не меня так, – по-акульи широко улыбнулся Питер. – Я не сомневаюсь в тебе, я искренне верю, что ты убьешь Криса.

Дерек обратился взглядом к советнику, потирающему ладони и убирающему несуществующие пылинки со своей тоги.

– Император не говорил о смерти.

– Не важно, что не говорил император, важно, что я говорю тебе и что будет кричать толпа. Поверь мне, она захочет, чтобы неверный сын погиб на их глазах. Толпа– она как голодный волк, почуявший теплую кровь… Они разорвали бы его собственными руками, будь у них такая возможность. Не потому что он им не нравится… Все дело в азарте и запахе испражнений, крови, слез и витающего в воздухе острого горячечного возбуждения. Ничего не поделаешь, все мы влекомы, но каждый по-своему, – Питер сделал паузу, грозно взглянув на гладиатора. – Толпа закричит, что хочет смерти неверного. Джерард не пожелает ее своему первенцу, не сотворит этого своими руками, но поддастся, если толпа взревет в неистовой агонии, желая крови… Ты убьешь его, Дерек. Ведь ты же истинный «благородный сын», верно?

Советник, удостоившийся только безразличного молчания гладиатора, с усталой полуулыбкой хмыкнул и хлопнул в ладони, пройдя к дверям.

– Дерек, помни мои слова. Толпа… Здесь правит именно она. Дай им то, что они хотят.

Деревянная дверь закрылась, и тишина поглотила небольшую комнату. Дерек неспешно надел на голову шлем и проверил остроту меча. Ремни туго обхватывали и фиксировали его доспехи, будто вливая их в мышцы. По спине пробежал холодок.

Истинный ли он «благородный сын»? Сможет ли он в угоду своей алчности до внимания Императора убить законного сына своего отца, даровавшего ему честь забрать жизнь своего первенца?

Тишина комнаты была ответом гладиатору. Скоро наступит его час и все решится.

* * *


Римская труба воззвала толпу к молчанию, и зрители буквально задержали дыхание, когда воины вышли на арену. Шестеро молодых поджарых варваров со стороны Криса и шестеро юных крепких бойцов, гладиаторов, вместе с Дереком. «Благородные сыны» шагали ровным строем под гулкий смех своих соперников. Варвары громко сквернословили, двое даже помочилось на песок под ногами, демонстрируя люду свое вычурную храбрость противнику. Женщины, распаленные вином и убийствами, кричали и оголялись, а мужчины зазывно свистели, требуя крови. Варвары восторженно и возбужденно откликались на крики, свистели и орали, пока труба вновь не зазвучала.

Начался бой.

Песок арены жадно впитывал горячую кровь, что рекой разливалась по арене. Барельефы стен арены были испещрены сколами и трещинами, которые пропитались брызгами крови, изрисовывавших их смертельным узором. Дерек видел, как двое варваров накололи на пики одного из «сынов» и пригвоздили его к стене, ударами разбив ребра и руками с влажным хрустом разломав их, вырывая сердце еще юного гладиатора, который отдал жизнь в угоду желанию императора. «Благородный сын», лучший из лучших, с жаждой разрушения в громком крике бросился на варвара перед ним. Совсем юный, он не смог отбиться от отточенных тренировками ударов Дерека, и уже вскоре свалился на песок. Волк вскочил на его грудь и резким колющим ударом пронзил мечом сердце, а затем, с размахом ударяя острым краем щита по шее поверженного врага, отсек голову. Кровь из аорты брызнула фонтаном, толчками выливаясь по легким доспехам и грязной коже варвара и покидая умирающее тело.

Спины Дерека коснулся хвост плети с крюками, которые разорвали кожу, сильно раня, но не застряв в плоти. Гладиатор потерял равновесие и рухнул на колени, прямо на труп своего врага, юного еще варвара. В его застывшем взгляде Дерек увидел первородный ужас. Это зрелище поразило бывалого гладиатора, убивавшего не впервые… Липкий пот скатывался по лицу, мешал четко видеть. Страх остро кольнул, а внутри все перевернулось, когда Волк услышал щелчок плети. Промах. Резко развернувшись, Дерек увидел, что крюки плети нападавшего врезались в мертвую плоть его сородича-варвара. Волк схватился за хлыст и резко дернул его на себя, отталкиваясь от земли и вынося навстречу летящему на него и потерявшему равновесие варвару свой меч, который мягким скользящим ударом вошел в мягкий живот. От боли варвар запрокинул голову назад и по инерции попытался соскочить с лезвия меча, в конвульсии рванувшись в сторону. Лезвие вошло неглубоко, но движение заставило его распороть плоть. Рассеченные органы полезли сквозь рану, когда Дерек резко вытащил гладиус из плоти, отряхивая меч от человеческой требухи и отталкивая щитом варвара, который упал на ровно выставленный меч еще одно «сына», даровавшего ему мгновенную смерть от удара в сердце.

Дерек, часто и поверхностно дыша, развернулся, высматривая в поредевшей толпе варваров Криса. Только мгновенный выпад союзника из-за плеча спас Дерека от атаки со спины.

Крис не щадил, не дарил благородной погибели своему сопернику. Он нападал со спины, оставлял колющие, но несмертельные раны, чтобы лишить врага способности защищаться и подарить долгую мучительную смерть от потери крови. Сейчас он был тем животным, которым никогда не хотел стать…

Крис наносил удар за ударом, быстро и часто, попадая по щиту Дерека, закрывающегося от стремительных атак. Он насчитал уже пять упущенных возможностей контратаковать и убить Криса, но почему-то отражал удары, не нападая. Толпа неодобрительно завыла, женщины визгливо закричали, а мужчины сорванными голосами басили.

– Трус! Атакуй! – Вскрикивал между атаками Крис, продолжая осыпать ударами щит Волка. Дерек постарался осмотреться, но пот заливал глаза. В эту секунду он потерял из виду новую атаку, которая пришлась ровно в шлем. Дерек опрокинулся назад, чувствуя, как ремень на плече впился в руку и давит на рану, полученную от кого-то в пылу боя. Шлем сбили с головы, и Волк на несколько секунд оказался дезориентирован. Крис, воспользовавшись превосходством, с криком бросился на Дерека, который попытался пнуть нападающего в грудь, но тот ускользнул от удара, потеряв скорость и поскользнувшись на песке, пропитанном кровью. Дерек перебил его атаку мечом, но Крис падал прямо на него, сбитый с ног…

Толпа громко охнула и замерла. На подие, где сидели приближенные Императора, началась паника. Женщины закричали, а советники буквально свесились со своих балконов. Жене императора стало дурно, дамы с визгами увели ее с балкона. Трест щитов и стук стали о сталь оглушали.

Джерард вскочил с места и пытался рассмотреть, что произошло. Два тела, Крис и Дерек, лежали посреди арены, не двигаясь, а пятно крови впитывалось в песок под ними. От запаха требухи и крови стало дурно и тяжело дышать…

Император попытался окликнуть взбесившуюся от зрелища толпу, но вдруг его тело почему-то пошатнулось, а в горле застрял немой крик. Схватившись руками за горло, Джерард нащупал пальцами тонкую спицу, что пробила его плоть насквозь. С ним на балконе остался лишь один человек…

– Питер, – хрипло, бурлящее шептал император, глядя на своего ухмыляющегося убийцу.

– Да, мой император. Мой славно погибший император. – Кривая ухмылка раскрасила скучающий вид советника. – Теперь я император. Посмотри на меня. Я потратил годы, чтобы свергнуть тебя, уничтожая твоих отпрысков, а сколько я планировал твою гибель… Тише, Джерард, – Питер любовно убрал руки умирающего императора с его шеи, чтобы они не цеплялись за спицу. – Видишь ли, я уже подкупил совет, твою охрану… Убил второго сына, а сегодня сделал так, чтобы этот день запомнил Рим – я убил твоего первого наследника и тебя, Джерард!

Толпа бесновалась, кричала, билась в истерике. Стражники россыпью разбежались по трибунам, сдерживая ее ярость, угрожая любому, кто представлял угрозу. Паника начала спадать, когда восторженные глаза всего Рима увидели, что два тела на арене зашевелились…

Дерек тяжело поднял с себя едва живого Криса. Под собственным весом его тело ровно упало на выставленный меч Волка, ранив обоих. Крис бился в крупной горячечной судороге, его рана была открыта и плоть разорвана криво вошедшим лезвием, а кровь медленно текла, питала одежду и песок, покидая тело. Дерек схватил его, пытаясь пережать ранение, позвать на помощь, но арена была усеяна трупами и требухой убитых. Немой крик сорвался с губ «благородного сына», когда, шипя от боли, кашляя от собственной крови, Крис вцепился уже не сгибающимися пальцами, перепачканными кровью и грязью, в плечи Дерека.

Питер с удивлением смотрел на арену.

– Знаешь, ведь это я убил дочь Криса, чтобы он потребовал мести. Я велел ему убить Дерека в наказание тебе, а Волку сказал убить твоего первенца. Иронично, не правда ли – смотреть, как оба твоих сына умирают на твоих глазах?

Джерард завалился на спинку своего кресла, пытаясь что-то сказать, но на арену уже выбежала стража. Двое юных солдат под руки оттащили Дерека от еще живого Криса.

– Дерек, Дерек, это мы, не шевелись, – Скотт и Стайлз держали его и не подпускали остальных стражников к раненому.

Джерард слепо смотрел на арену и почему-то бурлящее смеялся. Питер, озадаченный предсмертной судорогой, поджал губы.

– Рим! Слушай меня! Твой император мертв, его сыны погибли! Теперь я твой император, кричи же мое имя! – Толпа в ответ на речь Питера неистово зашумела. Был ли это страх, восхищение или освобождение– не важно. И Джерард смеялся вместе с толпой, медленно умирая.

– Знаешь, меня забавляет, что ты смеешься, понимая, что если я достану спицу, ты сразу умрешь. Ты уже парализован, а все равно…

– Дерек… Де-реееек…

Император, умирая, шептал одно имя.

– Он мой… второй… второй…

Питер в ужасе отшатнулся. Все встало на свои места.

Скотт пытался удержать вырывающегося Дерека, но это было почти невозможно. Волк увидел плоды своих действий, слышал беснующуюся толпу и обезумел от речи Питера, верного советника его отца. Отца. Императора.

– Дерек, спокойно, подожди! Дерек, ты не «благородный сын», ты истинный второй сын Джерарда! – Стайлз надрывно цеплялся за плечи воина и хлестал его по щекам, пока не докричался до него. – Дерек! Ты второй сын! Вас подменили по указу Джерарда, чтобы уберечь тебя от покушения, Дерек! Ты законный наследник!

Питер резко вытащил спицу из шеи Джерарда. Император пал также бесславно, как падают рабы, ноксии, простой люд, когда их тело покидает жизнь. Новый Император подошел к краю балкона и поднял руки, заставив одуревшую от духа смерти толпу замолчать.

– Граждане Рима! Наш любимый император не оставил наследников, все они погибли, кто-то в бою, кто-то во сне. Они отдали свои души Богам. Они отдали славу и власть в наши руки, чтобы мы справедливо несли суд и вершили его! Теперь я поведу вас вперед, чтобы отплатить долг Риму и славному Императору Джерарду! Поднимись Рим, мы будем расти и процветать!

Дерек слепо смотрел на Питера, слыша, как беснуется неудержимая толпа, сдерживаемая грозной стражей, убивающей любого, кто воспротивится гласу нового Императора.

– Что касается тебя, «благородный сын» Дерек, – обратился к нему Новый Император с балкона, когда толпа замолчала. – Я дам тебе совет. Человек должен склониться перед своей судьбой… или падет под ее ударами.

Толпа взорвалась новым криком. Они голодно, наперебой кричали, звали победителей, императора, нового правителя и Волка, оглушая, кажется, весь мир, замерший перед величием и жаждой Рима. Питер с елейной ухмылкой развернулся и удалился с балкона.

Законный наследник и узурпатор.

Громкий звериный то ли рев, то ли рык наполнил арену. Толпа, весь Рим, дико, восторженно и возбужденно отозвался на зов их истинного вожака.

Это еще не конец.

Да будет битва. Да будет песок Рима обагрен кровью!

Кровь и песок!

@темы: волчонок, teen wolf, ВФБ

---

Кончилась ВФБ, я плакать

Вот и все, вот и кончилось теплое лето.
Вот и все, расставаться всегда тяжело.
Расставаться с памятью о чуде,
Зная, что его уже не будет.
И ты плачешь, а дождь за окном,
И ты плачешь, а детство прошло.

Прослушать или скачать Андрей Державин Не плачь, Алиса бесплатно на Простоплеер
#упрт

Ну вот и закончилась ФБ по весне, закончилась, а расставаться так не хотелось с такой милой, чутка упоротой командой. Все они такие няш-мяш, что на душе становится тоскливо, мол, не работать нам уже как прежде, братки... #грустьуныниетлен и капелюшечка дарка.
ФБ - очень необычный опыт, признаться честно, особенно, когда надо что-то писать, а у тебя задница онемела настолько, что можно орехи колоть, если вы понимаете о чем я . Но я старался. Я даже во всех квестах чот поделал. Ну гет был для меня особенно непреодолимым, ибо канон меня не оч впечатляет, а то, что нравится - уж слишком на любителя.

Хотелось бы выразить благодарность My_New_Dream, нашему кэпу, который неустанно пинал нас на подвиги и чесал пузико, Peach Tree, за то, что человек рисковал своим зрением и психическим здоровьем, когда вычитывал мои тексты, Санри, за прекрасные тексты и вдохновенные отзывы, .Тапка., наш упоротый артер с конем, который рисовал точно не знаю, кто из них шикарные вещи, которые я себе обязательно сохраню.
Эта команда, эти люди научили меня очень многому, спасибо им большое

@темы: осторожно, волчонок, душевное излияние номер раз

---

кто бы мог подумать: я участвую впервые (!) в ФБ! не знаю, можно ли меня выпускать к людям с моими работами без намордника, но посмотрим какие плоды принесут мои старания и что скажут потенциальные читатели

хорошо, что работы будут выкладываться анонимно - в случае провала я всегда могу поплакать в углу и сказать, что это не мое
как говорится, "если вы уронили достоинство, сделайте вид, что оно не ваше"

рассуждения вслух многобукоф

Вообще, такое поведение мне не свойственно - я не привык идти и делать что-то, что не делал раньше, ведь вероятность зафейлиться слишком велика, особенно в моем случае. если учесть мою репутацию - человека катастрофы, мастера по созданию эпичных и неловких моментов, то вероятность не просто 100%, а все 146%, если вы понимаете о чем я
Думаю, что такой вид работы ака переключения мне поможет завтра написать второй ГОС, ибо это какое-то моральное изнасилование: вроде бы понимаешь, что ничего уже не можешь сделать, тебя "завалили", но и удовольствие получать - сомнительно-сомнительно
Вот и думай, что же делать и как тебе быть. Надеюсь, все обойдется.

Пока я очень переживаю о первой битве и моем там участии. Это незабываемый опыт, ценный! Секрет в том, что команда великолепная, а люди - один другого краше, все вежливые, чутка упоротые, но очень ответственные и работоспособные Уверена, что мне повезло. Надеюсь, опыт будет более, чем просто положительный

@музыка: André Rieu – Romance anonyme

@темы: OMG, плевок в неизвестность, рассуждение и его последствия

---

Обладатель «Оскара» Сэр Энтони Хопкинс, прежде чем стать актёром, был музыкантом. 50 лет назад он написал вальс, но был слишком застенчив, чтобы представить его. Пока не встретил датского скрипача André Rieu.

это воистину великолепно. мое вдохновение и сокровище

@темы: эстетика, энтони хопкинс, hannibal, ганиибал

---

16.04.2014 в 03:00

Пишет  Ckotya:

Узнайте, кто вы из оборотней и как победить своих врагов

Ваше имя Вы ... Кора Хейл При виде старшего брата ваши враги самоустранятся в радиусе нескольких миль. Но будьте осторожнее: суровый взгляд и острые клыки способны спугнуть и поклонников.

все гадания на aeterna.qip.ru

Для прикола решил тоже пройти тест и вот что получилось...

Узнайте, кто вы из оборотней и как победить своих врагов

Ваше имя Вы ... Питер Хейл Всегда найдется враг ловчее и коварнее, используйте фактор внезапности и действуйте в своих интересах. В конце концов, восстать из мертвых – не такая уж и проблема для вас.

все гадания на aeterna.qip.ru

самое трешовое в этой ситуации то, что мои друзья действительно видят во мне сходство с этим крипи-дядюшкой

@темы: OMG, волчанка, волчонок

---

профи vs выпендрежников

когда спор ведут "читавшие что-то" и "специалист"

@темы: психология

---

Golden Suricate

@темы: OMG, угар, Golden Suricate, Suricate

---

i'm a cannibal

настолько прекрасно, что ржал, как конь

@темы: hannibal

---

тот неловкий момент...

когда читатель с фикбука так реагирует на твой ответ

я очень-очень польщен и растерян. так неловко и одновременно приятно, что внутри все переворачивается!
наверное, не зря работаешь, стараешься, кто-то это замечает. безумно приятно, когда люди понимают тебя
люблю своих читателей

@темы: OMG, лавки-скамейки

---

Профессиональные нычки

Речевые манипуляционные трюки
В случае подобного воздействия запрещается применять методы прямого информационного воздействия, сказанные в приказном порядке, подменяя последние просьбой или предложением, и одновременно применяя следующие словесные трюки:
1) Трюизмы.

В этом случае манипулятор произносит то, что есть в действительности, но на самом деле в его словах скрыта обманная стратегия. Например, цыганка желает продать в безлюдном месте товар в красивой упаковке. Она не говорит: «купите»! А говорит: «Ну и холод! Отличные, очень дешевые свитера! Все покупают, нигде таких дешевых свитеров не найдете!» и вертит в руках пакеты со свитерами.

Как отмечает академик В.М. Кандыба, такое ненавязчивое предложение покупки, больше обращено на подсознание, срабатывает лучше, так как соответствует истине и проходит критический барьер сознания. Действительно «холодно» (это уже одно бессознательное «да»), действительно пакет и узор свитера красивы (второе «да»), и действительно очень дешево (третье «да»). Поэтому без всяких слов «Купите!» у клиента рождается, как ему кажется, самостоятельное, им самим принятое решение купить по дешевке и по случаю отличную вещь, часто даже не разворачивая пакета, а только спросив размер.

2) Иллюзия выбора.

В этом случае как вроде бы в обычную фразу манипулятора о наличие какого-либо товара или явления вкрапливается какое-то скрытое утверждение, которое безотказно действует на подсознание, вынуждая выполнять волю манипулятора. Например, вас не спрашивают, будете вы покупать или нет, а говорят: «Какая вы симпатичная! И это вам подходит, и эта вещь отлично смотрится! Какую будете брать, ту или эту?», и цыганка с симпатией смотрит на вас, как будто вопрос, что вы эту вещь покупаете, уже решен. Ведь в последней фразе цыганки содержится ловушка для сознания, имитирующая ваше право на выбор. Но на самом деле вас обманывают, так как выбор «купить — не купить» заменен на выбор «купить это или купить то».

3) Команды, скрытые в вопросах.

В подобном случае манипулятор свою команду-установку скрывает под видом просьбы. Например, вам надо прикрыть дверь. Вы можете кому-то сказать: «Идите и закройте дверь!», но это будет хуже, чем если ваш приказ оформить просьбой в вопросе: «Я вас очень прошу, вы не могли бы прикрыть дверь?» Второй вариант срабатывает лучше, и человек не чувствует себя обманутым.

4) Моральный тупик.

Данный случай представляет собой обман сознания; , спрашивая мнение о каком-либо товаре, после получения ответа задает следующий вопрос, в котором заключена установка на выполнение действия, необходимого манипулятору. Например, продавец уговаривает не купить, а «только попробовать» свой товар. В этом случае мы имеем ловушку для сознания, так как ему ничего опасного или плохого вроде не предлагается и вроде полная свобода любого решения сохраняется, но на самом деле достаточно попробовать, как продавец задает сразу другой хитрый вопрос: «Ну, понравилось? Понравилось?», и хотя речь вроде идет об ощущениях вкуса, но на самом деле вопрос звучит: «Будете покупать или нет?» А так как вещь объективно вкусная, то вы же не можете на вопрос продавца сказать, что она вам не понравилась, и отвечаете, что «понравилась», тем самым как бы давая невольное согласие на покупку. Тем более что как только вы отвечаете продавцу, что понравилась, как тот, не дожидаясь других ваших слов, уже взвешивает товар и вам как бы уже неудобно отказаться от покупки, тем более что продавец отбирает и накладывает лучшее, что у него есть (из того, что видно). Вывод — надо сто раз подумать, прежде чем принять как вроде бы и безобидное предложение.

5) Метод Штирлица.

Так как человек в любом разговоре лучше запоминает начало и конец, необходимо не только правильно войти в разговор, но и нужные слова, которые объект манипуляций должен запомнить — поставить в конец разговора.

6) Речевой трюк «три истории».

В случае подобного приема осуществляется следующий прием программирования психики индивида. Вам рассказывают какие-то три истории. Но необычным образом. Сначала вам рассказывают историю № 1. Но в середине прерывают, и начинают рассказывать историю № 2. На середине и ее прерывают, и начинают рассказывать историю № 3, которую рассказывают полностью. Затем манипулятор досказывает историю № 2, а после и завершает историю № 1. В результате подобного метода программирования психики, история № 1 и № 2 — осознаются и запоминаются. А история № 3 быстро забывается и неосознается, а значит, оказавшись вытесненной из сознания, помещается в подсознании. Но вот суть-то в том, что как раз в историю № 3 манипуляторы заложили инструкции и команды для подсознания клиента, а значит можно быть уверенным, что через время этот человек начнет выполнять введенные в его подсознание установки, но будет считать что они исходят от него. Введение информации в подсознание — надежный способ программирования индивида на выполнение установок, необходимых вам (манипуляторам).

7) Иносказание.

В результате подобного воздействия обработки сознания, нужная манипулятору информация скрыта среди истории, которую манипулятор излагает иносказательно и метафорично. Суть в том, что как раз скрытый смысл и есть мысль, которую решил заложить манипулятор в ваше сознание. Причем, чем ярче и живописнее рассказана история, тем легче подобной информации обогнуть барьер критичности, и внедрить информацию в подсознание. Позже эта информация «начнет работать» зачастую как раз в момент, наступление которого или было заложено изначально, или был заложен код, активируя который манипулятор каждый раз добиваться необходимо эффекта.

8) Метод «как только… то…».

Достаточно любопытный метод. Вот как описывает его В.М. Кандыба: «Прием «как только... то...» Этот речевой прием-трюк заключается в том, что гадающая, например цыганка, предвидя какое-либо наверняка предстоящее действие клиента, говорит, например: «Как только вы увидите свою линию жизни, то сразу поймете меня!» Здесь подсознательной логикой взгляда клиента на свою ладонь (на «линию жизни») цыганка логически присоединяет наращивание доверия к себе и всему тому, что она делает. При этом цыганка ловко вставляет ловушку для сознания концом фразы «сразу поймете меня», интонация которой обозначает другой, скрытый от сознания настоящий смысл — «сразу согласитесь со всем, что я делаю».

9) Рассеивание.

Метод достаточно интересный и эффективный. Заключается он в том, что манипулятор, рассказывая вам какую-то историю, выделяет свои установки каким-либо способом, нарушающим монотонность речь, ставя в т.ч. и т.н. «якоря» (если помним некоторые приемы, описанные нами раннее). Выделить речь возможно интонацией, громкостью, прикосновением, жестами и т.п. таким образом подобные установки как бы рассеиваются среди других слов, из которых состоит информационный поток данной истории. А в последствии — подсознание объекта манипуляций будет реагировать только на эти слова, интонации, жесты и проч. Кроме того, как пишет академик В.М. Кандыба, скрытые команды, рассеивающиеся среди всего разговора, оказываются очень эффективными, и срабатывают намного лучше, чем высказанные иным образом. Для этого надо уметь говорить с выражением, и подчеркивать — когда требуется — нужные слова, умело выделять паузы, и проч.

В.М. Кандыба выделяет следующие способы манипулятивных воздействий на подсознание с целью программирования поведения индивида:

«Кинестетические способы (самые эффективные): прикосновение к руке, прикосновение к голове, любое поглаживание, похлопывание по плечу, пожатие руки, прикосновение к пальцам рук, наложение кистей на кисти клиента сверху, взятие кисти клиента в свои обе кисти и др.

Эмоциональные способы: повышение эмоции в нужный момент, понижение эмоции, эмоциональные восклицания или жесты.

Речевые способы: изменение громкости речи (громче, тише); изменение темпа речи (быстрее, медленнее, паузы); изменение интонации (повышение-понижение); сопутствующие звуки (постукивания, пощелкивания пальцами); изменение локализации источника звука (справа, слева, сверху, снизу, спереди, сзади); изменение тембра голоса (императивный, командный, жесткий, мягкий, вкрадчивый, протяжный).

Визуальные способы: мимикой, расширением глаз, жестикуляцией рук, движениями пальцев рук, изменением положения тела (наклоны, повороты), изменением положения головы (повороты, наклоны, подъемы), характерной последовательностью жестов (пантомимикой), потиранием собственного подбородка.

Письменные способы. В любой письменный текст можно с помощью техники рассеивания вставить скрытую информацию, при этом нужные слова выделяют: размером шрифта, другим шрифтом, другим цветом, абзацным отступом, новой строчкой и др.».

10) Метод «старой реакции».

Согласно данному методу необходимо помнить, что если «в какой-то ситуации человек сильно реагирует на какой-либо раздражитель или стимул, то если спустя некоторое время этого человека вновь подвергнуть действию этого раздражителя или стимула, автоматически сработает старая реакция, хотя условия и ситуация могут значительно отличаться от той, в которой реакция проявилась впервые. Классический пример «старой реакции» — это когда на гуляющего в парке ребенка неожиданно напала собака. Ребенок сильно испугался и в последующем в любой, даже самой безопасной и безобидной, ситуации при виде собаки у него автоматически, подчеркиваю — бессознательно и автоматически, возникает «старая реакция»: страх.».

Кроме того, реакции бывают различные (болевые, температурные, кинестетические (прикосновения), вкусовые, слуховые, обонятельные и т. п.); поэтому по механизму «старой реакции» необходимо выполнить ряд основных условий:

а) Рефлектативную реакцию следует по возможности несколько раз закрепить.

б) Применяемый раздражитель должен по своим характеристикам максимально совпадать с раздражителем, примененным в первый раз.

в) Лучшим и более надежным является комплексный раздражитель, использующий реакцию нескольких органов чувств одновременно.

Как уговаривать людей
Многие из нас умеют неплохо уговаривать других людей. Мы владеем навыками уговора иногда даже неосознанно, так как нуждаемся в них каждый день.
Вот несколько рекомендаций:

1.Будьте интеллигентными. Перед тем, как начать просить о чем-то и уговаривать, вежливо поинтересуйтесь, есть ли время у собеседника выслушать ваше обращение. Вы покажете ему, что уважаете его и считаете занятым деловым человеком.

2.Говорите красиво. Ваш разговор способен околдовать любого, если ваши высказывания будут красивыми, необычными и интересными. Наша психология работает так, что красноречивому и даже немного нахальному оратору тяжелее отказать в его просьбе. Добавьте в ваш лексикон побольше таких слов: «Пожалуйста», «Извините за беспокойство», «Благодарю вас». Если вы уже добились своего, не забудьте выразить благодарность, иначе в следующий раз вам откажут в содействии.

3.Чаще улыбайтесь. Проявите свою харизму, улыбайтесь, поддерживайте веселое настроение у окружающих и у себя. Когда люди будут в хорошем настроении, вы сможете добиться от них чего угодно, потому что они выслушают вас с удовольствием и, вряд ли задумываясь над истинным смыслом ваших слов, примут вашу точку зрения.

4.Сделайте услугу. Перед тем, как уговаривать людей, сделайте что-нибудь для них. Они будут чувствовать, что должны вам и просто не смогут отказать в просьбе. Возьмите себе за правило делать хорошие поступки, ведь добро всегда возвращается.

5.Заразите идеей. Внушите собеседнику, что ваша идея уникальна, интересна и полностью соответствует его личным интересам. Так вы привлечете непосредственное внимание оппонента.

6.Удивляйте. Нельзя быть полностью очевидным и предсказуемым в своих уговорах. Пытайтесь сделать так, чтобы люди даже не догадывались, что вы ведете их к исполнению своих желаний.

7.Не бойтесь говорить правду. В наше время искренность удивляет и поражает. Если вы понимаете, что уговорить человека не удается, признайтесь ему, что хотите удовлетворить исключительно свои интересы. Скорее всего, он просто опешит от такой неожиданности и сделает то, что вы просите.

8.Умейте остановиться. Если видите, что надоели собеседнику и ему станет скучно, прекратите уговоры, иначе ваша назойливость ни к чему не приведет.

так сказать, капелюшечка профессионального юмора

@темы: манипуляции, осторожно, психология

---

это настолько великолепно, что оставлю это здесь

16.03.2014 в 21:59

Пишет  HoneyMonsterNoNo:

не знаю какая гифка меня больше завораживает 1 или 3 =)))

17.03.2014 в 00:38

Пишет  ajida:

Эти гифки с Тайлером не отпускают

а еще понравилось как какой-то чувак на тумбе писал "это прямое доказательство, что мы находимся в матрице и только избранный Тайлер может подчинить её себе!!!"

@темы: Tyler Hoechlin, Тайлер Хэклин, Тайлер Хехлин, Tyler Lee Hoechlin, Тайлер Хёхлик

---

Нелюбимые. Глава 2

Название: Нелюбимые
Фендом: Волчонок
Пэйринг: Дерек Хейл/Стайлз Стилински
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Hurt/comfort
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Кинк

Описание: Дерек знает, что Стилински влюблен в него, но Хейлу нравятся девушки.
Конечно, он благодарен парню в красной худи за помощь, настоящему члену стаи, он его защищает, но не любит. И Стайлз это знает, каждый раз чувствуя вину за свою любовь к Хейлу.

Глава 2. Читать дальше...

Месяц спустя.

Стилински задумчиво смотрит в нижнее окно на экране монитора, где сейчас загружался сигнал от веб-камеры Скотта, попутно клацая по клавишам и забивая в поисковике тему доклада на пару к Финстоку. Семь вкладок браузера почему-то замигали и попутно обновились, но Стайлз, читая страницу за страницей и ожидая связи с МакКоллом, успел открыть еще около десяти окон. Диалоговое окно скайпа обновилось и прогрузило видео-картинку, где Скотт что-то искал в стопке бумаг перед собой.

- Привет, чувак, - задорно отозвался Стилински, махнув рукой другу. Камера чуть подтормаживала, но это не мешало парню открывать новые и новые вкладки. – Что потерял?

- Ищу утвержденный лист согласования с темой и подписью Финстока. Он пропал. Финсток меня точно убьет, - запричитал Скотт, чем вызвал сочувственную улыбку у Стайлза, который со своим листом согласования носился, как с писанной торбой.

- Уверен, что ты прав. По крайней мере, ты умрешь, как звезда лакросса, скорее всего от компрессионных переломов под каким-нибудь «големом» из команды «Rebels». Я буду скучать, чувак, - МакКолл с обидой и едва сдерживаемым смехом от трагичности сказанного посмотрел на улыбающегося Стилински и смирился с «участью».

- Ты как?

Стайлз на несколько секунд замер, не находя слов для ответа на такой странный и одновременно простой вопрос.

- Стайлз? Камера заглючила?

- Нет-нет, все в порядке. Я в порядке, - парень слабо улыбнулся и махнул рукой, поймав беглый сомневающийся взгляд Скотта. – Все нормально, чувак, почему у меня должно быть что-то не так?

МакКолл замялся.

- Дерек, – неуместная пауза, которая, кажется, тянулась целую вечность. - Ситуация не меняется, хоть ему и стало лучше, гораздо лучше, чем было. И хоть Хейл попал в жестокую передрягу с теми охотниками, ты в последний месяц выглядишь, словно…

- Словно выхаживаю больного питомца? – Стилински горячечно затараторил, пытаясь скрыть волнение, глубоко вдохнул и асимметрично ухмыльнулся. – Я плохо сплю, чувак, мне снятся кошмары, я просыпаюсь в ужасе на влажных от пота простынях. Порой я кричу. Отец беспокоится… Но я справляюсь, как могу, Скотт. Все будет в порядке.

Слабая улыбка Стилински не сняла груза сомнения с плеч МакКолла. Скотт беспокойно перебирал листочки на столе, пытаясь занять руки.

- Может, сегодня, я заменю тебя?

- Нет, все нормально, Скотт, правда. Сегодня моя ночь, моя очередь, я уже составил план-график на следующий месяц и …

- Стайлз, - МакКолл осторожно позвал Стилински, который тараторил без умолку, а затем замолчал, внимательно глядя на друга. – Чувак, я волнуюсь за тебя. Будь в порядке, хорошо? Для меня, ладно?

Стайлз ухмыльнулся, кивнул, безмолвно попрощавшись с другом и отключив скайп, встал со своего кресла и потянулся к портфелю, куда скинул пару учебников и пакет с лекарствами от Дитона.

* * *

Этот месяц был тяжелым для стаи. И особенно тяжелым для Стайлза. Он дежурил в первую неделю практически каждую ночь, не объясняясь с шерифом, убегая из дома, оставляя отца одного, наедине с волнением и догадками. Позже Стилински-старший узнал от Мелиссы, что Скотт таскает медикаменты из аптечки, из больницы - списанные по неправильным рецептам обезболивающие препараты и витамины. Их догадки стали приобретать реальные черты, когда шериф нашел у Стайлза окровавленные футболки в корзине для стирки, бумажные пакеты с какими-то лекарствами и ампулами от доктора Алана Дитона, ветеринара, у которого подрабатывал Скотт. Только под давлением Стайлз признался, что все они помогают восстановиться Хейлу, Дереку Хейлу. На крики и угрозы отца отвести человека в больницу, Стилински только глухо отрицательно мотал головой. Стоило шерифу услышать, что в Хейла стреляли из незарегистрированного оружия, которое было приобретено через посредников, а стрелявшие – «охотники» из соседнего штата, как мужчина на несколько минут замолчал, похлопал сына по плечу и пообещал помочь, если что-то пойдет не так. Теперь ни Стилински-старший, ни Мелисса не задавали вопросов.

Этот месяц был пугающим для стаи. И особенно пугающим для Стилински. У Дерека чаще стали случаться приступы, когда он был без сознания. Держа на руках крепкое, но разбитое тело Хейла, Стайлз закусывал губы и смотрел, как Дитон или Скотт делают очередную инъекцию в исколотые руки Дерека, исколотые до синяков и крупных проколов с подтеками в одном и том же месте… Стилински дрожал, боролся сам с собой, но вновь и вновь проходил все с самого начала, по одному и тому же маршруту: школа, курсы, дом, аптека или супермаркет, лофт Хейла, редко – возвращение домой на ночевку. Своими руками парень отстирывал плотные бинты от сукровицы и гноя от воспаленных, еще открытых, пульсирующих болью, ран, затирал кровь, измерял температуру и поил Дерека. Стая не оставалась глухой, но она заходила все реже, чувствуя вину и боль, от которой беты сходили с ума, не в силах находится близ стенающего в немом стоне, надрыве, Альфы. Стилински чувствовал себя виноватым наравне с ними. Почему он не знал, что Хейл ввяжется в передрягу с чужаками-охотниками? Почему был один? Почему Стайлз узнал обо всем самым последним?

Этот месяц был напряженным для стаи. И особенно напряженным для Стайлза. Хейл боролся. Дитон порой искусственно, с помощью трав и настоев, запускал процессы регенерации, но даже это действие было временным. Просто потому что у оборотня быстро вырабатывалось привыкание, а большие дозы могли навредить. Обезболивающие препараты и витамины медленно, но верно помогали запускать процессы естественного восстановления человеческого тела, однако, такого рода поддержание жизни опасно для здоровья. Питер был еще одним «человеком», который постоянно заглядывал в лофт, чаще других сменял Стайлза и Скотта, собственноручно, с огромной болью и тяжкой ответственностью помогал вправлять переломы под шефством Алана Дитона, чтобы они быстрее заживали во время стимуляции препаратами через инъекции процесса регенерации тканей телом оборотня. У Дерека случалось острые горячечные приступы, жар… В те ночи Стилински всегда подменял других и оставался сам с Хейлом, пристыженный собственной виной, что он более ничем не может помочь, меняя раз за разом холодные компрессы. Стая поочередно вытягивала боль Альфы, и только тогда Дерек спокойно засыпал. В такие моменты он не мог говорить от слабости, но все понимали, что он своеобразно благодарен, как обычно хмуро, но искренне.

Только сейчас Хейл начал сам приходить в сознание, «просыпаться», а не под воздействием медикаментов; мог самостоятельно сесть, передвигаться на небольшие расстояния с чьей-то помощью. С каждым днем ему становилось гораздо лучше, но прошлое давало о себе знать в виде слабых симптомов ретроградной амнезии, головокружения, тошноты и слабости. Требовалось все меньше усилий по уходу, медикаментов и прочих лекарств. Альфа шел на поправку.

Теперь стая гораздо спокойнее сносила происшедшее. И особенно Стилински. Буквально каждый вечер компания огалделых разнузданных подростков с вредной едой и кучей дисков заваливалась к Дереку и развлекала его. Хоть хмурый хозяин лофта и пытался их всячески спровадить, присутствие стаи рядом гораздо облегчало его состояние. Хейл все чаще злился. А это говорило о скорейшем выздоровлении, как утверждал Стайлз, способный буквально классифицировать и ранжировать каждую гримасу Дерека в минуты гнева, вплоть до его привычного выражения лица. Хейл все чаще апеллировал агрессией к оказанию помощи, не желая терпеть нянек рядом, а также общество язвительного Питера, вообразившего себя любящим «папашей». Стая вместе со своим Альфой постепенно переживала прошлое.

Дерек не промолвил и слова о том, что произошло тогда, в тот злополучный день. Никто из стаи не представлял себе, что могло случится в тот день и в ту стычку; даже всезнающий Питер Хейл пожимал плечами, выразительно разводил руки в стороны. Дитон посоветовал не спрашивать ничего, что стая безмолвно согласилась сделать. Быть может из уважения к вожаку, а быть может из страха знать правду. Стилински на какой-то момент было все равно, но парень не мог отказаться от ощущения постоянной тревоги, которая преследовала по пятам и ужасала вероятностью повторения произошедшего… Дерек без сознания, в крови, с перебитыми костями, пропитанный грязью и потом, страхом. Стайлз закусывает губы и отворачивается, отрицает, хоть и понимает умом, что если Альфа выжил, они придут, чтобы завершить начатое…

Снова.

* * *

- Я купил пару бургеров, луковые кольца и нагетсы. И это все для меня, тебе Дитон сказал есть салаты и здоровую пищу, лучше жидкую, поэтому я … Оу, ты только проснулся? Я тебя разбудил? – Затараторил Стилински, демонстрируя пакет с едой высоко над головой и прямо с порога, попутно раздеваясь на ходу, кидая портфель на стул рядом с журнальным столиком, что стояли перед диваном Хейла. – Выглядишь как обычно… хмуро. Но лучше. Хочешь чего-нибудь?

Дерек отрицательно покачал головой, с усилием сдерживаясь от болезненного гортанного рыка, когда самостоятельно сел. Стилински внимательно проследил за каждым его движением, а когда Хейл покосился на немигающего, таращившегося во все глаза, Стайлза, парень вздрогнул и прошел к стулу. Устроившись как можно вальяжнее на неудобном сидении, Стилински вытащил из портфеля чистые бинты и пакет с лекарствами. Альфа демонстративно поморщился.

- Чувак, твои бинты и майка снова запачкались. Давай я сменю повязку, - тихо предложил Стайлз, исподлобья глядя на Хейла. Дерек ничего не ответил, лишь одернул плечом, впиваясь взглядом в закостенелого от неловкости Стилински, переминающегося сидя на стуле. – Я-я, помогу тебе снять майку, подожди.

Подросток быстро столкнул с колен портфель и встал с места, неловко подходя к Альфе, который не двигаясь, продолжал наблюдать за каждым движением Стайлза. Стилински аккуратно взялся за низ майки и медленно потянул ее вверх, избегая прикосновений к бинтам и ране под ними. Дерек поднял руки, и одним слитным движением парень снял с него испачканную майку, а затем булавку с конца плотных бинтов, которые были обмотаны вокруг раненой груди Хейла. Встав на колени перед Альфой, Стилински, молча и сосредоточенно, сматывал бинты с его груди, снимая их аккуратно, друг за другом, пока не дошел до полузажившей рваной раны со стороны сердца. Стайлз тихо глубоко вдохнул и потянулся к краю разрывов тканей, но Дерек перехватил его руку за запястье.

- Точно, мазь, - сглотнув, пробормотал Стилински и метнулся назад, к пакету от Дитона. Зеленоватая холодная жижа пахла отвратительно, но была очень полезна, если верить словам ветеринара. «Питомец» хмуро смотрел на парня перед ним, ожидая действий. Стайлз обмакнул в жидкость из баночки пальцы и прикоснулся к краям раны, коросте из сукровицы и крови на ней. Хейл зашипел, втягивая воздух сквозь плотно сжатые зубы, прикрывая глаза и отворачиваясь в сторону. Почувствовав дрожь на кончиках пальцев, которые касались болезненной раны на груди Дерека, Стилински взволнованно покосился на Альфу. Он не мог медлить и мучить его, поэтому, закончив с лекарством, Стайлз, продолжая тяжело вдыхать и нервно облизывать губы, наклеил на рану широкий пластырь, взял в руки ленту бинта, чтобы зафиксировать его положение. Разматывая бинт круговыми движениями, начиная с низа спины, парень поднимался выше, фиксируя каждый оборот, ход бинта по телу. – Синяки почти сошли, – неуместная фраза, кажется, звенела в глухой, немой комнате, где были двое. Наложив бинт до надплечья, Стайлз, от неловкости окостенело, приобнял Хейла, выводя конец широкого бинта со спины через правое плечо и закрепляя булавкой на груди к ленте бинта. – Вот и все. Дитон обещал заглянуть в конце недели, осмотреть тебя, но даже так я могу сказать, что совсем скоро ты поправишься.

Дерек молча кивнул. Стилински поерзал на месте у ног Хейла, после чего неловко выпрямился и как-то коряво шарахнулся в сторону из-за затекших икр, после чего попытался примоститься на все таком же неудобном стуле.

- Спасибо. – Буркнул Дерек едва слышно, отвернувшись куда-то в сторону.

Стайлз победно ухмыльнулся, скрывая, что у него прижгло щеки румянцем.

- Не знал, что ты умеешь благодарить, - заулюлюкал довольный своей работой и похвалой Дерека Стилински, сглатывая и с трудом удерживая себя, чтобы не пялиться на Хейла без майки. – Да ладно тебе, чувак, не буду надоедать, мне нужно еще кучу домашки сделать, чтобы Харрис и Финсток меня не расчленили прилюдно. – Стайлз что-то озабоченно искал в портфеле, после чего, не прошло и минуты, как он «очнулся» от своего занятия. – Хочешь чего-нибудь? Может пить? Я, кстати, купил минералки и соки, не знал, что ты любишь больше, поэтому консультанты в супермаркете смотрели на меня, как на идиота, но я …

- Не нужно ничего.

Стайлз замолчал и как-то неловко кивнул.

Любовь. Понятие амбивалентное, способное дарить и наслаждение, и агонические страдания. Понятие относительное и многогранное, ведь чувство чувству рознь. Любовь не исключительно взаимна: взаимная любовь – это совсем другое понятие, отличное от строк, написанных в «наркотическом» бреду под воздействием концентраций допамина, серотонина и норадреналина, вызывая волнение и ощущение удовольствия, и фенилэтиламина, повышающего уровень возбуждения. Настоящий коктейль из гормонов, подкрепляемый психологической «зависимостью» и раскрытию эротических паттернов поведения на двуспальных кроватях любовниками.

Безответные чувства сбивают с толку.

Человека окружают стереотипные реакции: вопросы, подразумевающие и требующие ответ, приветствия и обязательные прощания, и пресловутая любовь, которая в сознании человека обязует «вторую половинку» подчиниться чувству, в противном же случае – сбежать. Безответные чувства потому и деструктивны, ведь они, внутренне, в сознании, подчиненные стереотипу, сопротивляются упрощенному решению.

Безответное чувство разрушает изнутри одного, но убивает эта любовь обоих.

Дерек не понимает Стайлза, не понимает его чувств. Обязанный этому слабому, но самоотверженному парню, Хейл путается в своем отношении к нему. Этот улыбчивый, шумный, деятельный и вдумчивый парень провоцирует его, заставляет Дерека думать о нем, спасать его, а теперь они словно поменялись местами. Альфа не может быть уязвимым, но реальность обставила все иначе. И это потакает внутренним противоречиям.

Дерек обязан Стайлзу жизнью.

Дерек знает, кто ухаживал все это время за ним больше всех, не щадя себя и своих сил; кто стирал с его кожи пот и грязь, помогал принимать лекарства и пищу, кто не спал, когда у него был жар; кто глухо всхлипывал в страхе не за свою жизнь, когда нужно было собственными руками прочистить и промыть инфицированную воспалением рану, вырезать мертвую плоть, чтобы живые ткани, могли затянуться.

Дерек обязан Стайлзу жизнью, но Хейл не любит его.

И Стилински знает это.

Хейл хмурится, отирает ладони о колени, чувствуя, как твердая шершавая джинса от трения распаляет тепло по коже. Он не смотрит на растерянного Стилински, что сейчас сидит перед ним, не зная, за что схватиться, и Дерек ненавидит себя за это. Он не может полюбить его в благодарность, не может, ведь Стайлз все прекрасно поймет… Стайлз, Стайлз Стилински, мягко улыбнется, виновато и сдержанно, быстро засобирается и уйдет. И Хейл понимает, что страх остаться одному все реальнее, вот только Стилински не оставит его, даже если не будет рядом.

Дерек обязан Стайлзу жизнь, но Хейл ненавидит себя за это.

И Стилински знает это.

- Мне нужно в туалет.

После долгого молчания Альфа вновь заговорил, переглянувшись со встрепенувшимся от неожиданности Стайлзом. Сбито кивнув, парень встает со стула и аккуратно помогает встать Дереку. Хейл опирается на плечо этого хилого с виду, но сильного парня и они медленно идут к совмещенной ванной комнате на первом этаже лофта. Каждое движение отдается, словно фантомной болью по телу, которая появляется ниоткуда и пропадает в никуда, оставляя только терпкий пульсирующий след в мышцах. Стилински не жалуется, молча пыхтит себе под нос и не поднимает голову, чтобы не смотреть на Хейла. И Дерек чувствует, как вина и сомнения гложут его изнутри.

Дверь Стайлз умудряется открыть ногой, даже неся на своих плечах такой «крест». Он вначале аккуратно проводит Хейла в двери, потом заходит сам. Они уже сотню раз проходили это, даже когда у Дерека были перебита ключица и кости правой, ведущей, руки; когда он был буквально беспомощен. Альфа приваливается правым плечом на холодную стену узкой ванной комнаты напротив дверного проема. Стилински чуть наклоняется и протягивает руку к джинсам Дерека, тянет за конец ремня, и тут сознание Хейла обжигает острой виной и отвращением.

Резкий сильный толчок. Стайлз по инерции припадает назад, сильно ударяясь плечом о дверной косяк ванной комнаты. Зашипев от острой боли, Стилински немо поднимает взгляд на Дерека, который, гневно стиснув зубы, тяжело вдыхает и выдыхает, пытаясь удержать слова.

- Убирайся.

- Дерек, что стряслось? Дай я помогу тебе, твоя рука еще… - Лепечет растерянный Стайлз, пытаясь протянуть руку, но Хейл, словно избегает липкого, обжигающего прикосновения, прижимаясь спиной к холодной стене.

- Выйди вон!

- Дерек, Дерек, спокойно, я понял. Твоя повязка, она вновь пропиталась кровью, подожди, не делай резких движений…

- Выйди, Стайлз, живо! Я сам, отойди от меня. Не трогай, - дыхание Хейла резко обрывается, он начинает делать вдохи все глубже, поверхностнее, зрачки становятся шире, а тело медленно покрывается испариной, от которой спина скользит по стене, а ноги едва удерживают стоящего без поддержки раненного зверя. – Это ненормально. Ты ненормальный… Выйди.

- Дерек, успо…

- Не зови меня! – Хейл сгибается от резкой боли пополам, опираясь в узкой ванной комнате на соседнюю стену, нависая над унитазом, едва удерживая на слабых ногах после долгого отсутствия активной ходьбы в процессе восстановления. – Ты ведь здесь только потому… потому что… Черт. Ты гей?

Стилински виновато и растерянно смотрит, ловит губами воздух, пытается что-то сказать, но на его лице сплошная мука, терзание и боль, не которую ему причиняют слова, а что творит его чувство с пытающимся убежать от опасности, от страха, от неизвестности зверем. Альфой, нет, Дереком.

- Дерек, это не имеет отношения… Правда, - Стайлз понимает, насколько плохо Хейлу, насколько он слаб, но ничего не может поделать, он делает шаг вперед. Еще один шаг, пытаясь ухватиться за руку раненного животного, глядя в его глаза, словно сквозь пелену. – Дерек, я не могу оставить тебя, я-я…

Хейл гневно вскидывает голову и резко прижимает Стилински к стене, давясь кашлем и сбитыми вдохами.

- Я не люблю тебя. Я не люблю тебя, слышишь? Почему ты все еще рядом со мной?!

Надорванный и сломленный крик. Стайлз коротко вдыхает через рот, растерянно глядя на Хейла перед собой, и молчит. Молчит, в страхе отпугнуть его, ранить, унизить, в страхе потерять возможность выразить свое глупое, иррациональное чувство… И он улыбается. Улыбается виновато и криво, чувствуя, что от слез щиплет глаза, которые не от горьких слов, а от чувства, что само по себе разрушает почву под ногами и отдаляет все сильнее их друг от друга. Если бы он только мог меня простить за это чувство…

Слабая полуухмылка стирается с губ под горячим, горячечным, надорванным и сбитым дыханием Дерека, который отталкивает парня от себя в проем, прижимаясь лбом к холодной стене.

- Стайлз, уйди.

Стилински пятится назад и опускает голову, натянуто и повинно улыбаясь, пряча руки за спину, выходя из ванны и прижимаясь к стене с другой стороны, так, чтобы Хейл его не видел. Он затылком до тупой боли ударяется об стену, хватается за голову и впивается пальцами в короткие волосы, медленно опускаясь на пол с глухим придыханием и той же кривой, болезненной улыбкой. Он слышит, как Альфа тихо просит его уйти, повторяет раз за разом, тихо, несвязно, настойчиво, но ноги Стилински не слушаются.

- Я не уйду, Дерек. Я не оставлю тебя. Я не могу уйти…

Горячий шепот пытливых, искусанных в волнении, губ, ранки на которых прижигает соль и желание уничтожить себя, но не чувство в себе, чтобы не погубить их обоих.

Ссылка на фикбук

Вопрос: почистить карму автору

1. +		9	(100%)
Всего:		9

@темы: волчанка, волчонок, фикбук, ficbook, teen wolf, teenwolf, sterek

---

Sherlock Parody - Olkahomo

Это просто пять
Фанаты Шерлока меня поймут)

@темы: видео, OMG, треш, осторожно, шерлок, sherlock, угар, youtube, дж. ватсон, содомия